Deja vu

«Очаровательные лесбиянки шагали слева, восхитительные пидоры — справа. Левые курили «Парламент» и нарочито басили. Правые жеманно смеялись. Маленькая девочка на трехколесном велосипеде сбила бабушку с медалью «За отвагу» и закричала радостно:
- Папа, папа, смотри — я сбила ехидную старушку.
- Так держать, доченька, - прогудел пивной бочкой папа и раздел плотоядно левым глазом вульгарную блондинку, шагающую навстречу, а правым отдрючил в подворотне застенчивую шатенку. Всех накрыла большая черная тень, быстрая, как летучая мышь. Женщина с полными руками торопилась снять белье, развешанное на балконе.
- Вот и осень пришла, - сказал седобровый дедушка на скамейке, - Вставать пора!
- Вставать пора! – одним духом вторили деду восхитительные пидоры и очаровательные лесбиянки.
- Вставать пора! – поднимаясь с асфальта и поправляя медальку на бордовом вельветом платье, укоризненно сказала старушка.
Все обернулись ко мне. Все - и папа с голосом пивной бочки, и отдрюченная им шатенка, и женщина с полными руками – все они обернулись ко мне. Дедушка поднял руки:
- На счет три. И раз, два, три!
Грянули хором:
- Вставать пора!
- Заткнитесь! Важное еще впереди! – кричу на них я и, затаившись, жду, не обращая внимания на их укоризненные взгляды.
Ждать и смотреть, что будет дальше – вот мое главное правило.
Женщина спрыгивает с балкона и с кошачьей грациозностью приземляется на все четыре конечности. Она садится на асфальт и засовывает свою полную руку себе в промежность, начинает отчаянно мастурбировать. Я вижу, что у нее лицо моей матери, и отворачиваюсь.
Ждать. Главное впереди.
Девочка подкатывает на велосипеде к папе, тот улыбается золотыми коронками, и расстегивает ширинку:
- Сделай папе хорошо, - просит он, ставшим вдруг обольстительным, голосом.
Я не могу закрыть глаза, можно только отвернуться от лица отца и раскрасневшегося вдруг лица сестры.
Всюду стоны и вздрагивающие тела.

Наконец-то я слышу свой сотовый. Он звонит настойчиво, долго и нудно, пока я не откидываю флип и не читаю на экране: «Напоминание: будильник». Утренний полумрак тянет обратно в постель, поэтому я сразу ухожу на кухню и закуриваю первую сигарету. Вторая будет после умывания, третья после чая, четвертая, когда я выйду на улицу.
Кровать пуста, а на окне красным маркером написано: «Какой же ты козел! Иди в жопу со своими дежа вю!». Ушла все-таки.
«Как познакомились, так и разошлись, - думаю я, - deja vu было мотивом все нашей любви».

- Молодой человек, передайте, пожалуйста, - сказала она и протянула деньги. Одной рукой она прижимала к себе черную сумочку и бумажный пакет.
- Один, - сказал я водителю, отдавая деньги.
Тот отсчитал сдачу, которую я вернул случайной попутчице городской маршрутки:
- Возьмите, девушка.
Она протянула свободную руку, я положил в раскрытую ладонь монетки. Так мы и застыли, почти касаясь руками. Замерла, рот ее был приоткрыт, как будто она хотела что-то сказать, но не могла выронить из себя слова.
- Это deja vu, - сказал я вместо нее.
- Да, - автоматом ответила она.
- Наша остановка, выходим.
Она вздрогнула, стряхивая с себя морок.
- Да, конечно.
- Как ты...
- Догадался?
- Да.
- У меня тоже deja vu было. Вот и сказал.
- Забавно. Может это судьба?
- Так и есть, - ответил я на полном серьезе и увидел, как она почти суеверно вздрогнула, а потом, словно стряхнув толстую и мохнатую гусеницу с плеча, улыбнулась:
- Ну, раз судьба, то может пойдем погуляем?

