Часть 3.

В моей квартире вы не найдете ни одной книги, кроме толстого сборника афоризмов и собрания Большой советской энциклопедии. Нет у меня и телевизора. Зато стоит новенький музыкальный центр и есть плеер.
Книги я сжег, когда начал собирать свою коллекцию. Упаковал их в коробки, заказал машину и вывез за город. Моя девушка, конечно, была против. Но женщины, пока молодые, как форма с гипсом. Кто первым лег на эту форму, да не день там полежал, тот и отпечатается в ней почти навсегда. И скоро по дому начинает ходить твой двойник только женского пола. Пока гипс не затвердел, ты находишь в ней прикольные особенности, интересные движения души и течения. Но гипс на то и гипс, чтобы принять форму и застыть почти навсегда. И вскоре в спорах о вкусах, о которых не принято спорить, но в спорах о которых и проходит большая часть жизни, она поддерживает тебя. Она читает книги, которые ты ей даешь, начинает слушать твою музыку. Вы вместе смотрите одни и те же фильмы, и она пропитывается тобой насквозь. Вот говорят, быт заел. Брехня, просто надоедает жить со своим двойником, причем отдающим какой-то фальшью. В том смысле, что вроде и ты, вкусы твои, но все равно какие-то искаженные. Не спорю, может это мое ошибочное мнение, но у меня все так и выходит. Вот была она против сжигания книг, но один душевный разговор и она согласно кивает головой, мол да, ты прав, так и надо. Да, это даже интересно. Ты такой необычный. Прикольно.
Гора из книг получилась приличная. Я чувствовал себя просто каким-то средневековым инквизитором. Так и захотелось, помню, развернуть свиток и зачитать: «Высочайшим указом моего величества, за навязывание ложных ощущений, чувств и эмоций, за фальшь, внесенную в мою жизнь, за воровство моего времени приговорить книги к смертной казни через сжигание». Я поджег тогда книги и чуть ли не наяву видел, как корчатся в пламени герои бумажных страниц, как с дымом улетают, растворяются чужие жизни, чужие судьбы и чувства. Вот дон Хуан и Карлос взлетели пеплом к небу. Я никогда сам не был в мексиканской пустыне и не ел этих галлюциногенных кактусов, но они навязывали мне, что в солнечно-красной пустыне жарит яркое солнце, навязали мне вкус кактусов и ощущения, которые испытали. При этом, как помнится, сами за все повествование не прочитали ни одной книги. Горите! Тайлер Дердон – порождение Паланика, гори! Разбитые костяшки руки, вкус крови на его губах, пучины раздвоения личности, его теория тотального саморазрушения - все это я не пережил сам, все это большая ложь. Тайлер тоже на протяжении всего романа не прочитал ни одной книги. Как смеет он тогда навязывать свои мысли, свои теории со страниц книги. Гори! Пламя сожрало их всех дотла, всех героев Ремарка, Фауза, Шекспира, Абэ, Мураками, Пелевина, Достоевского, Кундеры. Они стали, тем, чем и были – всего лишь дымом. После этого пожара чужих фантазий, у меня появился первый экземпляр коллекции – обгоревшая наполовину обложка книги Мисимы «Исповедь маски». Эту я не успел прочитать, поэтому с ней не связан никакими переживаниями, воспоминаниями, обрывками чувств. Я не знаю, что пережил герой книги, что чувствовал. Для меня это всего лишь кусок обгорелого картона с именем автора и названием произведения, который запечатлел, как фотоснимок, ощущения, что я испытал, когда сжигал ворох книг.
Так я остался совсем без книг. Энциклопедия и сборник афоризмов не в счет. Из первой можно почерпнуть только конкретные данные – сухие и четкие, не окрашенные радугой ощущений. Все четко. Афоризмы же уважаю, за краткость изложения и возможность проверить самому их актуальность. Да, в афоризмах есть чужие оценки, но они не развезены на несколько сот страниц, не окутаны паутиной словес. Вот возьмем, такой афоризм: «Мысли, произнесенные вслух, становятся ложью». Может дословно и не так звучит. Я их не заучиваю, не гружу себя такой фигней. Но смысл таков. Как тут не согласиться. Попробуй кому-нибудь рассказать свои мысли, чувства, изложить их словами, как обязательно наврешь. Несознательно, конечно. Во-первых, иногда просто слов не хватает, чтобы все передать. Во-вторых, начинаешь привирать, чтобы приукрасить, то, что мелькнуло в голове, дорисовывать то, чего не было. В общем, обязательно наговоришь такого, чего и не было то. Но я не был бы я, если бы не взялся проверить. Испытать на собственной шкуре.

Часть 4.

Я закрыл за своей девушкой дверь и обернулся лицом к своей квартире. Ну, вот я со своим жилищем остался один на один. В такой момент меня всегда охватывает легкое возбуждение, радость поднимается откуда то из живота к груди, а потом к горлу. Сразу хочется подпрыгнуть на месте, издать гортанный звук и закружиться в первобытном танце по квартире. Неясное чувство то ли свободы, то ли еще чего бурлит в крови. Это у меня с детства. Всегда, когда родители уходили, и я оставался один в доме, мне казалось, что меня ждут таинственные и захватывающие часы. Можно полазить в запретных местах, порыться в шкафах. Особенно меня притягивал ящик с отцовскими инструментами и всякими вещичками типа охотничьих спичек и складного ножа. Я становился владельцем этих вещей, хозяином дома. У-ля-ля. Вот и теперь, сколько лет уже прошло, а я испытываю то детское волнение.
Я допиваю свой чай и доедаю бутерброд. Включаю диск с Вивальди. Черт его разберет, что там за концерты. Я вообще не врубаюсь в эти навороты вокруг музыки. Но от Вивальди меня прет по полной программе. Да и не только. Мои вкусы могут привести в ужас любого меломана. Тут и Вивальди, и Limp Bizkit. Рахманинов и Korn, Nirvana и Высоцкий. Да чего у меня только нет. С музыкой все-таки проще выходит, чем с книгами. Вот возьмем Вивальди, его я слушаю исключительно утром, один и под сигарету. Соответственно и впечатления от музыки у меня всегда одни и те же - свои. Утро + одиночество + сигарета = Вивальди. И по другому, Вивальди + утро + сигарета = одиночество. Не знаю, как обозвать такую формулу, но так и есть. Вот и получается, что не мне навязывают какие-то там переживания или мысли, чужой опыт, а я сам прилепляю его к музыке. Тут, правда, есть опасность все самому же и испортить. Поясню. Muse я слушаю в тягостном настроении. И не дай бог я под их музыку испытаю какую-то радость. А это значит, что в следующий раз, когда я включу их диск, то меня окутает смятение – то ли мне в депресняк упасть, то ли радостью воспылать. Поэтому важно, чтобы в музыке был порядок полнейший.
В тысячесотый раз я мою посуду. Сначала кружки, потом тарелки, следом ложки и вилки. Дело настолько привычно-рутинное, что его не замечаешь, не отслеживаешь, а уплывешь мыслью, широко поставив парус, далеко-далеко.

Приношу извинения всем, кому доставил неудобства своим отсутствием. Причина оного банальна - дома сломался телефон. Сегодня добрался до работы и погрузился в закладки.