Если бы моя душа была домом, то это была бы скромных размеров хибара с одним окошком забитая разными непонятными вещами в строгом беспорядке лежащих на самых различных, доступных для лежания, поверхностях. Старые книги, странные звуки, изодранные плакаты и призрачные картины, старинные деревянные стулья и письменный стол на котором, всенепременно, дорогой дневник, стояла бы пустая бутылка с огарком свечи в горлышке… И длинный меч висел бы на стене…
А еще там был бы чулан...

Как выяснилось завтра, то бишь уже сегодня, дорогой дневник, никуда не еду, ибо утро (вернее ту его часть, которую все-таки сумел застать дома) я беззастенчиво продрых. Что стало тому виной, спросишь ты? Отчасти моя наивность. Привыкнув вкушать сон именно ночью, а не в какое-либо иное время суток, я вначале не купился на предложение неясно как возникшего в Москве Твена, распоряжавшегося в тот момент совершенно пустой квартирой. Предложение можно охарактеризовать фразой: «зависнуть на ночь». Всяк разумный и хоть бы мельком знакомый россейским менталитетом мигом смекнул бы, что будет пьянка. Однако я, дорогой дневник, помимо менталитета знаком еще и с Твеном, а потому, прикинув так и этак, окончательно уяснил для себя, что дело ясное, что дело темное и… собственно пошел, отступаться было поздно. Изначально в культурной программе была прогулка в лес, но поскольку я, вместе со знакомой собакой, до того уже совершил непродолжительный вояж по неприметным тропинкам, то природу было решено заменить на прочтение, наконец-то, Твеном моей сказки, до которой у него, видите ли, не доходили руки. Затем коллективное прослушивание старых записей «Модели для Сборки» и, наконец, пара часов Интернета. Здоровый сон был отодвинут на неопределенный момент в будущем. Увы. Приступая к выполнению пункта первого Твеник пожелал дабы я удалился и не мешал ему вникать в сюжетные хитросплетение моими язвительными замечаниями, к коим я имею неодолимую тягу. Впрочем я был не против. Отнюдь. К тому же до того мне на глаза попался завалявшийся на полке диск с неподражаемой Ванессой Мэй и я, ничуть не опасаясь гнева соседей (благо все одно не мои) с величайшим удовольствием отдался плачу скрипки, исессино бесцельно бродя по комнате и помахивая руками на манер дирижерской палочки. Внезапно, на самом драматичном пассаже Toccata and Fugue in D Minor, дверь распахнулась, и сжатый клубок вдумчивого молчания плюхнулся на диван. Видя его потрясенное лицо я аж прослезился от умиления и осознания собственной литературной состоятельности, если мне будет позволено так выразиться. В должном молчании и возвышенности духа мы сели за стол. Разлили. В не меньшей возвышенности духа приступили к пункту номер два, культурной программы. Здесь к величайшему своему стыду я, дорогой дневник, должен заметить возвышенность наша не продержалась и минуты ибо Твен, то ли по недомыслию, или же напротив по злому умыслу поставил уж дюже уморительные сказки… А. Белянин как всегда на высоте. Так ночь льдинкой в стакане воды потихоньку истаивала и сходила на нет. И все бы ничего кабы Твенику, вишь ты дорогой дневник, не приспичило запечатлеть наши посиделки. Бумага, ясно дело, стара и к тому же крайне ненадежна в качестве носителя информации, от удачной идеи мраморной плиты пришлось отказаться, ибо достать ее в 3 часа ночи не реально. Остался Интернет. Увы (еще раз). И надо ж такому случиться что под действием игравшей на протяжении довольно длительного временного отрезка транс-музыки сила по настойчивости и неодолимости не уступающая центробежной силе тяжести властно потянула нас в сторону от классических стилей написания и со всего размаху ударила в колону постмодернизма психоделики. Правда, по чести сказать, ударился то большей частью, как раз я: туманные фразы и сомнительные откровения всегда вызывали во мне нездоровое любопытство. Рассвет мы, как сейчас помню, застали, споря о том, как движутся и движутся ли вообще пучки нейронов головного мозга (я как полный профан в данной области спорил с упорством загнанной в угол крысы). Плод же нашего совместного труда на ниве постмодернизма и психоделики можно поглядеть здесь. Не пытайтесь понят и осмыслить прочитаное!!! Верблюд наших мыслей на пути к колодцу вашего сознания споткнулся о камень поэзии, растеряв в итоги все зернышки смысла из хурунжинов красноречия… Воистину, как говорил один английский шпион: «Поэзия глупа…»

