В самолете через проход от меня сел мужчина. Плотный, лысоватый. Сначала он деловито рассовывал свои вещи по всем близлежащим багажным полкам. Двое его спутников суетились рядом и со всем доступным им достоинством подхалимили. Перед взлетом стюардесса прошла по ряду и попросила всех пристегнуть ремни. Мужчина сделал вид, что застегивает, но как только стюардесса прошла мимо, с раздражением откинул ремень в сторону. Я тронул его за локоть:
— Вы знаете, что при экстренном торможении вы снесете где-то порядка пяти кресел перед собой.
— Что?
— Если самолет начнет резко тормозить, то вы полетите вперед и соберете в кучу несколько кресел.
— Ну и что? Никогда не пристегиваюсь, — заявил с такой бравадой, словно собирался лихо выпрыгнуть из окопа в бой, а я его тут отвлек вопросом о каске.
— Да мне как-то пофигу. Вопрос лишь в том, нужны ли вам на совести пять трупов?
Словно делая одолжение, он пристегнул ремень.
Не суть, главное, что этот разговор осел где-то в моей голове. Я уснул и на границе яви и сна, самолет начал заходить на посадку. Не получилось, ушел на второй круг. Снова снижение, цепляем колесами снег перед полосой, снова уходим вверх, еще круг, еще попытка, снова что-то не ладится. Наконец мы садимся, вытормаживаем. Нервно. Я снова проваливаюсь, открываю глаза. Сидим в какой-то тьме, черт знает где. Ничего не объявляют, на выход не просят. Цепляю проходящую мимо стюардессу:
— Извините, а где мы сели?
— Не поняла.
— Ну, где мы сели? Что за станция такая?
— Сели? Мы летим. Спите.
При посадке мужчина пристегнул ремень и оглянулся на меня.