Манечка хочет изо всех сил понравиться мне. Я ее понимаю. В зеркале за ее спиной я вижу себя. Короткий ежик, сильный подбородок, колючие глаза, широкие плечи спортсмена. Тусклое золото массивной цепи на шее ловит неяркий свет светильников бара. Конкретный человек. Сразу видно. Кому-то я покажусь слишком угрюмым, а может и туповатым. Но лучше таким людям свои мысли держать при себе, и вообще отвернуться, иначе отмудохаю. Молча и зло.
Манечке нужны бабки. На парфюм, кофточку, туфельки, сотовый и еще немного на кураж. Я знаю это. Манечка знает, что я знаю. Она старается склониться к столику ниже, податься вперед так, чтобы я мог взглянуть на ее грудь в декольте и оценить. Манечка смотрит мне в глаза. Старается делать это сексуально. Это трогает. Люблю, когда люди стараются.
Манечку я снял у стойки, где она сосала коктейль через трубочку. Ее пухлые губки туго обхватывали соломинку. Я мотнул ей головой и пошел к столику. Она подсела рядом.
- Манечка.
- Илья.
- Муромец?
- Он самый.
- И палица имеется?
- А то, - сказал, вспоминая про биту в машине.
Принесли меню. Официантка грустна лицом. Ей хотелось бы оказаться на месте Манечки, которая водит аккуратным пальчиком в меню, выбирая самое вкусное и дорогое.
Мы ждем, когда принесут жрачку. Я курю, Манечка старательно отрабатывает заказанное, разговаривая о пустяках и рассыпаясь в комплиментах моим достоинствам.
Певичка в вечернем платье разливает по залу липкую романтическую песню. За соседними столиками парочки склоняются друг к другу головами, компании шумно пьют.
Подали холодное. Потом горячее.
Манечка ела с аппетитом, не забывая развлекать разговорами. Хорошая девочка.
Я расплатился по счету. И мы вышли на улицу к моей машине.
- Эй, Вась, погоди-ка, - окрикнул меня какой-то тип. С ним было еще два гоблина. Суки ждали в машине. Вышли, хлопая дверями.
- Я весь внимание, - ответил я.
- Перетереть надо, - сказал старший.
- Погоди.
Повернулся к Манечке:
- Слушай, крошка, посиди в машине. Если что, на задней сидушке бита.
- Как скажешь, Муромец.
Гоблины подвалили ближе:
- Брата ты нашего поломал недавно. Ответить бы надо.
- Поломал, значит, за дело, - сказал, пытаясь вспомнить, кого отмудохал в последние дни.
- Нехорошо вышло, вась. Нам, в принципе, похуй за дело или нет.
Кинулись скопом. Одного я сразу высек, он рухнул как подкошенный. Попали в скулу. Вдвоем сбили с ног, начали пинать.
Манечка выскочила из машины и сходу выстегнула одного битой. Я услышал, как хрустнул его череп. Второму попала в руку. Охнул:
- Сука.
- Козел, - Манечка махала битой изо всех сил. Наконец попала ему по лицу, сбила на асфальт. Я поднимался, по щеке бежала кровь – порвали кастетом. Старший валялся на земле, пытаясь прикрыться руками. Манечка била его битой, опуская ее как топор раз за разом. Я закурил, пока она добивала уже безжизненное тело. Чвакающие звуки начали раздражать:
- Хватит уже.
Манечка, запыхавшаяся, подошла ко мне.
- Дай, - протянула руку к моей сигарете. Докурила.
На асфальте зашевелился тот, которого я сразу вырубил.
- Дай цепь, - сказала Манечка мне.
Я снял с шеи цепочку и протянул ей.
Манечка перевернула типа на живот, уселась ему на спину, накинула на шею цепь и начала душить. Чувак пытался сорвать удавку слабыми пальцами.
- Что, сука, дышать тяжко, - зло сказала Манечка, - А хули ты хотел, пидор.
Я улыбался – деваха разошлась.
- Поехали?
Она слезла с чувака, несколько раз пнула его в лицо.
Подошла ко мне, растрепанная, с брызгами крови на лице.
- К тебе?
- Да.
- Лучше на реку.
- Почему?
- Хочу трахаться под плеск волн, лицом к звездам. Задолбали уже ваши лепные потолки.
- Романтично, - кивнул я.
Она усмехнулась.
К реке ехали молча, под бубнение радио. По дороге заехал в магазин и взял водки.
Сели вдвоем на берегу, выпили из горла по очереди.
- Круто мы их, - сказала Манечка.
- Ага.
- Ну что, давай?
Я кивнул. Манечка встала, подошла к машине, легла на капот и задрала юбку. Я навалился на нее сверху. Она обхватила меня руками, впилась губами в рану на щеке, слизывая языком кровь. Я кончил быстро.
Мы закурили, я достал бумажник и рассчитался с Манечкой.
- Хватит?
- Вполне. Ладно, я пошла.
- Погоди.
- Что?
- Давай просто посидим.
Она посмотрела мне в глаза.
- Ну? – спросил я.
- Ладно.
Мы снова уселись на берегу. Периодически прикладывались к бутылке.
Рассвело. Манечка подошла к воде и ополоснула измазанное лицо. Подошла ко мне:
- Поехали? Мне в школу пора.

