Ангелочки бесстыже стояли на витрине.
- Почем у вас вон те ангелы?
- По пятьдесят.
- Дешево нынче божественное стоит, - я усмехнулся и полез в карман за бумажником.
- Будете брать?
- Ну, подарок тут сделать надо.
Продавщица полезла в витрину:
- Вам какого?
- А?
- Кого вам?
- Да без разницы. Они же все по пятьдесят?
- Да.
- Любого.
Расплатился, положил маленькую статуэтку ангела в карман куртки и торопливо, словно стыдясь своего поступка, ушел.
На улице во все горло щебетали птицы. После морозных и серых, словно подернутых пеплом, дней их говор казался таким весенним. Резкий и солнечный, как на фотографии, день пах весной, хотя до нее еще было далеко. Просто маленькая оттепель посреди зимы пыталась обмануть и людей, и птиц. Первые щурились от света, вторые, пригретые его теплом, расщебетались.
Я взбежал на крыльцо здания, в котором работал. Закурил. Сунув руку в карман, наткнулся пальцами на статуэтку, зажал ее кулак, словно заручался поддержкой.
Месяца два назад я также стоял на крыльце с сигаретой. Было утро, оставалось каких-то десять минут до рабочего дня, и я курил перед тем, как войти в здание и подняться на свой этаж. Это было вроде привычки – покурить перед работой. А еще мне нравилось смотреть на спешащих людей, они торопливо входили в здание, не обращая на меня особого внимания. Казалось, что их где-то в другом конце улицы заряжали в огромную рогатку и запуливали на работу, и они, не теряя скорости, влетали в здание. Я выбирал взглядом прохожего и смотрел на него до тех пор, пока тот не входил в здание. Некоторых уже знал в лицо, иногда даже возникало желание кивнуть им головой, словно старым знакомым. Я проводил до двери взглядом одну пожилую даму, и снова повернулся к подходящим, увидел, что мне в глаза смотрит девушка. Она приветливо улыбнулась, и мое лицо само собой расплылось в улыбке. До этого видел то ее всего раз, мельком. Девушка была красива, и мне вдруг стало радостно, потом я смутился и торопливо отвел глаза. Когда он исчезла в пасти дверей бизнес-центра, я опомнился, глянул на часы, запоминая во сколько увидел ее. Теперь я каждый день старался быть в это время на крыльце, курил, поглядывая на часы, но все никак не мог снова ее встретить. Улыбка, брошенная мне, рождала в сердце смутные надежды, чаяния на безумную и стремительную как горная река любовь. Я постоянно жалел, что не бросился в тот день сразу за девушкой, не познакомился с ней. Каждое утро в ожидании встречи я сначала ругал себя последними словами за нерасторопность, нерешительность, потом утешался тем, что снова ее встречу, и тогда уже точно познакомлюсь.
Вчера под конец рабочего дня я возвращался после встречи с клиентом обратно в свой офис. В вестибюле снова увидел ту девушку, она торопливо шла к выходу. Увидела меня, улыбнулась:
- Привет.
На ходу. Словно сто лет меня уже знает. Она уже почти прошла мимо, как я ухватил ее за руку:
- Погоди.
- Я тороплюсь.
Из головы вылетели все заготовки, и я бухнул, как-то резко, будто даже сердито:
- Как тебя зовут?
- Ты не узнал?
Лицо было знакомо, но казалось, что знакомо оно оттого, что почти каждый день я вспоминал его, поднимал в памяти и выискивал среди потока прохожих:
- Ну…
- Я работала на Ленинградской, 15. Продавцом.
- А! – протянул я, вспоминая ее.
- Оля, - напомнила она, - А тебя, кажется, Женя зовут?
- Андрей.
- Извини, я спешу.
- Постой, мне поговорить с тобой надо.
- Еще увидимся. Ты же здесь работаешь?
- Да, на 11 этаже. Когда?
Она оглянулась на дверь. Нас задевали выходящие люди. Я никого не замечал, смотрел только в ее лицо.
