Болото… Эвон один калика перехожий, дорогой дневник, так и говорил: вся жизнь, дескать, болото – и квесты, и принцессы – все болото. Вот я сижу на заборе, смотрю и понимаю… нет, больше – ощущаю: прав отшельничек – как есть болото. Уже который день сижу между прочим (отличный забор, кстати сказать, дорогой дневник): солнышко с хлябей небесных за землей приглядывает, ветерок балует, было дело даже дождик был (вот мерзость-то…бр-р-р…). Машины размытыми пестрыми пятнами снуют как заведенные туда-сюда, автобусы или, положим, троллейбусы, медленно причаливая к бордюру, с охоткой вываливают из своего брюха старых пассажиров и заглатывают новую партию. Людишки, опять-таки, ходят, разговаривают, кричат порой, словами ругательными не брезгуют, руками размахивают, тяжести с места на место перетаскивают… да… только движение есть, а жизни нет. Зато имеет место быть ожИвление, что можно отметить невооруженным глазом. Суета сует и всяческая суета, как любил говаривать сами понимаете классик. Законы жанра. Вот и суетятся глиняные человечки, которыми подлые тилвит тег подменили в колыбельках настоящих, живых младенцев, бегут спешат, машины даже водят, слова пользуют, плачут, улыбаются. И самое-то тошное, что я хоть и сижу с виду на заборе, но чувствую – тельце у меня такое же глиняное и глазки мои такие же оловянные. Кукла – не человек. Глиняный болванчик в жестяную голову, которого взбрела мысль. Навроде загадки. Чем отличается заводная кукла от человека.
Ладно вечереет уже. Домой пойду, а то луна скоро – перед людьми не удобно…

P.S. Может это авитаминоз? Хорошо бы. Так здорово иметь некую абстрактную причину на которую все можно свалить, даже если ты из глины.

Ну, что, доктор, мы еще не доехали?
Странно мне казалось уже…

Нет острых ощущений
Все старье гнилье и хлам
Того гляди, с тоски сыграю в ящик
Балкон бы, что ли сверху
Иль автобус пополам
Вот это дело это подходяще.

Повезло, наконец, повезло
Видел Бог, что дошел я до точки,
Самосвал – десять тысяч кило,
Мне хребет раздробил на кусочки.
И вот лежу я на спине весь загипсованный
И каждый член у меня расфасованный
По отдельности до исправности
Все будет в целости и сохранности.

Задавлены все чувства
Лишь для боли нет преград.
Ну что ж мы сами часто чувства губим,
Зато я как ребенок весь спеленатый до пят
И окруженный человеколюбием.

Под влиянием сестрички ночной
Я любовью к людям проникся,
Но клянусь до доски гробовой
Я останусь невольником гипса.
И вот лежу я на спине весь загипсованный
И каждый член у меня расфасованный
По отдельности до исправности
Все будет в целости и сохранности.

Вот хорошо б еще
Чтоб мне не видеть прежних снов,
Они как острый нож для инвалида,
Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков,
Мне снятся рифмы, свечи и коррида.

Эх, надежна ты гипса броня для того
Кто не хочет, кто намерен кусаться.
И лишь одно угнетает меня
Что ни как не могу почесаться.
И что лежу я на спине весь загипсованный
И каждый член у меня расфасованный
По отдельности до исправности
Все будет в целости и сохранности.

Вот я давно здоров,
Но не намерен гипс снимать,
Пусть руки стали чем-то вроде бивней,
Пусть ноги истончали мне на это наплевать
Зато кажусь значительно массивней.
Я по жизни иду ходуном
Я наступаю на пятки прохожим
А мне удобнее казаться слоном
И себя ощущать толстокожим.

(с) В. Высоцкий