Мы поехали в поход. Ага, дорогой дневник, и я в том числе. Покидали вещи в машину и поехали. Вернее вначале покидали вещи, потом попробовали влезть сами, затем повытаскивали часть вещей, устроились и навалили сверху рюкзаки, сумки, палатки и прочую экипировку. Ты можешь возразить, дорогой дневник, что это не совсем удобно и аккуратно. Я возразил. Но мне объяснили, что согласно каким-то там законам физики, все сущее разумно и стремиться к простым и понятным формам. Возьмем, сказали мне, картонную коробку и набьем всякими вещами. Потом хорошенько потрясем ее… Как видно, все устаканилося самым наилучшим и естественным образом. Здесь, мне указали на машину, тот же принцип.
К середине поездки мне было уже совсем удобно и естественно под чьим-то рюкзаком.

Потом я собирал палатку. Ну, то есть поначалу-то ее собирали все, но со временем я стал замечать, что чем больше элементов конструкции извлекалось на свет, тем меньше вокруг меня становилось народу. Наконец, я остался один-одинешенек, а кругом лежала куча этих самых элементов. Здесь были прямые элементы и загнутые, длинные и короткие, с одной дырочкой или с двумя, или вообще без дырочек… и без кнопочек. Да, там были элементы с кнопками, элементы пронумерованные и непронумерованные. Причем пронумерованные были пронумерованы явно в различных системах исчисления! Все это лежало на жизнерадостной расцветки тенте, а частично валялось на траве, жизнерадостно поблескивая... В отдалении раздавался бодрый посвист летящего в воздухе мяча, а из лесу слышен был стук топора. Я почесал в затылке, поднял с земли две загогулины и попытался их соединить...
Спустя два часа я все еще сидел на травке в позе лотоса, вертел в руках две железячки, а эфир сотрясался чем-то вроде: «странно!», или «бред какой-то!», или «…предположим, что эта хреновина втыкается в эту, а та хреновина пусть крепиться к той…», или «а может это совсем не 12, а скажем 1 и 2…, что нам это дает?». Периодически вырывались и более точные выражения, охарактеризовывавшие создателей палатки, родителей создателей и создателей родителей создателей. «Может ты крейзер, Таурон? – спрашивал я себя, разумеется, вслух. - Может ты чего-то не понимаешь? А может ты и вовсе дурак!? Ведь должна же она как-то собираться!». На лицах проходящих мимо читалось сострадательное желание вызвать мне психиатрическую скорую и все дела. Я уже всерьез подумывал попытаться собрать аэроплан, когда вдруг уловил СИСТЕМУ. Видимо неизвестный мне конструктор, отдал, в свое время, должное всяким кубикам-рубикам и в порыве вдохновения творил под впечатлением этих своих детских переживаний. Но не на того напал! В детстве, видишь ли, дорогой дневник, и мне довелось увлекаться разными головоломками и даже поднатореть в этом. И если бы не это, - ох чую, - спать бы нам под открытым небом…

Орательная, народно-патриотическая песня кубинских коммунистов, посвященная вырубке сахарного тростника, а вовсе не Ленину, как можно подумать:

Соло: О-ОЛЕЛЯ
Хор: О-ОЛЕЛЯ
Соло: Олеля-телепомпа
Хор: Олеля-телепомпа
Соло: Опата-пата-пата
Хор: Опата-пата-пата
Соло: О-о-о-оле-оле-о-олю-э
Хор: О-о-о-оле-оле-о-олю-э

[повторять до полного удовлетворения]

Потом оказалось, что почему-то нет кападастера. Вообрази себе, дорогой дневник! Мое не в меру услужливое воображение, тут же нарисовало этакое чучело, зеленое и чешуйчатое, метра полтора в холке и столько же в хвосте, которое вечерочком с хлюпаньем вылезает на берег и озирается, хищно сощурив желтый глаз. Я отполз от воды и заявил, что с меня, в принципе, довольно и комаров. После небольшой путаницы выяснилось, что кападастер не всегда зеленый и совсем не чешуйчатый, и что обычно он висит на грифе гитары зажимая лады – в общем представляет собой тот особый вид маленьких хреновин, чье прямое назначение не всегда очевидно, а истинное – заключается в том чтобы, необъяснимо исчезнув, материализоваться в таких неожиданных местах как задний карман выстиранных джинсов (которые само собой были тщательно вывернуты), малознакомая квартира, в которой когда-то справлялся чей-то день рождения или спящий в соседней палатке товарищ. Но прежде чем наконец обнаружить пропажу мы провели не мало времени рыская в траве, вороша угли в костре и выворачивая друг другу карманы, дабы точно убедиться, что никто не припрятал этот самый кападастер (удачное все-таки название) скажем шутки ради. Спящих в палатке, мы проверить, самом собой, не удосужились. Час спустя, стало понятно, - хреновина исчезла с концами. Но мы способны это пережить. Кто-то потянулся за гитарой. Кто-то подкинул полено в костер. Кто-то открыл вино. Напряжение спало. И лишь один человек всю ночь шатался по округе, как тень отца Гамлета, и тоскливо таращился в темноту. Когда же нам все-таки удалось уложить беднягу спать, он непрестанно ворочался, метался и повторял одно единственное слово...

Потом, часа в два, когда из палаток выбрались или были выковыряны самые заспанные наши товарищи (некоторые вместе с кападастером), когда все накупались с запасом на неделю вперед, а волейбольный мячик был запинат до полусмерти, и смирно лежал в тенечке под кустом, так вот после всего этого мы погрузились в машину и поехали обратно. В город.
Извини, дорогой дневник, happy end’a не будет…