Курю, разглядывая сквозь надпись маркером на стекле дом напротив. Какая-то женщина с полными руками снимает белье на балконе. Закипает чайник, и я отворачиваюсь.
Вечером она еще была дома, а утром ее уже нет. Сбежала под покровом ночи, как принцесса из ненавистного замка злого отца. Ждал ли ее принц у ворот? Не важно. Ушла.
Я как-то теряюсь оттого, что утро началось в одиночестве и делаю все невпопад. Стараюсь себя успокоить привычными делами, но еще больше путаюсь – мажу на щетку крем для бритья вместо зубной пасты, сыплю в чай соль вместо сахара, зачем-то снимаю сырые носки с батареи в ванной и начинаю их аккуратно складывать.
Черт подери!
- Иди сама в жопу, дура недотраханная! – кричу во весь голос и вдруг навзрыд плачу.
Силы куда-то уходят, я опускаюсь на унитаз, роняя сырые носки на пол. Так я сижу долго. Час, а может полтора. Время незаметно, пусто. Слезы успели высохнуть. Казалось, ни одной мысли не проскочило в голове. Такое бывает, знаете, когда уставиться человек в одну точку и отключается, будто вилку из розетки выдернули резко.

- Ты часто помнишь свои сны? – спросил я у нее, когда мы лежали, насытившиеся друг другом, в постели. Незанавешенное окно бледным прямоугольником серело прямо перед нами. Ветки тополя, скрюченными пальцами, качались на ветру, и навевали какой-то мистический страх. Широко распахнутыми глазами я уставился на них, загипнотизированный их монотонным качанием. Она лежала у меня на плече и разглядывала тени веток, пляшущие на моем лице.
- Нет. Очень редко. Да и что там запомнишь, обычно фигня всякая сниться.
- Блин, это ведь треть жизни.
- Что?
- Мы спим треть всей нашей жизни. Неужели просто так?
- Нет, конечно. Отдыхает тело, мозг.
- Что-то не то.
- Да все то. Может, лучше о чем-нибудь другом поговорим?
- Погоди. У моей бабушки, помню, была жуткая бессонница и ничего – оставалась шустрой, правда, крыша немного потом поехала.
- Мне страшно, не надо на ночь жутью всякой пугать. Тут и так, - она замолкает, и я поворачиваюсь к ней:
- Что и так?
- Страшно. Окно такое, луна, ветки еще качаются. Знаешь, мне вот сейчас кажется, что мы с тобой одни остались на планете, а там они все умерли. Представляешь?
- Ага, завтра пойдем по безлюдным магазинам и наберем тебе всякой всячины – шубу норковую, кольца с громадными бриллиантами, а еще наберем кучу вкуснятины и закатим пир.
- Точно. А тебе возьмем длинное пальто, гангстерскую шляпу, и толстенную сигару, а еще классный виски, - засмеялась она.
По комнате скользнул свет фар.
- Не видать тебе шубы, по ходу они там все живы.
- Как минимум этот ночной водитель точно.
- Мне умертвить его, о, повелительница мира?
- Пожалуй нет - оставим его в живых. Должен же у нас быть личный шофер.
Она сладко зевает:
- По-моему мне пора в анабиоз.
- Да-да, малыш, спи, - и я поцеловал ее в закрытые веки, совсем тихонечко, еле-еле коснувшись нежной кожи губами:
- Спи. Пусть присниться что-нибудь хорошее-прехорошее.
- Ты, - уже в полусне сказала она, и я улыбнулся польщенный.