Состояние: сонное, сомнамбулическое…

P.S. Результатом стало получение двух SMS с угрозами немедленной физической расправы и одной с угрозой расправы, но после доставки некой книжки… причем в случае не выполнения последнего обещаны были некие неприятные неприятности … б-р-р-р…

Окна второго этажа выходящие на узкую деревенскую улочку, помимо явного преимущества – вид из них не заслоненный цветущими кустами сирени и ирги, как правило, ровно в два разу лучше, чем из окон внизу, – имеет по крайне мере еще одно.
Прекрасную слышимость.
По улочке имеют обыкновение ходить люди.
Ходить и разговаривать.
Люди знакомые и не…
И так, по странной прихоти законов природы, получается, что я не вольно становлюсь свидетелем их разговоров, подслушиваю их мысли, а порой и тайны.
Я, дорогой дневник, не люблю хранить чужие тайны…
Чужие тайны, дорогой дневник, всегда дают нам силу…
Сила, дорогой дневник, неизменно дарует уважение…
Но вот уважение… уважение обязательно нужно отрабатывать… если не хочешь, что бы оно превратилось в нечто иное…

«Лошадь была очень старой. И наездник был стар.
Всадник вынул изо рта отсыревший окурок и затушил его об ладонь.
- Ага, - сказал он, - мы почти на месте.
- И что дальше, - отозвалась лошадь. – А вдруг у тебя снова голова закружится… И твоя спина…
- Ничего такого не случится, - пожал плечами всадник.
- Он кряхтя, спустился с лошади и подул на пальцы. Немного согревшись, всадник вытащил из притороченной к лошади поклажи зазубренный меч.
- За свою жизнь ты должно быть не мало сокровищ накопил, - снова подала голос лошадь, пока Коэн-варвар тяжело оперся спиной о дерево. Он не был уверен, хватит ли у него сил снова выпрямиться. – Мы могли бы поехать к Краю. Там тепло… Нашли бы себе уютный пляж, построили дворец, а?
- Нет у меня никаких сокровищ, - ответил Коэн, - Что-то потратил, что-то пропил, что-то раздал.
- Но на старость ты же должен был откладывать?!
- Честно говоря, никогда не думал, что доживу до старости.
- Однажды ты умрешь. Может даже сегодня.
Лошадь повернулась и посмотрела вниз, в ущелье. Тракт был изрыт колдобинами и со всех сторон окружен лесом.
Коэн попытался выпрямиться. Ноги его хрустнули и заскрипели.
- Мой отец, - прохрипел он, - как-то сказал: «Сынок, если в схватке один на один ты победишь тролля, считай, ты можешь все на свете!».
Лошадь непонимающе моргнула. Потом повернулась и опять глянула вниз, на поросший деревцами тракт, ведущий через мрачное ущелье. Внизу был мост.
У нее появилось некое кошмарное предчувствие.
Она нервно переступила с ноги на ногу.
- А может лучше к Краю? Там тепло…
- Нет.
- И ты собираешься биться с троллем? – хмыкнула лошадь.
- Собираюсь.
- И ты тащился в такую даль только ради этого?
- Пришлось, - откликнулся Коэн, - Когда ты последний раз видела мост, под которым жил бы тролль. Когда я был молод таких мостов были тысячи. А теперь тролли больше живут в городах. Жиреют там, тепло им, хорошо… Поехали.

Солнце, дорогой дневник, имеет обыкновение светить. В независимости от… Я гляжу на залитые светом здание и тротуары, на толпы народу торопливо и не очень снующих туда сюда, по делам и без оных.
Изо дня в день.
И все вроде бы неплохо… да только вроде и не хорошо.
И нет вроде бы низкого… да вот куда-то, подишь ты, подевалось и высокое.
И нет вроде бы злодеев (кроме как в кино)… Но нет и героев.
Интересно, а что есть?

