А вот я на самом деле все больше боюсь. С каждым буквально днем все сильнее и сильнее, до усрачки прямо таки боюсь. Это буквально перерастает в постоянную и непрекращающуюся паранойю. Кризис среднего возраста настиг меня в 26 лет, настиг даже раньше, просто именно сейчас я уже по-настоящему понимаю что это такое. Когда каждая минута жизни УЖЕ проходит под зорким контролем и времени уже не столько, сколько в безоблачном детстве, экстремальной юности и смутной молодости. Когда ты начинаешь чувствовать как постепенно все от чего ты раньше бежал и фыркал - неожиданно все это догнало тебя и, сначала похлопав по плечу сочувственно, схватило, вздохнув, в охапку и потащило в темный переулок обывательства, где тебе предстоит сгнить в каком-то треклятом подъезде, в грязной квартирке заполненной тараканами и старыми вещами, не нужными тебе даже еще когда ты был вполне жив и полон энергии. Сгинуть в полной безызвестности, окруженным обрывками смутных воспоминаний, а главное, постоянно сравнивая эти жалкие куски с перемешанными с густым соусом разочарования былыми фантазиями...
И однажды неожиданно каждому предстоит понять, что ты еще вроде как жив, а жизнь твоя, в общем-то уже давно закончена. Потому что ты стар, никому совершенно не нужен, ничего значимого не создал, а следовательно ничьей любовью за это не пользуешься и даже твои близкие, если они вообще еще какие-то есть, все равно не близкие тебе, а так себе - совершенно другие, тоже по-своему несчастные и совершенно чужие тебе люди, терпящие тебя только потому что воспитание и общественная мораль не позволяет им выкинуть тебя из квартиры. Зато с каким облегчением примут они освободившуюся после тебя жилплощадь и жалкие остатки материальных благ, если ты еще хоть что-то успеешь скопить. Хотя лично к моим страхам это не относится, потому как скопить по определению ни на что не способен.
"А ведь все могло быть по-другому, совсем иначе!" - будешь лихорадочно копать подробности давно минувшего ты, сидя вечером на заваленной хламом кухне. Дрожащщими от старости, негодования, разочарования и горечи руками будешь ты нервно теребить фотографии, книги, какие-то выцветшие бумажки, может быть клавиатуру... И точно будешь знать, что возможности упущены.
И даже предупредить других, еще не провалившихся в этой большой игре под названием "жизнь" ты не сможешь. Потому что это можно только понять самому - никак иначе не укладывается в голове, что в один прекрасный момент у тебя на спине появляется невидимая надпись"Лузер". И ты выходишь на свалку истории, чтобы вечно валяться там между автомобилем "Москвич 412", вонючим пакетом из-под пастеризованного молока и кучей тряпья, которым даже бомжи брезгливо пренебрегли. Еще живым, может быть даже вполне крепким физически, несмотря на злоупотребления, будешь ты лежать там в жидкой грязи собственной ничтожности перед огромным миром и гнить. Фактически - ты мертв. Для всех. Я видел такой пример живьем.
Мой дядька, появившийся на свет в брошенной уже на тот момент отцом семье, был вторым ребенком. Его мать, провинциальная не блещущая сильно умом, но добрая и сильно больная женщина еле вырастила их с братом. Отец же, красавец полковник медецинской службы, мой дед, на фронте нашел себе новую зазнобу - мою бабку и женился на ней тут же, даже не подумав что этим он обрекает кого-то на ужас военно-полевой трагедии. Кое-как дети все таки выросли и даже выучились. В вещах дядьки я потом нашел маленькую коробочку с фотографией своей бабки-разлучницы, перечеркнутую ручкой и с надписью сзади "будь ты проклята!"...
Дядька всю жизнь занимался акустикой - еще во время службы на флоте, на одной из первых атомных подлодок был радистом. А после службы поступил куда-то еще, и так как-то аккуратно дошел до исследовательской деятельности в РАН. Ездил по различным морям-океанам и изучал все связанное с акустикой в воде и на суше. Был веселый, заводной, весьма неглупый, я читал его дневники рабочие - вполне грамотные и не лишенные наблюдательности и хорошего чувства юмора. И всегда был один. Была вроде у него какая-то невеста в молодости.... Но на подлодке их всех после окончания службы собрали где-то там и мягко намекнули, что мол, лодка атомная, вы бы ребята аккуратнее... И в кратце обьяснили какие последствия могут быть у детей, если на такой лодке годик поплавать... После чего дядька, как человек сознательный и честный с невестой порвал, сказав ей что-то для отмазки, потому что делать ее матерью уродов или бездетной старушкой он не хотел. А весь ушел в свои исследования.