Я еще учился в школе, когда на мою бабушку навалилась бессонница. Она терзала ее каждую ночь, не давая сомкнуть глаз. Бабушка была женщиной истинно русской, деревенской. Потеряв мужа на войне, осталась с тремя дочерьми и маленьким сыном. Выходила всех, подняла на ноги. Гордо держала голову, независимо, за что называли ее в деревне Королевой. Помню, руки ее, с грубой от соли морской кожей, изрезанные рыболовецкими сетями, но очень ласковые, когда по голове меня маленького гладила. Особняком всегда жила. Власть ее, как кулацкую дочь, не очень жаловала, хоть и не было лучше в деревне бригадира, по уловам всегда первой ее бригада была. Деревенские тоже за свою не считали: «Ишь, как гусыня гордая, прямо ее Высочество Катерина вторая». Так одна с детьми и жила и знать никого не хотела. Гостей никогда в доме и не было. А потом, когда дети выросли, своими семьями обзавелись, да дом родной покинули, так и вовсе одна осталась жить.
Когда к ней пришла бессонница, бродила в ночнушке призраком по дому. Альбом с фотокарточками просматривала по нескольку раз, книгу какую-нибудь читала, а потом и просто за стол садилась и смотрела в темное окно до самого рассвета.
Мать моя все ее к себе жить звала, мол, лучше ведь будет – и под присмотром, и если вдруг случиться что, телефон в доме. Но та ни в какую – мне дома лучше, да и вам с бессонницей своей мешать не буду.
Я не знаю, отчего у нее сдвиг по фазе начался – может от бессонницы, а может от снотворных, которыми ее начали пичкать доктора. Вечером мы приходили с мамой к ней и приносили таблетки, заставляя выпивать их у нас на глазах, чтобы не выкидывала в помойное ведро. Она забывалась на два-три часа в измятой кровати, а потом просыпалась, резко открыв глаза, полные ужаса, чем пугала нас всех до чертиков.
- Старая я уже совсем стала, мне теперь спать нельзя, - говорила, - Страшно, вдруг не проснусь.
- Ну, что ты ерунду мелишь, - возмущалась мама, - наоборот спать надо, это полезно.
- Идите ужо до дому, - гнала нас, - Я потом досплю, попозже. Чаю вот только выпью и снова спать лягу.

Сотовый снова выдергивает меня в реальность. Я вздрагиваю и поднимаюсь, наконец, с унитаза, так и не уловив ни единой мысли, зато опустошенный полностью, будто слил в канализацию все эмоции и чувства.
- Але.
- В чем дело? Почему тебя до сих пор нет на рабочем месте?
- Я еще сплю, – отвечаю начальнику и прерываю разговор.
Телефон тут же звонит еще раз.
- Ты совсем охамел что ли?! – взрывается трубка, - Если через полчаса не явишься с внятной объяснительной – уволю!
- Знаешь что…
- Что? – опешивает начальник от неожиданности.
- Ты тоже иди в жопу, - бесцветно заканчиваю и отключаю телефон.

Бабушка полностью потеряла контроль над своим сознанием. Она не узнавала нас никого, называя совершенно другими именами. Часто рассказывала о каких-то других людях, что приходят к ней в гости.
- У тебя и раньше-то чужого человека в доме не увидишь, а теперь и подавно. Ну, кто к тебе приходил?
- Вот не надо врать. Не надо врать. У меня всегда гостей много было. Два мужчины были. Только тихо, - переходила на шепот бабушка, - Они злые какие-то. Долго спорили, а потом сказали - пойдут машину взрывать.
- Ну, хватит фантазировать, - устало говорила мама, - На всю деревню две машины и те еле ползают.
- Да-да, только никому не говори. Они могут вернуться.
Я пугался очень, когда она вдруг называла маму Шурочкой:
- Здравствуй, Шурочка.
- Да, не Шурочка я, а Наденька.
- Ну, какая же ты Наденька, ты – Шурочка.
- Наденька я, дочь твоя.
Бабушка кивала головой, будто соглашаясь: «Да-да».
Через несколько дней она узнавала маму и говорила ей:
- Знаешь, Надюша, ходит тут ко мне одна женщина – Шурочка. Все в дочери набивается.
- Да, это хожу к тебе. Я это была.
- Нет, ну что ты такое, говоришь. Тебя-то я знаю, а то другая женщина. То Шурочка.
А еще бабушка начала делать все дела наполовину, будто забывала, что хотела сделать. То заводила тесто на пирожки, да так и бросала. Чистила картошку, но не жарила. Словно ее заводили лишь на пол пружины, и ей не хватало завода, пружинного хода на все что она начинала.
Ее жизнь превратилась в полную неразбериху, сбилась комком шерстяных ниток так, что не распутать.