Current music: jane air - SPBCORE

Расписался я в собственной социальной сущности и начал искать в книгах своих двадцать третьи страницы и пятые предложения.
Ерунда какая-то.
Лучше я возьму двадцать пятые страницы и третьи предложения. Тоже ерунда выходит.
И как мне определить ближайшую книгу?
Они у меня тут везде валяются, раскрытые, с чеками, фантиками от конфет. Я их все пытаюсь читать.

Его лицо приняло измученное выражение.
К тому же принято считать себя несчастным, хотя на самом деле в тебе только пустота и скука; тем более что разврат, первое следствие тлетворного духа смерти, - это страшное орудие расслабления.
Вспомнил, что в начале лета Мария ехала к дочери.
А когда почета не получается, Парлинский впадает даже в бешенство: «Молодой человек, опомнитесь! С кем вы, так сказать, говорите», (IV, 44) — яростно кричит генерал на непочтительно ведущего по отношению к нему гостя, сотрудника «абличительного» журнала «Головешки».
Всякий раз, когда новые эксперименты подтверждают предсказания теории, теория демонстрирует свою жизнеспособность, и наша вера в нее крепнет.
Затем последовали европейские страны, соприкасающиеся с Атлантическим океаном.

Current music: Кирпичи - Давай я буду за тебя

На субботник принято просыпаться с пятничным похмельем. Лежать в кровати и долго осознавать сюжет собственного пережевывания жизни в сопровождении оптимистичных солнечных пятен на стенах и шума с улицы. Белесый слой пыли на журнальном столике лишний раз подтверждает безжизненность пространства квартиры. Крыса висит на прутьях клетки и бусинками печально смотрит на меня.
- Что сушняк? Жрать хошь?
Молчит.
- Я тоже хочу.
Выполз из-под одеяла. На кухне глотнул минералки. Многозначительно сунул голову в холодильник. Начнем субботник прямо отсюда — выкинул заплесневевшую пиццу, кусок колбасы, черствый сыр, сморщенные огурцы, засохшую луковицу. Хорош. Стало пусто.
Порылся в смятой пачке сигарет, выудил таки одну. Подымил, как всегда размышляя о вреде курения. Оно под сигаретку хорошо получается. Внизу, на сырой земле, копошатся сознательные граждане. У них сегодня субботник. Немного стыдно, что они там с граблями, а я тут в плавках и с похмельем. Ладно, зато я активно пользуюсь урнами.
Напоил, накормил крысу. Поговорил с ней малость:
- Слушай, как мне тебя звать? Гамля-бля как-то устарело. Чучундрой, как отец тебя обозвал? Так и быть. Чучундра.
Засвистел чайник. С ним тоже разговариваю. Бурчу:
- Иду-иду. Ну, чего разорался. Иду уже.
На работу пошел пешком. Улицы, площади, дворы, люди, голуби, машины. Ходят, ездят, летают, стоят. Всего слишком много.
На работе сидят два дизайнера. Говорят:
-О!
Говорят так, как должны сказать, если бы я в субботу не пришел. Удивленно. Вроде взрослые люди, а еще находят в себе силы для удивления обыденным.
Продолжил субботник в кабинете. В корзину полетели объяснительные дизайнеров, старые оригинал-макеты, письма клиентов, приказы начальства, позапрошлогодние календари, невнятные проспекты, буклеты, скрепки, неопознанные диски. Хорош. Стало чуть больше пространства. Нашел тряпку и протер пыль. Настроение улучшалось. Ати какой я умочка.
Девочки смеются, мальчики хлопают в ладоши.
Какие мы пиздатые, какие мы хорошие.
Мальчики смеются, девочки хлопают в ладоши.
Какие мы пиздатые, какие мы хорошие.
Субботник в отдельно взятом кабинете удался. Достаю из сейфа коньяк. Хлопаю рюмаху. Зажевываю коркуновым.
Потом работаю.
Хожу курить.
Боюсь неопределенности очередного вечера.

Current music: Психея - Бесконечный Стук Шагов