Размышления о
Koveras
дневник заведен 14-04-2004
постоянные читатели [68]
13, acTpo, Aiden 69, aidez, ANN_in da club, ArchiDragon, Arushi, Atlantida, Banzai, big boss, BrightBlade, Classic-Club, ContraDei, CreateR, Cyber SHADOW, Elkin, House MD, Hydralisk, insteadMe, Irishka, Jonn, Koveras, Latronis, Lestaja, little chewie, Lorylin, Loskoron, Nimrod, Noliko, PALADIN, RedLine Graphics, redRaven, rutina, SaRiTiKoN, Schwarzweiss, Slow, Smiling Man, Svartkladd, The House Of Rock, TimeLine Flash, TonyS, Tre-ne-ne, Tutta, TwisteD, ZEAl, Алхар, Альхен, Аспирин Лыш, Библиотека, Букля_, Ветренный, Витольд, Долл, Дочь Революции, зет, Ква-кВася, Кошка Шшш, Лайшалас, Молот Торы, ПАРАД ПАРАДА УРОДОВ, ПАРАД УРОДОВ, Примус, Синоби, Скромняга-2, Черта, Шери, шорох_ветра, Эл
закладки:
цитатник:
дневник:
хочухи:
местожительство:
Германия, Карлсруэ
интересы [25]
фантастика, фэнтези, ролевые игры, стихи, философия, юри, Джаз, эстетика, квесты, Метал, хард рок
антиресы [3]
политика, жара, тупость человеческая
Воскресенье, 5 Августа 2012 г.
11:04 Без названия II
Рю де Капюсин встретила Анастаси тусклым светом фонарей и запертыми ставнями окон. На пустынной улице за воротами царствовали тишина и лунный свет. Цокот подков на коне загадочной всадницы, спасшей ее от неприятного стражника, казался оглушающим, и Анастаси перестала слышать собственные шаги. На миг ей показалось, что чужой город уже проглотил и растворил ее в себе без остатка… Хватая ртом воздух, она едва поспевала за благодетельницей.

Заметив, что она отстала, всадница придержала коня и пошла еще медленнее, с любопытством глядя на нее сверху вниз. Быстро отвернувшись, Анастаси задышала, как показывала маменька, когда учила носить корсет. Взгляд ее при этом упёрся в решетчатую ограду, за которой угадывалось массивное здание с увенчанной крестом башней. Монастырь, решила Анастаси, и опустила глаза на дорогу перед собой. К монахам она всегда относилась со страхом без особой на то причины.

— Где ты собираешься остановиться на ночь, красивое дитя?
— У моего кузена, мадам Вентоса…
— Ты знаешь, где он живет? — Анастаси кивнула. — Тогда я провожу тебя. Мало ли что может случиться с девицей хороших кровей в ночную пору.
— Он должен был меня встретить…

Всадница издала смешок.

— Я сама виновата! Он меня наверняка ждал!
— Мало ждал, — отрезала Вентоса и тут же сменила гнев на милость: — Если хочешь, можешь остановиться до утра у меня.

Анастаси замешкалась. Незнакомая всадница казалась добрым человеком, но что-то в ней пугало. От необходимости отвечать ее избавили приближающиеся из-за поворота топот и пыхтение.

Через несколько мгновений навстречу им выскочил полный молодой человек среднего роста в помятом канцелярском пальто и бриджах. Кое-как завязанный на шее платок и отсутствие шляпы и парика на темных волосах наводили на мысль, что он очень спешил, однако при виде спутниц он остановился как вкопанный, настороженно глядя на Вентосу. Лишь заметив рядом Анастаси, он с облегчением улыбнулся, но улыбка немедленно пропала с его губ, когда он снова уставился на всадницу — уже с большим подозрением.

— Вы куда-то спешите, юноша? — Вентоса была нисколь не смущена таким вниманием.
— Мишель! — пискнула Анастаси, прежде чем тот смог ответить.

Как только она сразу не узнала его? Конечно, за шесть лет кузен заметно располнел и начал сутулиться, но лицо его ни капельки не изменилось.

— Анастаси! — кузен ловко поймал ее в свои объятья — как всегда делал в детстве.
— Я думала, ты не придешь… — пожаловалась Анастаси, прижимаясь щекой к его плечу.
— Я ждал тебя весь день у ворот, потом решил, что ты передумала, и ушел спать… — покаялся он. — Потом меня разбудил стражник, и я прибежал. Как ты попала в город?
— Мадам Вентоса! Она такая добрая, она провела меня с собой!
— Да, она очень добрая, — произнес Мишель резко сменившимся тоном, освобождаясь от ее объятий и поворачиваясь к всаднице, следившей за ними со странным весельем.
— Спасибо вам, сударыня, за бескорыстную помощь моей кузине. Я надеюсь, что не останусь в долгу, — произнес он, медленно подбирая слова.
— Ну что вы, юноша, о каком долге можно тут говорить, — его тон, похоже, забавлял ее еще больше.
— С таком случае позвольте нам откланяться, сударыня.
— Приятного вечера тебе, прелестное дитя, и вам, юноша. Берегите свою кузину, она высокого о вас мнения.