- Ну, не знаю. Увидимся. Я ведь тоже здесь работаю. Извини, меня ждут.
Мне не хотелось снова упускать шанс:
- Давай завтра.
- Ну, хорошо. На обеде. У вас с часу?
- Да.
- Тогда завтра.
- Во сколько точно?
- В час. Все, пока.
Она быстро вышла в дверь.
Я как-то вдруг успокоился. В груди потеплело. Перед глазами стояло ее лицо: аккуратно подведенные помадой губы, крупные, ровные зубы, улыбка. Я попытался вспомнить ее куртку, шапку, но так и не смог. Запомнилось только лицо. Словно фотография крупным планом.
До часу дня оставалось всего ничего. Я зажимал статуэтку в кулаке. Ладонь вспотела. Я волновался и робел, словно мальчишка. Пытался и не мог себе представить, о чем скажу, когда мы встретимся. Встанем друг перед другом как дураки, замолчу, буду нервно шутить и сам же похохатывать, пытаясь разрядится. Фу, как представил, самому от себя противно стало. Я жадно затянулся, чувствуя уже, что вкус табака тоже стал противен.
Я вошел в холл бизнес-центра, встал в сторонке и стал ждать. Времени уже начало второго, из лифтов выходят люди. Суетливо и будто совсем бестолково идут к выходу. Минуты тянутся и тянутся, проклятая резина. Стоит вот так встать и ждать девушку, как сразу начинает казаться, что все смотрят на себя и думают: «Что девушку ждешь? Ну, жди-жди», а потом ехидно улыбаются. А ведь на самом деле им вообще на меня плевать с тринадцатого этажа.
Когда стрелка строгих офисных часов сползла за пятнадцать минут, я понял, что похоже все волнения и ожидания были напрасны. Хотелось разозлится на девушку, но почему-то вдруг стало пусто внутри. Было только жутко жалко себя.
Во мне что-то отключили, или, наоборот, забыли что-то включить, но остаток дня я провел так, словно передо мной крутили гнусный и глупый фильм, который я был просто вынужден смотреть, не смея уйти. Подходили коллеги, что-то спрашивали, брали, приносили, кто-то звонил мне, куда-то звонил я сам.
Была пятница, завтра 14 февраля. День Святого Валентина. С утра я думал, что встречусь с Олей, и вдруг, нет, не вдруг, а вполне закономерно, завтра мы снова встретимся и пойдем гулять по городу, зайдем в кино. Мы будем сидеть рядом, я буду поворачиваться и смотреть на ее профиль, а она, почувствовав взгляд, будет поворачиваться и улыбаться мне. Я думал, что сегодня на прощанье подарю ей маленького ангелочка. Смущаясь своего поступка, подарю, и она обрадуется неожиданному подарку. Черт, казалось, сама судьба свела нас к встрече в День всех влюбленных. Но день катится к завершению, и все пошло не так, как мечталось. Впрочем, оно всегда так.
В кабинет заглянул Серега, погодка мой из соседнего отдела:
- Чего сидишь, куксишься?
- А?
- Чего один сидишь? Пойдем к нам, мы там собрались немного накатить.
- Не, не хочу. Я домой уже, - я начал вставать из-за стола.
- Какой домой. Разговорчики в строю! Завтра что у нас?
- Суббота.
- Вот балда. День всех, - и он замолчал, ожидая, что я завершу за него фразу.
Я так и сделал:
- Влюбленных
- Вот именно. Праздник как-никак, да еще и пятница сегодня. Тринадцатое.
- Точно.
- А за пятницу тринадцатое грех не выпить. Ну и за влюбленных вкепать не грех.
Я вымученно улыбнулся. Серега ухватил меня за рукав и потянул:
- Пойдем, пойдем.
Выпивали шумно, подхватывали пальцами нарезанную канцелярскими резаками колбасу, запивали апельсиновым соком и говорили о работе. Водка шла в меня просто, я хмелел.
На улицу вышли вместе с Серегой.
- Покурим и по домам, - предложил я.
- Может еще по пивку? Заполируемся, так сказать.
- Ну, давай, - мне стало уже равнодушно, чем закончится этот день.
