Знаешь, а ведь в этом городе у меня никогда не было собаки. Хотя там, где я жил раньше, всегда были. Всегда был пес, который ходил гулять со мной. В лес я вообще не ходил без собаки. И это круто, когда твоя собака убегает вглубь леса, возвращается к тебе, словно проверяет, что ты не потерялся, и снова убегает. И еще хорошо, когда ты делаешь привал, и пес садится рядом с тобой. Тоже отдыхает. Он набегался, шумно дышит, вывалив язык. С ним можно пересечься взглядами и ты поймешь, что он — твой друг, что он доволен этой прогулкой, доволен привалом, доволен тобой.

А здесь...

Я не знаю, каково это, чтобы собака целыми днями жила в квартире. Короткие прогулки по расписанию и свобода улицы, расчерченная на прямоугольники потоками машин. По-моему, в городе держать собак — нечестно.

Я хочу себе собаку. И это еще одна из причин того, что я хочу жить в отдельном доме. Чтобы был большой двор. Свой двор. Чтобы там могла жить собака. Чтобы там можно было летним вечером сидеть за столиком и пить чай, курить и смотреть, как собака дремлет, положив голову на передние лапы, иногда просыпаясь и проверяя взглядом, что ты рядом, что ты не потерялся.

Поезд остановился на каком-то полустанке. Напротив моего окна стоял почерневший от дождей и ветров дом. На его крыльце мужчина поправлял памперсы малышу. Потом они сели на верхнюю ступеньку деревянного крыльца, выкрашенного рыже-коричневой половой краской и стали разглядывать наш поезд. Я смотрел на них из своего купе, и мне хотелось вдруг стать этим человеком. Человеком с другой жизнью. Жить на забытом богом полустанке, в своем доме, заниматься простыми хозяйственными делами, сидеть вечером со своим ребенком на крыльце своего дома, смотреть на заходящее солнце, на темно-зеленую змею вагонов, на кромки деревьев. Возможно, этот мужчина видел мое бледное лицо за стеклом и думал, что неплохо было бы ехать куда-то на поезде в большой город, где с набережной летят отголоски звонкой музыки, где бьют разноцветными струями фонтаны, где по широким тротуарам ходят девушки в легких платьях. Возможно, он мечтал стать человеком с другой жизнью.

Ты плавала в Охотском море. Так приснилось мне. Я очень волновался, что тебе совсем не понравится — ведь ты привыкла совсем к другому. Как назло рябь воды была серо-свинцовой, небо налито серым и галечный берег казался темным и мрачным. Я вдруг оказывался плывущим рядом с тобой, то вдруг сидящим на берегу и смотрящим на тебя. Лицо твое было сосредоточено как у человека, впервые севшего за руль. Внутри поднималась почему-то отцовская гордость. Я смотрел на тебя — волновался, гордился, но больше всего поражался тому, как твои длинные, волнистые волосы плыли за твоей головой словно морской диковинный зверь.