Нет он вовсе не был комическим дедушкой в очках, бороде и с пробирками в обоженных кислотой руках. Вполне такой веселый здоровяк в тельняшке - именно таким я его запомнил на фотографиях. Так продолжалось примерно до восьмидесятых. Потом у него вдруг неожиданно нашли рак горла. Буквально за месяц он совсем сгорел, попал на операцию, где ему и вырезали почти все чем человек говорит. С тех пор он ходил с трубкой в горле и говорить мог только или согласными звуками или инфернально жужжа странной машинкой - чудом отечественной техники для инвалидов, на деле оказавшейся для использования непригодной. В институте его оперативно выперли на пенсию и с тех пор он коротал время в своей маленькой квартирке, которую, слава богу, успел таки получить от государства, несмотря на рушившийся строй. Поначалу он все возился с электроникой, чинил соседям утюги, телевизоры, даже собрал себе один из запчастей, сам. Потом понеслась.
Постепенно он начал пить, бросил даже искать какую-то работу - кому нужен, считай, немой, немолодой пенсионер, да еще не совсем здоровый... Начал болеть, почти потерял зрение и даже простую работу уже не был способен выполнять. Мать старалась ему
помогать, хотя он был ей и сводным братом и отношения у них были необычные - поскольку моя бабка явилась как бы причиной тяжелого дества дядьки.... Но тем не менее общались.
Дядька все больше пил, больше все равно ничего не мог делать - бутылки только собирал по помойкам, да таскал оттуда всякий железный и электронный хлам в надежде что-то из него сделать. Но руки и глаза уже были не те - зрение минус семь, насквозь больной, он даже поесть себе приготовить не мог нормально. Я был там и видел что он ел, когда мать не имела возможность ему что-то приготовить-принести... Эта неприятно пахнущая вода в черной от копоти кастрюльке, в которой плавало что-то напоминающее гнилой капустный лист, нечищенную картофелину и огрызок луковицы будет еще долго стоять у меня перед глазами...
Квартира со временем превратилась в убежище тараканов и грязи. Тараканы там были в горомных количествах повсюду. Они падали сверху, лежали ковром (Я не шучу - я первый раз в жизни видел живой ковер из тараканов!) на полу, шуршали под обоями и
шевелили усиками сидя на потолке. НА полу был пятисантиметровый слой черного вонючего вещества неизвестного мне состава, а в нем была протоптана тропинка в туалет и на кухню. Квартира была завалена ржавым и грязным хламом - убирать это все уже не было смысла... Последние годы дядька все еще продолжал что-то мастерить в своих огромных толстых очках, оттопырив губу и часто в гневе на самого себя кидая криво свинченные железки в сторону и бессильно содрогаясь. А когда приходил к нам в гости - стыдливо жался на кухне и ужасно меня стеснялся - боялся что он мне противет и норовил поскорее сбежать домой. Последние два года он даже ездить сам уже не мог...
Пил он по полторы бутылки водки в день. Даже нет, не водки - он покупал где-то дешевый бадяженный спирт и размешав его дома с водой, пил. В ванной всегда в грязной воде плавали бутылки, с которых он, стоя в обоссаных во сне штанах, сдирал сломанным
ершиком этикетки чтбы сдать, а на кухне был вечный завал всяческого мусора, бутылок, какие не принимали и стоял ужасный запах застоявшейся мочи, пота и одиночества. Мало того - он все это понимал, видел и очень переживал. Матери он говорил что не хочет жить. А потом однажды умер. Мать нашла его лежащим в комнате лицом вниз. К тому времени он пролежал уже дня три, а радиоточка на стене по прежнему бодро что-то пела на всю громкость, потому что он и слышал плохо....
А мне досталась его квартира, из которой я еще год выгребал срач, трупы отравленных нами тараканов и делал ремонт... Из квартиры выкинуть пришлось все. А что нельзя было выкинуть - пришлось чинить и менять.
Мне до сих пор стыдно за эту квартиру. Хотя дядька сам предложил написать на меня завещание. Ведь у него больше никого кроме нас не было. И последние годы жил и знал что он умрет, а квартира достанется мне. И мне до сих пор ужасно стыдно и больно перед
ним за это вот все, хотя сделать я ничего не мог и сейчас тем более не могу...
А вы думаете он один такой? Хрена с два! Там полдома таких вот инвалидов... И половина из нас, тут сейчас еще в молодости и здравии на жорналсах пишущих, будет в старости, а может и очень даже скоро такими же. И где ваша писательская жилка и
где ваше чуйство юмора будет тогда? Кому все это будет тогда нужно, когда вы не будете способны дойти до сортира самостоятельно? Когда вы поймете что единственное что смогли дать человечеству - это собственна смерть в комплекте с квартирой?! Где будут ваши светлые мечты? Скажите мне где это все останется и почему я вижу только эту черную грязь и тараканов, черт возьми, ползущих к моим ботинкам?

Current music: Genesis - Counting Out Time