Ледяное пиво не шло в горло, но мы пили, зябко поеживаясь. Разговор как-то не вязался.
- Чего смурной такой? – спросил Серега.
- Да так.
- Как?
- Да надоело как-то все.
- А-а-а.
Помолчали.
- Ну, давай что ли, - сказал Серега, - Домой пойду, а то Настя наверное уже волнуется.
- Давай.
Серега ушел, я остался один на один с недопитой бутылкой стылого пива. В какой-то момент мне показалось, что мне совсем некуда идти. Абсолютно. Можно пойти в любую сторону, без разницы. Иногда это чувство мне нравилось, а тут — нет.
Как-то нехотя я поехал домой. В автобусе было тускло, люди сидели либо с пустыми, либо с пьяными лицами. Я один из них.
Когда вышел на своей остановке, понял, что домой идти неохота. Побрел в бар.
- О, привет, - сказала бармен Лена, увидев меня, - Давно тебя не было.
Она профессионально улыбнулась.
- Недавно вроде был. Может не в вашу смену?
- Может быть. Что будешь?
Я заказал пива и фисташки.
В баре было совсем тихо, только в углу шептались над кружками с пивом три парня.
Я полез в карман за зажигалкой и наткнулся пальцами на статуэтку. Достал, повертел разглядывая. Розовощекий малыш, с маленькими крылышками прижимал руки к груди.
- Лен, это вам. В честь праздника.
- Ой, спасибо. Какая прелесть.
Она поставила ангелочка на полку бара, как раз между бутылками коньяка и водки. Да, черт подери, ему там самое место. Предатель.
Парни расплатились и ушли.
К стойке пришла официантка. Вышла откуда из глубин бара повариха. Мы вчетвером уселись за стойкой.
- Выпьешь с нами? – спросила Лена, - Мы тут решили праздник отметить.
- А бар?
- А мы закрываемся уже.
Сегодня мне как-то везет попадать на чужие праздники. Мне дали еще бокал пива, а себе они наделали коктейлей. У меня все уже плыло пред глазами. Девчонки болтали о работе. Какие-то недостачи, чеки, закупки. Я просто пил, периодически улыбаясь то одной, то другой. Меня же пригласили выпить, а не бревном тут сидеть, поэтому я кивал и улыбался. Они прикончили по два коктейля, потом вогнали в себя еще по рюмахе водки:
- Ну что, на дискотеку? – переглянулись.
Лена повернулась ко мне:
- Ты как? С нами?
- Поехали, - мотнул головой.
В одном фильме, два чувака таскались с трупом на виду у людей, которые думали, что труп на самом деле живой человек, просто подвыпивший малость. Мне вдруг показалось, что этот труп я. Сегодня меня весь день таскают, куда хотят, и даже сил нет отказаться.
На дискотеке что-то хрипело, свистело и бумкало из динамиков. Кругом одни пьяные люди. Пятница. Такое впечатление, что люди всю неделю только и делают, что терпят до пятницы. Сидят на своих работах, на календарь поглядывают – эх, когда уже пятница. Так всю жизнь и свели к ожиданию конца недели.
Я уселся за стойку бара. Отвернулся спиной к танцполу, пускай они там кочаврыжаться, я вон лучше бутылки поразглядываю. Снаряды пятничных баталий. Бармен – немолодая уже женщина. Хотя может всего лишь так выглядит. Попробуй-ка ночь на пьяных пялится, да подливать им в бокалы. Почти напротив меня сидит молодой китаец, наверное, сын владельца ночного клуба. Трезвый, сука. Деньги считает.
- Слышь, про дзен знаешь чего? Или как там он у вас. Чань?
Китаец посмотрел на меня внимательно, вежливо помотал головой:
- Не понимай. Русский не понимай.
- Ну, чань-буддизм?
Мотает головой:
- Русский не понимай.
- Как русский деньги считать, так понимай, - зло передразнил я его, - Дай, меню.
Китаец позвал рукой бармена.
- Дайте мне меню, - повторил я женщине.
Принесла папочку какую-то. Я раскрыл ее на странице с коктейлями. Буквы плыли перед глазами, я ткнул пальцем наугад.