С этими словами Вентоса подстегнула коня и быстро скрылась в ночном полумраке за поворотом.

— Пойдем, Анастаси, — Мишель ссутулился и подхватил ее саквояж.

Шагая следом, Анастаси пыталась понять, свидетельницей чему она стала. Что-то произошло между кузеном и ее загадочной благодетельницей, чего она не поняла.

— Мишель…
— Да?
— Мадам Вентоса… кто она такая?

Кузен резко остановился и развернулся. Взяв ее руки в свои, он очень серьезно произнес:

— Анастаси, во имя всего святого и всего, что нам с тобой дорого, — забудь о ней и никогда больше не упоминай ее имени. Так будет лучше для всех, поверь мне.

Ничего не понимая, Анастаси кротко кивнула. Мишель тяжело вздохнул и продолжил ход. Анастаси посеменила за ним.
Суббота, 31 Марта 2012 г.
15:29 Nanoha AtonerS
Я начал публиковать свой длиннющий фанфик по аниму Magical Girl Lyrical Nanoha, если кому интересно...

http://www.fanfiction.net/s/7966224..._Nanoha_AtonerS

Current music: Blind Guardian - Curse My Name
Настроение: ничего особенного
Суббота, 25 Февраля 2012 г.
18:26 Без названия (пока)
Посвящается Н.

Осень 1660-го года от Рождества Христова выдалась в Париже на редкость жаркой. Капитан городской стражи Жан Пети задумчиво ковырялся в зубах, поглядывая через ров на пустую дорогу за воротами Сент-Онорэ и прикидывая, сколько осталось до утренней смены. По всему выходило, что еще не было и полуночи, а скука уже одолевала. Делать было нечего, поэтому Жан посмотрел, сидела ли еще приезжая аристократка.

Сидела, милая, никуда не делась. При неясном свете луны, ее видавшее виды платьице отчетливо серело на фоне темной травы. Жан уже, смилостивившись, послал однажды балбеса Робера позвать ее к ним в сторожку, чтоб уж не совсем под открытым небом ночевать, но та почему-то отказалась. Ну и пусть сидит, гордячка.

Приехала заносчивая мадмуазель на последнем за сегодня дилижансе. Но дилижанс припозднился и к закрытию городских ворот до заката не поспел. Из шести пассажиров только у одного лощеного типа оказалась подорожная из казенной канцелярии, поэтому капитан Жан его, скрепя сердце, пропустил (оброненный чиновником как бы невзначай эку немало помог делу). Остальных старый служака завернул обратно, посоветовав остановиться в постоялом дворе в ста шагах от моста. Старых кабатчик был его кумом, поэтому Жан входил в долю. Повздыхав немного, все опоздавшие отправились в обратную сторону.

Все кроме этой. По тому, как ствеловолосая топталась перед воротами, Жан понял — денег даже на трактир, не то что на взятку, у нее нет. Когда последний из приезжих скрылся всумерках, девочка дрожащим голосом снова попросила ее впустить, но старый капитан был неумолим. В отличие от молодых остолопов вроде Робера и Пьера, уставившихся на симпатичную провинциалку разве что не высунув языки, Жан Пети был человеком старой закалки, хорошо помнящим Фронду, и смазливым личикам с широко распахнутыми карими глазами не верил. И уж тем более не хотел терять хлебное место на таком попущении . Потеребив в руках свой саквояжик, приезжая, видно заметив выражение лиц молодых алебардистов, густо покраснела и, гордо вскинув голову, ушла прочь. Но не далеко — уселась под чахлой вербой на невысоком холмике напротив ворот. Не дать ни взять романтическая героиня под луной из какой-то новомодной пьески.

Так и сидела, малахольная, видимо, намерившись до утра так проторчать. Капитан Жан уже и не рад был своему решению, но утешался мыслью, что тут мадам хоть под их присмотром, а в ночном городе с ней всякое приключиться может. Вместо этого послал Робера, но вишь, отказалась с простолюдинами сидеть, голубая кровь. Как же ее звали-то? Антуанетта? Анна?..

Размышления капитана были прерваны самим их предметом. Светлая фигурка в дорожном платье на той стороне рва поднялась с травы и, вцепившись в саквояж, снова двинулась по мосту к запертым воротам. С Сены потянуло прохладой. Замерзла, злорадно подумал капитан, тот-то же, холод — не тетка, мадмуазель.

