Дядя Петя сидел на бочке. Пузатая, деревянная, стянутая железными обручами, бочка казалась ему идеальным местом для медитации. Вдалеке по улице грохотал трактор «Беларусь». Опять мужики Валерку за самогоном послали, подумал дядя Петя и тяжело вздохнул. Аскеза давалась ему с трудом.
Жена дяди Пети, тетя Валя, развешивала выстиранное белье во дворе. Хотела было прикрикнуть на мужика своего, чтобы он дровяник отремонтировал, а то покосился уже. Глядишь скоро поленица совсем завалиться. Посмотрела на мужа, да передумала. Пускай сидит себе пока, хоть не пьет неделю уже и то ладно. А про дровяник и ночью нежно на ухо шепнуть можно.
Дядя Петя с любовью смотрел на закат. Розоватым светом уставшего за день солнца укутывалась деревня, подпирала небо печным дымом. Брехали по дворам собаки. «Красотища-то какая, - думал дядя Петя, - пятый десяток живу уж здесь, а все не замечал». Над забором мелькнула клетчатая кепка соседа:
-Петро, ты чего расселся-то? Оседлал бочку, как Диохен какой. Пойдем к Ваське Копыто. Проставляется он. Дочка егоная в институт поступила.
-Не, Матвеич, без меня иди. Я в аскезе.
-Чудной ты какой-то стал, Петька. Сколько тебя знаю, всегда чудаковатый был, а теперь так и вообще, - Данила Матвеевич махнул рукой, и его кепка торопливо поплыла над забором.
Чудным Петр стал, как книжку новую читать стал. Называлась она мудрено, этим и подкупила она мужичка. На коричневом фоне золотом фольги было оттиснуто «Буддизм». Слово шибко красивое и чем-то смахивает то ли на «бухать», то ли на «бодун», а если приглядеться, то больше все-таки на научное слияние этих двух слов. Вот дядя Петя и подумал, что книга наверняка про то, как бухать, а потом бодуном не страдать.
Книгу эту тетя Валя купила на ярмарке, что проходит каждый раз в день выборов губернатора. Это ведь целый праздник для деревни. Бабы наряжаются в новое тряпье, красят губы красной помадой и, подхватив под руку мужиков своих, по случаю надевших старые пиджаки, тащатся к школе. Там с утра играет музыка, на первом этаже в одном из классов сидит комиссия, стоят урны для голосования, а в рекреации – столы продавцов из города. Тут тебе и шоколад, и напитки разные. Пиво, конечно, тоже привозят. Вот и тянется народ с утра. Бабы на крыльце сплетни новые перетирают, мужики в сторонке покуривают, на землю сплевывают, да про дела мужицкие свои речь держат.
Книжка тете Вале сразу приглянулась. Красивая, по высоте в самый раз. Страсть как любила тетка, собирать на полках серванта красивые книги. Особенно те, что сериями идут. Вот взять того же Пикуля. Скучный и нудный, но, Господи, как смотрится его собрание сочинений на полке. Корешок к корешку. Да и от соседей уважение, придут в гости. Глянь в сервант, а там рядами Толстой, Пушкин, Достоевский. Охнут: «Ой, Валька, какая ты молодец! Сразу видно интеллигенция. И мать-то твоя, царствие ей небесное, такая же была». А тете Вале гордость сразу. Но она виду, конечно, не подает, запричитает: «Ой, бабоньки, знаете как трудно мне тут. Книги, сами знаете, здесь не купишь. Вот по одной, по одной. Да все по счастливому случаю. Тяжело. Петька тоже обалдуй, кричит на меня. Дескать, лучше бы патроны к ружью егоному брали».
А дядя Петя на книжку эту новую запал. Давай читать, а там имена все дивные, истории про монахов смешные. Да теория про жизнь и смерть интересная. Дескать, человек, когда умирает, то и не умирает вовсе, а переселяется в другое существо. Но не так, чтобы абы как, а по порядку установленному. Жил ежели как пес, лаял на всех, да кусал больно, то после смерти псом смердящим и станешь. Очень это ему понравилось, придет дядя Петя в магазин за хлебом, а там Клавка за прилавком злющая. Орет на людей, где сдачу зажмет, где на весах чашу мизинцем прижмет, чтобы копейку лишнюю в дом принести. Дядя Петя глянет на нее и улыбнется, сразу видно эта после смерти шавкой уличной пустобрешной станет и тепло на душе, хорошо. Увлекся он теорией этой. Всех в деревне уже расписал, кто кем станет. Антонина-самогонщица – змеей, так и представил, как яд ейный с зубов капает. Валерка-тракторист, наверняка в столб фонарный, чтобы знал, что значит быть сшибленным трактором. А вот над собой задумался. Себя разложить по полочкам сложно. И этак примерит, и так посмотрит. Нет, думает, не похож, да и в книге расписано, что еще при жизни задать перерождение можно. Надо только жить правильно. Крепко тут затрещало в голове у него. То ли бросить все это дело, да жить как жил, то ли за судьбу будущую корячиться. Как тут выберешь?
Ну даже переродишься ты вон председателем, так и опять жизни никакой. Потому что вместо наслаждений надо снова о жизни будущей думать, чтобы свиньей не родиться после такой житухи какой председатель живет. Круг прям вечный, никакой благодати тебе за житьё праведное, впереди новое перерождение. Прям как наказание. Давай он книгу дальше читать, и на тебе - и впрямь, наказание такое. Сансара по ихнему. Вечное колесо перерождений. Ага, подумал дядя Петя, смекалистый я все же. А дальше пишут, что выход есть все же. И начал дядя Петя медитировать как в книге учили.
Бочку облюбовал, сядет по-турецки и смотрит вдаль. Облачка ползают, мураши по делам своим суетятся, пес лениво дремлет у будки своей. Благодать.