- Этот.
Бармен намешала из разных бутылок, добавила сока и поставила передо мной полный бокал. Я отпил, коктейль получился какой-то поганый и горький.
Китаец не смотрел на меня, записывал что-то в блокнот ручкой. Иероглифы свои нашкрябывал, только ручка мелькала.
- Слышь?
Он посмотрел на меня. Говорить вообще не хотелось. Я показал ему жестами, мол, дай бумагу и ручку. Тот с раздражением смотрел мне в глаза. Я тоже в него вперился. Почувствовал, как сжались зубы в злобе.
Китаец отвел взгляд, оторвал из блокнота листок и протянул мне вместе с ручкой. Я старательно примерился, начал писать. Буквы вышли большие и кривые. Словно танцевали вместе с молодежью под музыку.
Я перечитал написанное:
«Коктейль – говно полное! Добавьте сок!».
Нормально. Коротко и понятно. Протянул записку бармену. Та, прочитала, поморщилась, но сок в бокал добавила. Лучше от этого коктейль не стал.
Рядом со мной присела девушка. Дерзкая какая-то. Волосы стянуты резинкой в хвост. Я смотрел на нее, она повернулась ко мне:
- Что?
Я поморщился, мол, ничего – просто.
Зазвучала медленная музыка.
- Пойдем?! – сказал девушка.
Я пожал неопределенно плечами.
- Дай, - показала пальцем на мой бокал.
Я продвинул ей по стойке коктейль. Она отхлебнула, скривилась:
- Дерьмо.
- Ну.
- С текилой?
- Не знаю, наугад брал.
Прошли на площадку, девушка прижалась ко мне как родная:
- Как зовут?
- Что?
- Зовут тебя как?
- Андрей.
Помолчали.
- А тебя?
- Маша.
- Хорошее имя.
- Знаю.
Задел кого-то локтем.
- Ты с кем здесь?
- С девчонками знакомыми. Бармены из одного бара.
- В смысле?
- Да, бар рядом с домом. Бываю часто, знакомы вот.
- А.
Домялись до конца песни. Кивнул ей и снова к стойке ушел. Коктейль ждал меня не прежнем месте. Вкус его так и не изменился. Маша снова села рядом:
- Угостишь?
- Ну. Что будешь?
- Водку с тоником.
Заказал. Выпила со вкусом. Ушла снова танцевать. Я завис над своим бокалом. Голова была пуста, пуста тяжелой пустотой, от которой свисает на грудь. Утро, день уже казались такими далекими, словно старый фильм, который смотрел еще в детстве. Будто не моими были это утро и этот день.
Маша подошла ко мне:
- Мы уезжаем. Ты как?
- Тоже.
Она была с какой-то подружкой, я ее не разглядывал. И не вспомню потом, силуэт какой-то был, да сплыл потом.
- Тебе куда? – спросила Маша у меня на улице. Без шума музыки голос ее оказался резким и властным. Я назвал адрес.
- В одну сторону.
Втроем подошли к такси, Маша постучала согнутым пальцем в стекло.
- Дяденька, за сколько отвезете, - сказала водителю с издевкой. Как лакею.
- Куда?
Она четко и властно назвала маршрут.
- Двести, - ответил водитель.
- Сто пятьдесят.
- Поехали.
Сначала высадили подружку. Подъехали к дому Маши. Я спросил:
- Может ко мне?
Помолчала немного, посмотрела на меня, поджав губы.
- Ну? – повторил я.
- Ладно.
Привел ее в квартиру.
- Я хочу есть, - сказала она, по-хозяйски прошла к холодильнику, - Что тут у нас? Так, колбаса. Пойдет. Сыр. Старый?
- Ну.
- Выкинуть, - протянула мне черствый кусок сыра, - Это тоже.
Она подала мне банку с заплесневевшей икрой, заглянула в сковородку.
- Давно стоит?
- Нет, вчера готовил.
- Сам?
- Да.
Качнула головой, будто удивилась.
- Так, что тут еще? Оливки. Пойдет.
Ела она быстро, отточено. Я смотрел на нее.
- Ешь, - сказала она.
- Не хочу.
Доела, быстро убрала со стола, помыла посуду. Я курил.
- Кем работаешь? – спросила.
- Да так. Типа начальника. А ты?
- Тоже. Коммерческий директор.
- Ты?
- А что непохожа?
- Думал, учишься еще.
- Я не стала. Неинтересно.