До ворот юная дама так и не дошла — замерла опять в пяти шагах от таращащихся навытяжку увальней с алебардами и касками, поэтому капитан вышел сам.

— Мсье стражник, — начала было приезжая, но запнулась по его строгим взкглядом.
— Я вам уже говорил, мадам, — ворота закрыты до утра. Приказ короля.
— Я понимаю, — робко отвечала приезжая, взирая на него снизу вверх честными карими глазами. Были бы у моей дочки такие же, не сидела б в девках, внезапно подумал стражник. — Но видите ли, мсье, я приехала к брату, и если бы он знал, что я здесь, то немедленно бы примчался…

Жан почесал подбородок.

— Если бы да кабы. А кто брат?
— Его зовут Мишель Дубуа, мсье, он работает в королевской канцелярии…
— Да хоть министром, — нахмурил брови капитан, прикидывая. — У меня тут три человека на смене, включая меня, некого на побегушках отправлять.

И столь жалкая картина предстала в этот миг перед глазами старого капитана, столь затравленным был этот взор, что сердце закаленного вояки дрогнуло.

— Эй, Жак! — гаркнул начальник караула.
— Да, ваше благородие! — второй из его подчиненных материализовался рядом так быстро, что приезжая отшатнулась.
— Сбегаешь, куда скажет мадам, и передашь, что велит. На обратном пути купишь нам вина, — Жан протянул ему давешний эку. — И чтоб все донес!
— Так точно, ваше благородие!

Капитан отвернулся, чтобы не видеть налившиеся счастливым светом взор приезжей. Он терпеть не мог совершать бескорыстные поступки — удовольствия от них много, а пользы — ноль. Издалека он наблюдал, как совершенно пунцовая мадам, запинаясь, обхъясняет Жаку адрес, а тот даже вида не делал, мерзавец, что не лапает ее глазами. Тьху, молодежь.

Жак убежал, гремя броней как целая кузница. Перебудит пол-Парижа, недовольно подумал Жан, и оглянулся на аристократку. Та уселась рядом с воротами ниже травы, тише воды, с ожиданием вслушиваясь в звуки по ту сторону ворот. Как же ее все-таки звали? Переспрашивать не хотелось.
Прошел час, а подлец Жак все не появлялся. Заявись с проверкой начальник стражи — ему не сдобровать. Капитан Пети начинал понемногу злиться — и на молодчика, и на разжалобившую камень девчонку, и на себя-дурня, поддавшегося на уговоры. Наконец, ночную тишину разбил приближающийся топот — правда, не человеческий, а конский, и не с той стороны стены, откуда ожидалось.

— Кого еще черти принесли, — пробормотал капитан и перекрестился, отвращая рогатого.

Облачко пыли приближалось по дороге, с которой ранее прибыл дилижанс. Несмотря на тьму, капитан быстро определил, что всадник был один. Курьер, решил он и поднялся. Краем глаза он заметил, как встрепенулась и кареглазая девчонка.

Всадник добрался до моста через ров, удивив стражника чересчур изящным профилем. Чей-то сынок-аристократ, сменил вердикт Жан, вот ведь неймется оболтусу по ночам одному ездить. И снова оказался не прав — при ближайщем рассмотрении всадник оказался одетой в мужское платье для езды женщиной.

Сбруя и одежда с дорогой отделкой выдавали в новоприбывшей богатую даму. Скачка растрепала ее волосы цвета воронова крыла. Глядя сверху вниз, она слегка закидывала голову назад, поэтому шальные черные глаза заманчиво мерцали отблесками факелов из под падающей на лоб челки. Глядя в эти глаза, Пети захотелось перекреститься — от греха.

— Стой, кто идет! — рявкнул он по инструкции.
— И тебя приветствую, Пети, — звонко ответила всадница и залилась хрипловатым хохотом, от которого у немолодого уже капитана стражи в голове зароились совершенно неуместные мысли. А через секунду он вспомнил, что уже видел эту даму.

— Мадам Вентоса! — Жан согнулся в глубоком поклоне — разве что шлем не сорвал, но тот был на ремешке. — Извините дурня, не признал сразу!
— Извиняю, — великодушно улыбнулась всадница. — Сама виновата, не надо было забираться так далеко. Откроешь ворота?
— Сию секунду! Робер!

Пока стражники возились с засовом, всадница заметила на себе восхищенный взгляд девичьих глаз и обернулась.

— Кто ты, красивое дитя? — с интересом спросила она, подпуская коня поближе к приезжей, чтобы получше ее рассмотреть.
— Анастаси Сагран, ваша светлость, — пунцовая до корней волос, она попыталась сделать учтивый книксен, но вышло неубедительно.
— Какая из меня «светлость», — усмехнулась всадница. — Ты из рода Саграннов бретонских?
— Да, ваша светлость.
— Прекрати эти формальности! Я Луциана, так меня и зови.
— Да… мадам Вентоса.
Наездница вздохнула. В этот момент ворота начали со скрипом отворяться.
— Ты не успела проехать до заката? — поинтересовалась всадница.
— Да, мадам Вентоса…
— Ну, это дело поправимое, — оптимистично ответила она.