Мне надо услышать ее голос, неужели она бросит меня вот так, оставив всего лишь выплеснутую маркером злобу на стекле, не поговорив, не объяснившись. Я включаю сотовый, он тут же взрывается трелью. Она? Вряд ли. Если опять начальник, придется послать его уже гораздо дальше.
- Але.
- Слушай, дарагой…
- Да-да, я все понял. Я знаю. Но…
- Долг – дело чести, как говорят у нас. Ты порадуешь меня радостной вестью?
- У меня пока нет ничего, но я отдам. Ты же знаешь.
- Тут люди говорят, что тебя с работы уволили.
Черт, откуда он уже узнал. Какая сука стукнула. Начальник? Наверняка. Убью, пидора.
- Это мои проблемы.
- Слушай, сопляк, это стали уже мои проблемы.
- Знаешь, что. У меня есть одна идея.
- Я слушаю.
- Одевайся по-парадному и пойдем.
- Куда?
- Я лично своей дорогой, а ты можешь идти в жопу!
Я снова выключаю телефон. Сегодня это традиция. Пальцы мелко трясутся, когда я вытаскиваю сигарету. По-моему слишком много событий для одного утра. Даже с излишком, так щедрый «южный» продавец на рынке, забирая деньги, кидает еще один апельсин на чашу и стрелка сразу уползает за край. «От души подарок. Бери. Приходи еще» - улыбается он, обсчитав тебя на сумму большую, чем стоит этот даренный апельсин. Так и жизнь.

Мы собирались выходить на улицу, после первой ночи проведенной в моей квартире. Она провела рукой по листу бумаги, приклеенному скотчем на входной двери, и прочитала вслух:
- Помни, все это — всего лишь deja vu, - потом с интересом посмотрела на меня, - Что это значит?
- Это слова моей бабушки.
- А что это значит?
- Пока не разобрался. Это всего лишь ключ к разгадке, но не разгадка.
- В смысле? Разгадка чего?
- Всего, что происходит на этом свете. Всей жизни. Нашего существования в этом мире.
- У, как замахнулся, - с иронией сказала она.
- Так и есть, - обиделся я, - И не надо иронизировать по этому поводу.
- Ладно, я просто. А бабушка разве не объяснила ничего? – бесенята плясали в ее глазах.
- Она не успела.

Однажды мы пришли с мамой вечером к бабушке и очень удивились – она мирно спала в кровати.
- Наконец-то, - шепнула мама и ушла доделывать брошенные бабушкой дела, на которые у той так и не хватило пружины. Я остался сидеть рядом с кроватью и разглядывал лицо бабушки. Морщинистое, даже во сне лучистое как весеннее солнышко. Я пытался поймать в себе всю гамму чувств, что испытывал к ней. Среди всей любви, проглядывало зернышко стыда. Самого настоящего, глубокого, от которого щеки становятся пунцовыми. Стыда за то, что я никогда не знал ее по-настоящему, не спрашивал про ее жизнь. Какой она была, когда ходила, как и я в школу. Как она познакомилась с дедом? Я не спрашивал у нее ни разу совета, а ведь она прожила уже жизнь. Она столько повидала. Я дал себе слово, что как-нибудь сяду с ней и расспрошу все, задам столько вопросов. Просто поговорю с ней. Я улыбался, довольный принятым решением, таким правильным и хорошим.
Мама на кухне растапливала печь, негромко гремела посудой.
- Внучек, - шепотом сказала бабушка, и я вздрогнул от неожиданности.
- Что, бабуль? – тоже шепотом ответил я, будто мы два заговорщика.
- Запомни хорошенько, на всю жизнь.
- Что?
- Помни, все это, - она обвела глазами комнату, - все это — всего лишь deja vu.
Она тут же закрыла глаза и уснула.
Я сидел пораженный этим событием, мне почему-то стало страшно, я боялся пошевелиться, я смотрел на сомкнутые ресницы бабушки и сидел неподвижно. Что это было? Еще один приступ безумия, что навалилось на старую женщину, или та мудрость, которую я мечтал услышать от нее буквально за мгновения до этого.
Вдруг ее глаза широко раскрылись, она громко сказала:
- Ну вот и все, - и умерла.

Я же собирался ей позвонить. Проклятый телефон, замкнул сегодня все ниточки проводов моей жизни. Пусть запутанных, где-то оборванных, но все же моих проводов. Пора разобраться в этой путанице окончательно:
- Да? – отвечают на том конце.
- Могу я услышать Александру?
- Ее нет.
- Я знаю, что она есть. Позовите, пожалуйста, ее к телефону. Мне очень надо. Это важно. Поймите, очень важно.
- Ее нет, и больше сюда не звоните.
Ну вот, утренняя традиция нарушена – на этот раз трубку бросил не я.