- Сколько тебе лет? – с интересом посмотрел я на нее.
- Двадцать один.
- Хм, - неопределенно потянул я в ответ.
- А тебе?
- Двадцать шесть.
- Стели постель, - сказала она, - Есть футболка?
- Да, - я порылся в шкафу, доставая футболку.
- С девушкой живешь?
- Один.
- А вещи чьи?
- Мы разошлись. Вещи пока остались. Потом заберет.
- Давно?
- С полгода уже.
- Ясно.
Я начал стелить постель.
- Смени белье, - приказала она, - Я не хочу спать на этом.
- Оно чистое, - ответил я резко.
Мы с ней словно боролись в том, кто из нас будет начальником сегодня. Она пыталась командовать, я с показным равнодушием шел наперекор.
Она повернулась ко мне спиной, сняла блузку, брюки, осталась в одних черных, узеньких трусиках. Спина у нее была худой и хрупкой.
- Хорошая фигура? – спросила у меня, натягивая на себя футболку.
- Да.
- Знаю. Запомни, я не сплю сразу с незнакомыми мужчинами.
- Я и не собираюсь спать с тобой.
- Может, отдельно ляжешь?
- Нет. Негде.
- Ладно. Будешь приставать – ляжешь на пол.
- Хорошо.
Я разделся, она увидела у меня на шее веревочку с клыками.
- Что это за клыки?
- Да так.
- Что значат?
- Да так, - промямлил я, - Вроде протеста против христианства.
- В смысле?
- Ну, мне язычество ближе. А христиане устроили террор. Куда не кинься везде это христианство. Прилизанные, аккуратненькие. Тьфу.
- И что?
- В язычестве боги лучше. Они какие-то настоящие что ли. Вроде людей. Нету идеально хороших или идеально плохих. У каждого свои слабости и достоинства. Мне кажется это честно.
- Бред какой-то.
- Ладно, не важно.
Я выключил свет и лег к ней в постель. Обнял.
- Убери руку.
- Да, ладно. Будет тебе. Так удобней.
Начал гладить. Она молчала. Я приподнялся на локте, целовал шею. Потом задрал футболку и принялся за грудь. Маша обхватила меня рукой за шею. Зашептала:
- Сними клыки.
- Зачем?
- Не могу с ними.
- Да брось.
- Сними.
- Не буду.
Она оттолкнула меня.
- Сними.
- Нет.
- Тогда все.
Я запустил руку ей между ног. Грубо схватил. Она задрожала и сдалась. Уснули потом незаметно.
Утром я проснулась, оттого, что кто-то ворочался в постели. Я открыл глаза, Маша смотрела мне в лицо:
- Думаешь, наверное, что это за девица в постели?
- Нет, я помню.
- Как меня зовут?
- Маша.
- Ты смотри.
Во рту сухо, голова раскалывается от боли. Хочется зарыться в постели, в подушках, но сначала напиться. Маша с потайной издевкой говорит:
- Похмелье?
- Ну.
Я приношу из холодильника колу, она пьет первая, потом я. Я снова ложусь в постель. Зарываюсь лицом в подушку. Мне почему-то не стыдно, хотя вечером я думал, что с утра будет тяжело просыпаться с незнакомой девушкой. Я вспоминаю Олю, опять вспоминается только лицо.
- И часто ты так? – спрашивает вдруг Маша.
- Как?
- С девушками.
- Нет, месяца три уже никого не было.
- У меня тоже. Странно, да?
- Что странно?
- Чтобы у девушки с таким интеллектом и такой фигурой три месяца не было парня.
Я пожимаю плечами:
- Почему же? Всякое бывает.
Маша запускает пальцы мне в волосы. Мы молчим, она неторопливо играет с моими волосами.
- Красивый цвет.
Меня это удивляет — обычные темные волосы. Маша с утра не такая, как вчера вечером. Она расслаблена, и кажется даже нежной. Будто пригрелась на солнце.
- Жалеешь?
- Нет, - отвечаю я честно.
- Ты - чудный.
День ползет за окном, мы валяемся в постели. Говорить особо не о чем, поэтому мы иногда обмениваемся ничего не значащими фразами.
- С праздником тебя, кстати — говорит вдруг она.
- Точно. Тебя тоже.
Мы обмениваемся поздравлениями с праздником, к которому не имеем никакого отношения. Это кажется на мгновение странным мне, а потом вдруг – а почему бы и нет.