По пролегавшей между высоких гор долине бурлила предательская речушка, через которую был перекинут мост. Вот в таких-то местах и живут…
Из-за парапета вылетела серая фигура и неуклюже приземлилась прямо перед лошадиным носом.
- Ага! – громко взревела она.
- Ого, - удивилась лошадь.
Тролль растеряно мигнул, поскольку неожиданно ощутил, как ему в загривок уперлось острие ножа.
- Привет, - раздался над ухом чей-то голос.
Тролль сглотнул. Очень осторожно.
- Слушай, - заборматал он, - это же традиция: на таком мосту человек просто обязан встретить тролля. Кстати, а как так вышло, что я не услышал, что ты подкрадываешься?
- Потому что я очень хорошо умею подкрадываться, - пояснил старик.
Тролль наконец отважился повернуть голову чуть вбок.
- Проклятье! – выругался он. – Ты кем себя вообразил? Коэном-варваром?
- А ты кем меня вообразил? – в ответ спросил Коэн-варвар.
- Ух ты! – потрясенно выдохнул тролль, - На моем-то мосту! Вот это да!

- Видишь ли, - проговорил Коэн чуть позже, устроившись на холодных камнях и нашаривая мешочек с табаком, - я вовсе не собирался тебя убивать… Я думал просто скинуть тебя с моста и забрать твои сокровища…
- Сокровища? – лицо тролля прорезали панические трещины, - Понимаешь… Дело в том, что… у меня нет никаких сокровищ.
- Да ладно тебе рассказывать, - хмыкнул Коэн, - на таком-то замечательном мосту?
- Мост действительно замечательный, да только дорогой этой никто не пользуется, пояснил тролль. – Ты первый за много месяцев. Жена вот все твердит, что надо было мне идти к ее брату, когда через его мост новый тракт проложили, но… под этим мостом тролли жили аж пятьсот лет… - он замолчал.
- Отличный мост, честно скажу, - спустя некоторое время продолжил он, - разве что камни выпадают. А каменщики сейчас столько дерут… Вообще- то, чтобы сводить концы с концами, мне пришлось на три дня в неделю устроиться на лесопилку к деверю.
- По-моему ты говорил, что твой деверь работает под мостом? – удивился Коэн.
- Это другой. У моей жены больше братьев чем блох на иной собаке, - печально ответил тролль, - Один – купец в Кисловодье, древесиной приторговывает, у второго мост, да что там, гнома себе нанял и платит ему за то что тот в будке его подменял. А еще троллем себя называет. Не тролль, а человек какой-то… ну а у третьего лавка в Горькощучье.
Тролль и человек угрюмо оперлись о парапет.
- Знаешь, - медленно проговорил Коэн, - я помню времена, когда человек мог доехать до самых Клинковых гор и не встретить ни единой живой души. – он бросил взгляд на меч, - если и встретить, то очень не на долго…
Коэн швырнул в реку окурок и выпрямился.
- А теперь повсюду фермы. Маленькие такие и управляют ими мелкие людишки. Заборов понастроили… Куда ни глянь: фермы, заборы да маленькие людишки…
- Жена конечно права, - продолжил свой внутрений монолог тролль, - все жизнь из под моста выскакивать – карьеры никакой…
- Разумеется, - согласился Коэн, - против фермеров я ничего не имею. Они должны быть. Просто раньше они были далеко, а теперь…
- Все течет, - говорил тролль, - Вот мой деверь. Который Сланец… Лесопилка! Тролль управляющий лесопилкой! Ты бы видел во что он превратил Лихолесье…
Коэн удивленно поднял голову.
- Это какое Лихолесье? То самое, где живут огромные пауки?
- Живут? Нет там больше никаких пауков. Одни пни.
- Пни? Слушай. Такой отличный лес был. Ну… темный, зловещий – настоящий одним словом. Помню там до самых костей пробирало…
- Что. По острым ощущениям соскучился? Так я тебе обеспечу… Сланец там теперь елочки сажает…
- Елочки?!
- Так вот Глина. Деверь мой который в купеческом деле, вот он сказал Сланцу, что если землю озеленить, ее легче продать будет.
- Продать? Лихолесье нельзя продавать. Оно же общее. То есть ничье.
- Во-во. Глина так и сказал: поскольку оно ничье почему бы его не продать?
Коэн ударил кулаком по парапету.
- Да что ж это такое твориться? Я помню войны, что велись на этой земле… А ты. То же наверное повоевать пришлось?
- О да…
- Мы вроде сражались за светлое будущее, за справедливость и прочее. По крайне мере так нам говорили…
- Ну лично я сражался потому, что мне так велел здоровый тролль с хлыстом…
- Я имею ввиду мы же не за фермы сражались, не за елочки, а?
- И ведь король какой-то был… - задумчиво глядя на воду промолвил Коэн».

