Я уже пресытился жалостью к себе. По первости, конечно, было интересно слушать, как близкие люди, дававшие раньше совсем мало тепла, убиваются рядом с кроватью. В детстве я, когда обижался на родителей, бывало думал: «Вот возьму и умру! Вот тогда пожалеете, что не купили мне пестик как у Толика!». Ну что ж, вот я и лежу молодой и красивый, а родственники ходят и жалеют: «Не досмотрели!».
Для всех моя кома – загадка. Доктора бьются в попытках разгадать причину, но, как мне кажется, в душе они вполне рады возможности изучить уникальный случай.
Танечка уже завершает утренние процедуры и скоро уйдет, оставив меня в полном одиночестве. В нем, в принципе, ничего страшного нет. Каждый, если присмотрится повнимательней к своей жизни, найдет, что проживает ее фактически один. Взрослея, мы удаляемся от родителей. Выживаем по молодости лет их из своего сердца. А освободившуюся жилплощадь на короткий срок предоставляем юрким сверстникам противоположного пола. Счастливая пора великих заблуждений и маленьких трагедий. Уютные ночи, наполненные дыханием и тихим шепотом задушевных разговоров. Потом время опять неспешным, но настойчивым потоком вымывает песок отношений. И вот ты приходишь домой, ноги в тапочки, ужин на стол, сон спиной к тому, кого когда-то любил. Тихое одиночество в окружении людей. Удел каждого, в котором многие не хотят признаться. Забавно, я с молодости наслаждался осознанием собственного одиночества.
Отец мою любовь побыть наедине считает причиной комы, и он, наверное, близок к истине. Меня никто не называл замкнутым, наоборот, я слыл достаточно общительным парнем. Бывало, конечно, роняли такую фразу: «Сам себе на уме». Сейчас это подходит ко мне как нельзя лучше. Я живу только у себя в уме. Я в себе.
Пару раз отец пытался нанять для меня психоаналитика. Каждый раз я поднимал его на смех и он оставил свои попытки. Сейчас, когда я не могу произнести ни слова, когда все считают, меня овощем, живущим за счет машин, никто не помешал отцу притащить ко мне одного из этих патологоанатомов ума.