Ссориться мы начали, когда я нащупал путь к полной разгадке.
- Пойми, тебя тянут в секту! Ты как дурак с этими deja vu! Сошел с ума, как твоя чертова бабка.
- Милая, послушай, этот человек мне поможет все понять.
- Сегодня ты дал немного денег, завтра ты уже будешь влезать в долги, чтобы платить. Ты потеряешь все.
- Я все найду. Деньги всего лишь пыль.
- Ты себя послушай со стороны, что ты несешь! Ты что никогда не читал про секты? Это же типичный развод. Они нащупали твою струнку, твой личный бзик и играют на нем.
- Ты не понимаешь.
- Это ты не понимаешь! Ты, - заплакала она, обессилено сев на кровать.
- Родная, ну не плачь. Давай, я посмотрю, что там и как и, если это все обман, лоховской развод, то я уйду. Хорошо?
Она всхлипывает, слезы текут по щекам.
- Хорошо? Посмотрю, послушаю, что скажут, а потом уйду. Хорошо?
Она просто кивнула, легла, отвернулась к стенке и пролежала весь вечер спиной ко мне.

Я курю, на улице начинает моросить мелкий дождик. Плачет погода. Грустит, щемит мне сердце.
- Вот и осень пришла, - говорю вслух, - Вставать пора.
Пепел, забытый на кончике сигареты, срывается и падает на пол. За мной, огоньком, тоже падает пепел прошлого. Сам я ползу дальше, оставляя за спиной лишь сухой, мертвый пепел.
Я смотрю во двор. Около моей машины стоят двое: один, оглядывает воровато двор, второй возиться с зеркалом.
Суки, совсем обнаглели, уже днем машину раздевают. Повадились. Залажу на стул, высовываюсь в форточку:
- Эй вы, пидоры, охерели что ли! Отвалите от машины!
Парни испуганно вздрагивают и торопливо убегают. Хоть пугливые, другие может еще бы и дело свое доделали – пока во двор спустишься.
Что за день сегодня такой! Уж не тринадцатое ли? Смотрю на календарь – всего лишь седьмое.

Вчера я пришел домой на подъеме, она варила суп, такая домашняя в халате. Волосы собраны в хвостик на затылке. Я подошел сзади, обнял и поцеловал в обнажившуюся шею:
- Знаешь, Учитель сегодня рассказывал мне правила.
- Мне не интересно.
- Только послушай. Ждать и смотреть, что будет дальше! Запомни все, что увидел и жди!
- И это все?
- Ну да, но это не главное.
- Где ты взял деньги?
- Не важно.
- Постой, как это не важно. Мы живем с тобой вместе.
- Я занял, - жуткое чувство вины охватывает меня.
- Господи, как я устала! Как я устала от этой дури!
- Не начинай, скоро все закончиться. Сегодня я все пойму, и все встанет на места.
- Да-да, конечно. Скоро все закончиться, я знаю.

Вот все и закончилось. Она решила сделать это так. Встать рано утром и уйти. Но ведь в действительности – все закончилось. Сегодня ночью все решилось – я все понял. Надо найти ее и все объяснить. Сказать:
- Сашенька, милая, все кончилось. Я разобрался. Сейчас я тебе все расскажу, ты просто выслушаешь и сама решишь – вернуться ко мне или нет.
Точно, так я и сделаю. Я быстро одеваюсь и кубарем скатываюсь по лестнице. Она дома, наверняка сидит, обняв колени руками, и отключившись от всего, смотрит в точку на стене. Сейчас, Сашенька, Шурочка моя, я тебе все расскажу. Посиди еще чуть-чуть, я быстро приеду.
Я сажусь в машину, завожу, потом смотрю в зеркало. На нем черным маркером написано: «Прощай, сопляк!».
И меня вместе с машиной разносит взрывом на куски.