И интересно, а почему так тошно.

- Ну и сколько ты ему дал, - спросила наконец лошадь когда они выехали из ущелья на вересковую пустошь.
- Двенадцать золотых.
- А почему именно двенадцать?
- Потому что больше у меня не было.
- Да ты совсем свихнулся.
- Когда я был совсем молодым, начинающим героем-варваром, - ответил Коэн, - под каждым мостом жил тролль. А стоило заехать в такой вот мрачный лес, как тебе на голову сваливалось не меньше дюжины гоблинов... Интересно, что с ними случилось?
- Ты, - хмыкнула лошадь.
- Гм-м…
- У тебя совсем мозги размягчились!
- Ага…
- Последние деньги троллю отдал!
- Ага…
- Но ради чего?
Коэн поглядел на небо. Алый горизонт был холоден как склон преисподней.
- Ради того, что было...
- Ха!
- Ради того, что должно быть …
- Ха!
Коэн поглядел под ноги.
Усмехнулся.
- И в обмен на три адреса. Однажды я умру. Однажды, но не сегодня…»
(с) Т. Пратчетт

Grishak ashnazg durbatuluk thrakatulyk burzum ishi krimpatulub, Zloy Goblin...
И хотя некоторые склонны считать, что перевод данной фразы звучит примерно как: «Ну, Гришка, жми в магазин возьми водки, рыбки, огурчиков, конфет и боржоми», я предпочитаю думать, что это старинное гоблинское приветствие…

Как склонны люди, дорогой дневник, абстрагируя, в сущности, человеческие черты, ставить их над собой, в качестве неподвластных, извечных сил. В смысле Сил. Перед которыми не зазорно склонить голову. Раньше помниться были боги, которые очень не любили, что бы им перечили. Научный прогресс человеческой мысли доказал что Бог – умер, на том основании что на подобное предположение Небесной Канцелярией не было выдвинуто ответного заявления. Раз молчит, будем считать утверждение верным. Ладно, речь не об этом. Речь об одиночестве. Забавно, дорогой дневник, всю свою историю человек боролся с богами, бросал им вызов и… и наконец выиграл. Боги ушли… и человечество осталось в одиночестве, в ужасающем одиночестве на своем маленьком глиняном шарике висящем в бесконечной пустоте. И человек содрогнулся и поспешил придумать себе инопланетян, технический прогресс, непреложные поступательные законы развития общества… новых богов, которые не требовали веры. Человек оплел себя запретами, заповедями и приказами которые заменили разум, совесть и кучу других анахронизмов… в которые приходилось верить.
Мы уподобились детям которым таки удалось выгнать родителей из дома и теперь с ужасом наблюдающих как в ночь властно овладевает пустым помещением, а до выключателя дотянуться нет ни какой возможности… Но когда-нибудь, когда-нибудь мы подрастем…

Бивни черных скал и пещер тупой оскал,
Человек среди гор ничтожно мал.
Он ползет наверх, он цепляется за снег,
За туман и за воды быстрых рек
Он до цели доберется.
По своей пройдет стезе.
Он дотянется до солнца.
Сокрушит преграды все.
Он кричит богам: «Я не должен больше вам,
Я могу все понять и сделать сам!»
Эхо этот крик подхватило в тот же миг,
Унесло, и разбило о ледник.
Он до цели доберется.
По своей пройдет стезе.
Он дотянется до солнца.
Сокрушит преграды все.
Бивни черных скал и пещер тупой оскал,
Человек среди гор ничтожно мал.
Треснула скала и лавина вниз сошла,
И его как песчинку унесла.
(с) Ария – Бивни черных скал.
P.S. Очень полисиммичная песня: интересно она о человеческой гордости или о человеческой глупости?

Огромная благодарность Pain it Black за совет прочитать "Гиперион" Дэна Симмонса. Невероятно... разнообразная, пожалуй книжка, просто невероятно. Я в восторге (особливо порадовали некоторые обороты). THNX...

Сегодня с утра, дорогой дневник, понял что нет на свете счастья выше и незамутненней, чем, лежа в кровати и лопая черешню, безнаказанно выплевать косточки в открытое окно, попадая иногда (исключительно озорства ради) в потолок. В том то и состоит высшей смысл поедания черешни, что косточки, следует не кулюторно бросать в подходящую посуду, а отправлять их в свободный полет…

Current music: Vanessa Mae – Warm Air