- Кофе будешь? – спрашиваю я, выползая из кровати.
- Я не пью кофе.
- Настоящий. Я сварю.
- Да? – она удивляется.
Я ухожу на кухню варить кофе, Маша приходит следом. Смотрит, как я вожусь с туркой. Я что-то пытаюсь рассказать о кофе, она прерывает меня:
- Мне это неинтересно.
Я вдруг злюсь. Мне хочется остаться одному. Я так к этому уже привык. Когда мы пьем кофе, Маша говорит:
- Ничего так.
Еще бы.
Она снова в постели, а мне хочется заняться своими делами, почувствовать себя вдруг необязанным. Я пытаюсь читать, но с трудом понимаю, о чем читаю.
- Я хочу помыться, - заявляет Маша.
- Мойся, я дам полотенце.
- Я хочу, чтобы ты меня помыл, - капризничает она.
- Я не буду этого делать.
- Почему?
- Не буду и все.
- Помой меня.
- Иди, да мойся.
- Это так трудно?
- Нет.
- Так в чем же дело?
- Я не хочу трахаться в ванной. Это беспонтово.
Она встает:
- Дай полотенце.
Она шумит в ванной, а я по-прежнему пялюсь в книгу. Ни одна строчка так и не лезет в голову. Через какое-то время Маша выходит из ванной. Она намотала полотенце вокруг головы как чалму. Я отворачиваюсь обратно к книге.
- Мне холодно, - заявляет Маша, забравшись под одеяло почти с головой.
- И?
- Иди сюда.
- Сейчас.
- Иди, - в ее голосе снова появляются стальные и властные нотки. Я подчиняюсь и ложусь к ней в постель. Обнимаю ее, и мне хочется вдруг плакать от одиночества. Маша утыкается носом мне в грудь. Мы молчим, за окном день продолжает ход.
Маша опускается под одеяло и целует меня в грудь, в живот.
- Хочешь меня? – спрашивает.
- Да.
- А ничего не будет.
- Думаешь? – усмехаюсь.
- Знаю.
Приходится снова грубо схватить ее между ног, подмять под себя, впиваясь ртом в грудь.
- Ты снова меня не поцеловал, - говорит она, когда мы лежим и смотрим в потолок.
Я отмалчиваюсь.
- Что молчишь?
- Просто.
- Я опаздываю на встречу.
- Ну, - неопределенно тяну я.
- У меня шуба была хорошая. Одна в городе.
Я усмехаюсь.
- Что ты усмехаешься. Одна, я знаю. Вот, с меня ее сняли. На следующий день вижу ее на одной кобыле. Я свою шубу знаю. Вижу моя. Короче, вычислили, кто такая. Сегодня возврат должны были сделать. Я ее за сто тысяч брала, вернуть должны были сто пятьдесят. Полагай.
Я киваю в такт ее резкому голосу.
- И?
Она берет свой сотовый, звонит:
- Это я. Да. Да, нормально все. Я приеду.
Поворачивается ко мне:
- Мне ехать надо.
- Едь.
Маша раздраженно одевается. Она снова звонит:
- Это я. Забери меня. Адрес? Сейчас, - поворачивается ко мне.
- Какой у тебя адрес?
Называю. Она повторяет его в трубку. Снова ко мне:
- В каком это районе?
Закончив разговор, говорит мне:
- Сейчас я уеду. Такси подъедет и уеду.
- Может пока чаю.
- Нет, и даже чаю не попью, - говорит она со смешком. Резким и будто нервным.
Она, одетая и уже обутая, садится на стульчик в прихожей. Ждем такси.
- Есть одна проблема.
- Какая? - спрашиваю я.
- У меня нет денег с собой на такси.
- Я дам. Сколько надо?
- Сто.
Достаю из бумажника сотку, протягиваю. Маша берет:
- Надеюсь, это не за ночь?
- Я так и думал, что ты сейчас так скажешь.
Она убирает деньги в карман. Звонит телефон.
- Ты подъехал? Сейчас спущусь.
На прощанье Маша говорит: «Спасибо». Говорит как лакею, когда тот подает ей шубу. Я целую ее в щеку:
- Пока.
Закрываю за ней дверь и неспешно начинаю убирать постель. Под подушкой нахожу ее резинку для волос, которой она стягивала их в хвост. Я смотрю на нее, не зная, что делать. Потом прохожу на кухню и выкидываю резинку в мусорное ведро. Сажусь на пол, прижимаюсь спиной к стене, и начинаю ждать вечер. Иногда курю.