Я вздрагиваю. Женщина с полными руками, издав крик, улыбается сладострастно:
- Господи, как хорошо!
Он вытаскивает руку из промежности. Почти по локоть она измазана кровью. Женщина распахивает халат - на молочном вислом животе длинные растяжки, оставшиеся после родов, груди висят дряблыми мешочками, бедра тоже измазаны кровью.
- Сыночек, посмотри, я уже готова – иди же ко мне.
Женщина с лицом моей матери заваливается спиной на асфальт и с вульгарностью проститутки раздвигает ноги:
- Иди же скорее, забудь со мною все печали.
Помнить и ждать – мое второе правило. Я отворачиваюсь. Ко мне подкатывает на велосипеде девочка:
- Ну, хочешь - я сделаю тебе хорошо?
На волосах у нее вязкая белая жидкость, она улыбается мне:
- Братик, я тебя люблю.
- Я тебя тоже, малышка. Катись себе дальше.
Помнить все. Ждать. Помнить все. Ждать.
Мужчина с пивным глубоким голосом выдергивает из брюк ремень, оскаливает золотые коронки:
- А ну-ка, блядёныш, иди сюда. Я тебе-то дурь из головы быстро выбью. Я тебе, блядь, покажу, как мать не слушаться.
Я разворачиваюсь и бегу, но тело плохо слушается меня. Оно вязнет в воздухе, ставшем вдруг плотным и липким. Я продираюсь сквозь толпу лесбиянок и пидоров, они цепляют меня длинными крючковатыми пальцами, от этих узловатых пальцев везде пляшут тени, небо вдруг темнеет. Толпа шелестит вкрадчиво: «Забудь! Забудь! Послушай родителей!».
Дедушка откидывает клюку в сторону и, упав на четвереньки, поднимает лицо к небу и воет по-волчьи, слюна капает с огромных клыков. Он, взрывая асфальт стальными когтями на лапах, срывается с места и бежит прямо на меня.
Господи, я сейчас обосрусь от страха! Нет, нет. Помни! Жди!
Наконец-то я слышу свой сотовый. Он звонит настойчиво, долго и нудно, пока я не откидываю флип и не читаю на экране: «Напоминание: будильник». Я встаю, смотрю на пустую кровать, потом разбиваю сотовый о стенку, беру ацетон, вату и иду стирать надпись маркером на стекле».

- То есть вы хотите сказать, что все это был сон? - спрашивает Дейв у рассказчика.
- Вся наша жизнь – сон, - отвечает тот.
- Не совсем понимаю.
- Все эти deja vu – это всего лишь отголоски, что всплывают вдруг на поверхность. Отголоски сна. Мы не проживаем свою жизнь сами. Вся жизнь – это всего лишь программа, заложенная нам во время сна.
- Кем заложенная?
Рассказчик многозначительно поднимает глаза вверх:
- Кем-то сверху. Я не знаю.
- Бог?
- Ну, пусть будет так, если вам так легче.
- Как-то все сложно.
- Ничего сложного. Смотрите, - парень протягивает лист бумаги Дейву. Тот читает:


«Менделеев увидел таблицу химических элементов во сне. Чудесное открытие, не правда ли?
Немецкий химик Кекуле разгадал во сне молекулярную структуру бензола, увидев ее в образе огненной змеи, кусающей себя за хвост.
Поэма «Кубла-хан» приснилась английскому поэту Сэмюэлу Колриджу, когда он заснул во дворце Кубла-хана. За пять веков до сна Колриджа дворец был построен по плану, увиденному во сне тогдашним императором.
Информация, полученная во сне, позволила профессору Пенсельванского университета Герману В. Гилпрехту расшифровать ассирийские клинописные тексты, найденные в руинах вавилонского храма.

Думаете, чудеса, да и только? Вовсе нет.
Зачем человек проводит треть своей жизни во сне? Чтобы прожить оставшиеся две трети по распорядку, заложенному в эту треть!
Вы недовольны своей жизнью? Вам кажется, что сама судьба против вас? Что ничего не изменить? Так и есть! За вас все решено! Ваш день приснился вам ночью! Вам осталось только механически его повторить!
Радость и горе, любовь и ненависть – это не ваше! Это приснилось!

Робеспьер увидел во сне свою гибель, а потом был казнен.

Вам сниться собственная старость, и вы стареете!
Однажды вам присниться ваша собственная смерть, и вы умрете!
Ваша жизнь – всего лишь сон, проживаемый наяву!
Хотите жить вечно? Мы вам поможем!»

Дейв с усмешкой смотрит на рассказчика:
- Вы увидели во сне, как вас взрывают и поэтому избежали смерти? Типа вы бессмертный?
- Да. Я, мой Учитель, и еще несколько людей, которые запомнили главные правила. Захочешь – приходи. Ты знаешь, как нас найти.
- Постой, а как же сны, которые я помню?
- Обычно это фигня. Мишура, за которой от тебя скрывают главное. Всего лишь искусная обманка.

