Второй день полусижу-полулежу с ноутбуком на коленях, пью кучу жидкости, лопаю аспирин, стараясь сбить темпиратуру... и прусь... совершенно не по-детски прусь от записей Ксенофобии...
за каковые спасибо одному пирату-любителю

1) Как ты выглядишь в виде кошки?
такая ленивая кошечка... пушистая, я бы даже сказала, лохматая. жутко упертая...
2) Что значит для тебя автомобиль?
авто - это моя свобода. + немного геморроя + повод для забавных историй, рассказываемых друзьям + денежные траты + восторг от скорости + антидепрессант + иногда средство помочь людям... Но всегда, во-первых - это моя свобода.
3) Кем ты хотела стать в детстве?
Кем только не хотела... от космонавта до актрисы.
4) Три черты, которые ты не переносишь в людях?
снобизм, безответственность, полное равнодушие ко всему.
5) Как ты относишься к людям, которые отвечают вопросом на вопрос?
в зависимости от настроения. Иногда меня это прикалывает, если настроение шутливое, то могу сама так подурачится, если я раздражена - меня это бесит. В общем - нормально.

Есть люди, которых хочется баловать. Радовать их доставляет совершенно эгоистическое удовольствие...

Можно ли начать уважать человека еще сильнее, если и до того уважал его безмерно?

У кого-то в дневнике поднимался в свое время вопрос о сострадании. Так и не вспомнила у кого это было. Но сейчас, читая "Невыносимую легкость бытия" нашла нижеприведенные строки...

Все языки, восходящие к латыни, образуют слово "сострадание" с помощью приставки "со-" (corn-) и корня, который изначально означал "страдание" (поздняя латынь: passio). На другие языки - например, на чешский, польский, немецкий, шведский - это слово переводится существительным, состоящим из
приставки того же значения, сопровождаемой словом "чувство" (по-чешски: soucit; по-польски: spolczucie; по-немецки: Mitgefuhl; по- шведски: medkansla).
В языках, восходящих к латыни, слово "сострадание" (compassion) означает: мы не можем с холодным сердцем смотреть на страдания другого; или: мы соболезнуем тому, кто страдает. От другого слова, имеющего приблизительно то же значение (от французского pitie, от английского pity, от итальянского pieta и так далее), исходит даже некая снисходительность по отношению к тому, кто страдает. Avoir de la pitie pour une femme означает, что нам лучше, чем женщине, что мы с жалостью склоняемся над ней, снисходим до нее.
Вот причина, по которой слово "сострадание" вызывает определенное недоверие; кажется, что оно выражает какое-то худшее, второразрядное чувство, имеющее мало общего с любовью. Любить кого-то из сострадания значит не любить его по-настоящему.
В языках, образующих слово "сочувствие" не от корня "страдание" (passio), а от корня "чувство", это слово употребляется приблизительно в том же смысле, но сказать, что оно выражает какое-то худшее, второразрядное чувство, было бы нельзя. Тайная сила этимологии этого слова озаряет его иным
светом и придает ему более широкий смысл: сочувствовать (или же иметь сочувствие) значит не только уметь жить несчастьем другого, но и разделять с ним любое иное чувство: радость, тревогу, счастье, боль. Такого рода "сочувствие" (в смысле soucit, wspolczucie, Mitgefuhl, medkansla) означает,
стало быть, максимальную способность эмоционального воображения, искусство эмоциональной телепатии. В иерархии чувств это чувство самое высокое.
(с) М. Кундера

...Если бы каждое мгновение нашей жизни бесконечно повторялось, мы были бы прикованы к вечности, как Иисус Христос к кресту. Вообразить такое ужасно. В мире вечного возвращения на всяком поступке лежит тяжесть невыносимой ответственности. Это причина, по которой Ницше называл идею вечного возвращения самым тяжким бременем (das schwerste Gewicht).
А коли вечное возвращение есть самое тяжкое бремя, то на его фоне наши жизни могут предстать перед нами во всей своей восхитительной легкости. Но действительно ли тяжесть ужасна, а легкость восхитительна? Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнемся под ним, оно придавливает нас к земле. Но в любовной лирике всех времен и народов женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни. Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее.
И, напротив, абсолютное отсутствие бремени ведет к тому, что человек делается легче воздуха, взмывает ввысь, удаляется от земли, от земного бытия, становится полуреальным, и его движения столь же свободны, сколь и бессмысленны.
Так что же предпочтительнее: тяжесть или легкость? Этот вопрос в шестом веке до Рождества Христова задавал себе Парменид. Он видел весь мир разделенным на пары противоположностей:
свет - тьма; нежность - грубость; тепло - холод; бытие - небытие.
Один полюс противоположности был для него позитивным (свет, тепло, нежность, бытие), другой негативным.
Деление на полюс позитивный и негативный может нам показаться по-детски простым. За исключением одного примера: что же позитивно - тяжесть или легкость?
Парменид ответил: легкость - позитивна, тяжесть - негативна. Прав ли он был или нет? Вот в чем вопрос. Несомненно одно: противоположность "тяжесть - легкость" есть самая загадочная и самая многозначительная из всех противоположностей...

...Es muss sein. Es muss sein...
...Последняя часть последнего Бетховенского квартета написана на эти два мотива: Muss es sein? (Должно ли это быть?) - Es muss sein! Es muss sein! (Это должно быть!)
Чтобы смысл этих слов был совершенно ясен, Бетховен озаглавил всю последнюю часть словами: "der schwer gefasste Entschlusse", переводимыми как "тяжко принятое решение"...

...В отличие от Парменида для Бетховена тяжесть была явно чем-то положительным. "Der schwer gefasste Entschluss" (тяжко принятое решение) связано с голосом Судьбы ("Es muss sein!"); тяжесть, необходимость и ценность суть три понятия, внутренне зависимые друг от друга: лишь то, что
необходимо, тяжело, лишь то, что весит, имеет цену.
Это убеждение родилось из Бетховенской музыки, и хотя возможно (или даже вероятно), что ответственность за него несут скорее толкователи Бетховена, чем сам композитор, ныне мы все в большей или меньшей степени разделяем его; величие человека мы усматриваем в том, что он несет свою судьбу, как нес Атлант на своих плечах свод небесный. Бетховенский герой - атлет по поднятию метафизических тяжестей...

...Любой школьник на уроках физики может поставить опыт, чтобы убедиться в правильности той или иной научной гипотезы. Но человек, проживающий одну- единственную жизнь, лишен возможности проверить гипотезу опытным путем, и ему не дано узнать, должен был он или не должен был подчиниться своему чувству...

...Мы все не допускаем даже мысли, что любовь нашей жизни может быть чем-то легким, лишенным всякого веса; мы полагаем, что наша любовь - именно то, что должно было быть; что без нее наша жизнь не была бы нашей жизнью. Нам кажется, что сам Бетховен, угрюмый и патлатый, играет нашей великой любви свое "Es muss sein!"...

(с) М. Кундера - "Невыносимая легкость бытия". Часть первая: "Легкость и Тяжесть"

Только в море гранитной тяжести
Невозможно найти истину:
Слишком сложно понять важное,
Слишком просто создать видимость
В этом городе.
(с) К.В.