спасибо

....))

Януш
спасибо)

Януш с возвращением .)

Очень легко и жизненно...

Мне вспомнилась прописная истина - ценой свободы всегда будет одиночество... И наооборот... Сколько тихих, спокойных мужей, имея завтрак, обед, ужин, а иногда и десерт, мечтают о романтических переживаниях, случайных встречах и легких расставаниях... А потом заплатив за это былым благополучием, сотрясаются от беззвучного плача у себя на кухне, держа в одной руке сигарету, а в другой стакан с виски...

хм......

Хорошо как то стало после твоего рассказа.

привет, Януш!

хорошо, что ты вернулся... даже почему-то рада тебя видеть

очень грустно. всё. я почему-то заплакала даже :о[

А что, Януш куда-то пропадал? :-)))
Я опять всё проебал...

девушку жалко...
потерянная она какая-то... для самой себя

безумно
как в жизни

на меня твой предидущий пост, произвёл сильное впечатление... всё время вспоминал и думал об этом, не мог забыть... за что-то зацепилось в душе, откликнулось... беспокойством, созвучием мыслей и ощущений... бессилием понимания.

..впечатление после рассказа словами описать не могу... только что-то похожее, сегодня утром в душе было. Отчуждение, холод, одиночество и безразличие, рождённое отчаянием и усталостью, мозаикой угловатой, как придётся, своим не совпадением укладывается в колею проходящих дней, из которых складывается жизнь. Стоишь под дождём, чувствуешь, как намокает одежда, обнимая холодом. Поднимаешь лицо и закрываешь глаза. Думаешь о тепле. Стоишь и не двигаешься, потому что тепло, это только мысль... пустая квартира, в которой нет места ещё для кого-то. Только для табачного дыма, вьющегося как мысли о не сделанных делах...

Пустая, холодная, жуткая комната...

Не люблю делать что-то хором. Пусть даже в такой замечательной компании. Но все же хочеться, что бы ты знал, я считаю, что ты можешь писать. И мне нравиться, как ты пишешь.

хм-это значит "надо подумать", рассказ вызывает разные чувства