«Странный какой-то парень. Да уж, развелось сектантов. Ищите и обретете. Вечная жизнь есть! Аллилуя! – думает Дейв, лежа в кровати, - Ха! Смех, да и только. Но в чем не откажешь, рассказывает хорошо. Наверное, историк какой-нибудь. Ладно, Бог с ним!».
Дейв смотрит сквозь стеклянный потолок, как ночной звездолет увозит очередную партию туристов на Землю, голубым шаром распластавшуюся на весь горизонт, потом сладко зевает и засыпает.

Мне понравилось, сначала по-привычке отслеживал ошибки, но потом увлекся и просто читал, пытаясь угадать, что будет дальше. Когда уже принимал для себя это придуманное продолжение, сюжет делал коленце, и я снова начинал угадывать. Критик из меня никудышный, я только могу посоветовать проверять глаголы на -тся и -ться, у тебя с ними всегда нелады. Напомню школьное правило: если глагол отвечает на вопрос "что делает?", то мягкий знак не пишется, а если "что делать?" то наоборот. Возможно меня поправят, но мне помогает именно такой расклад.

и вот - "ищите и обрящете" так правильнее.

Stasishe Ну, со школы борюсь с этими "-ться". И вопросы эти помню, да вот только, когда пишешь, то каждый раз вопросы эти про себя повторять просто не получается - мысль тогда сбивается. =))
Н-да, грамотности еще учиться и учиться. =) Ведь вычитывал...
Сначала написал обрящете, а потом перебил почему-то. Типа так грамотней. =)))
Спасибо за отзыв.

вот только в печать его не возьмут, по цензурным сображениям
и еще - мне кажется, что институт в Пенсильвании находится. Долго боролся с собой, убеждая, что "а может так и должно быть?", но потом отбросил сомнения - Пенсильвания есть, а остальное, когда откроют, тогда пусть и пишут!
Спасибо за отзыв.
я как эхо - отзываюсь быстро и неоднократно

Stasishe А его в печать никто и предлагать не будет =)))
Нехай в Пенсильвании... потом отредактирую =)

Значит помогли советы?

Super Bubba =) ну... хотя скорее просто уже созрел...

Super Bubba Получилось хоть?

Получилось

Stasishe Круть. Я вот ни одну не заметил, даже если ошибки в тексте и были. Потому, что пока читал просто не думал больше ни о чем, а сами они на меня из текста не бросались.
Януш Ну... Вот. Короче, что-то получилось. Наверное :)

Zloy Goblin :lol: А что там получилось хер его знает... Не то сына, не то дочь... =))

Януш, не прибедняйся, очень хорошо получилось, прав ты - и начало и концовка есть, причем именно как я люблю - совершенно неожиданные. Пара абзацев мне показалась намеком на "Матрицу", но ты счастливо избежал этого

сложно. жестко.
но - это ты. у тебя получилось.

Яну-у-у-уш, Яну-у-у-у-уш
пора, мой друг, пора... пора выходить тебе за пределы джорналс

распечатал, вечером утащу в берлогу читать - некогда сейчас :)

10-ть по 5-ти бальной.
Жестко и интересно!

Stasishe Больше всего боялся сравнений с Матрицей =)))

tress Кать, от тебя вдвойне приятно. =))

mamMock Здесь вольготно. =)) Да и не с чем пока выходить. Посижу как Asderg в берлоге пока. =)) Почитаю чего-нить...

Asderg В спяку не западай только =))

cons Слово "жестко" мне особенно приятно =)))

Всем спасибо большое за подкинутые вовремя дровишки. =)

интересно, очень даже интересно :yes:

правда иногда части кажутся несколько ершистыми, плохо цепляющимися друг за друга. Но это я понял, только когда на бумаге читал (конечно, отлистывая назад, и временами убегая вперед).
а в концовке, ИМХО, немного не дотянул до уровня всего предшествующего. "имхо" выделено большим жирным шрифтом

Очень понравилось :)

зы. не заснул :tease:

Asderg Уф, я ждал, когда про концовку скажут... с твоим ИМХО согласен. Сам чувствовал. Торопился дописать... =))

Януш Торопился дописать... =))
пока мысль?