— Ворота открыты, мадам, — запыхавшийся и раскрасневшийся Жан вернулся с донесением.
— Спасибо, Пети, — сверкнуло золото, и луидор исчез в ладони капитана. — Я еду. И она со мной.

И стражник, и приезжая опешили.

— Но, закат, приказ Короля, мадам… — попытался возразить Жан.
— О, я уверена, что он не будет против, — снова улыбнулась Вентоса, но от этой улыбки Жану стало не по себе. — Разве может быть против любой мужчина, что в славном городе Париже станет на одну красавицу больше?
— Нет, конечно, но инструкция…
— Пети, не будь занудой. Мы едем.
— Да, мадам, — смирился старый стражник, нащупывая в кармане золотой.

Вентоса поманила рукой белокурую приезжую и направила коня между приоткрытыми створками ворот. В покорности, с которой девушка двинулась за ней, тоже была что-то лошадиное. Когда они скрылись за углом, Жан сплюную на доски моста и угрюмо уставился на смотрящего вслед дамам Робера.

— Чего вылупился, остолоп! Давай закрывай ворота. И чтоб не трепался по утру — не было тут всю ночь никого, понял?

Робер кивнул, втянув голову в плечи, и бросился исполнять приказ. Старый Жан еще раз посмотрел на темную улицу и пошел помогать бестолковому подчиненному.
Понедельник, 9 Января 2012 г.
10:30 Разжигатель огней
В некотором провинциальном городе было очень мало фонарей, поэтому горожане боялись по ночам выходить на улицу, потому что там было очень темно и шастали бандиты. Но однажды нашелся среди них чудак, который решил ставить на улицах фонари и зажигать их по вечерам. Сначала горожане удивлялись, зачем это надо, но потом оценили пользу и стали давать ему деньги на еду и новые фонари. Бандиты его, конечно, за это не любили и часто били ногами в темных подворотнях. Но он все равно зажигал фонари.

Долго ли, коротко ли, его фонари были расставлены по всему городу, и все горожане радовались, что после заката на улицах почти так же светло, как днем. Не радовался только старый чудак. С возрастом он начал слепнуть, и чем больше фонарей он ставил, тем меньше света видели его глаза. Вскоре он начал ставить по два-три фонаря рядом, и горожане решили, что он перебарщивает, и перестали давать ему деньги. Наконец, пришел день, когда он совсем ослеп, а через пару месяцев он, всю жизнь разжигавший огни для других, умер там же, где и родился, - в кромешной темноте.

Current music: Blind Guardian - A Voice in the Dark
Суббота, 27 Августа 2011 г.
19:35 Близкий контакт
Продолжение сериала про Ханну и Грету опубликовано на deviantArt’е на английском языке. Название — «Close Encounter». Все будущие рассказы про них также будут писаться и публиковаться на английском, так как по-русски их все равно никто не читает, а там у меня хоть какая-то аудитория есть.

Current music: Dragon Age II — Destiny of Love
Настроение: обиженное
Пятница, 24 Сентября 2010 г.
22:35 Лист с семинара
Был на семинаре по восприятию (Wahrnehmung), нас там заставили нарисовать лист - сначала с натуры, потом тот же самый - по памяти. Вышло неплохо ИМХО, несмотря на то, что нижнюю половину (слева) я не успел - времени мало дали.

А следующие две картинки - это наброски на экране смартфона. Первое - витражи церкви, куда ходили в среду. Никак не могу выучить, что обводить "кистью" на смартфоне - зло... А второе - начинал с холма набрасывать собор (другой уже) на противоположном берегу Рейна, но группа уже уходила, не дали закончить...

Current music: Hania - Alice is Dead
Настроение: гордое






Понедельник, 6 Сентября 2010 г.
08:45 Полтергейст
Л. ко дню рождения.

Флоренция недаром считается колыбелью Ренессанса. Её улицы не просто манят взор стариной, они ею дышат. Можно день за днём повторять один и тот же туристический маршрут по её улочкам и мостам через Арно, и каждый раз натыкаться на новые уголки, каждый из которых, быть может, дал жизнь произведению зодческого искусства где-нибудь на другом конце света. Флоренция, «цветущий город», принадлежавший когда-то отставным легионерам, а много позже — гениям Данте, Боккачо, Леонардо, Галилео… Многие забыли, сколь многим мир обязан маленькому полуострову-сапожку в Средиземном море. Но Флоренция помнит.

Есть у Флоренции и ещё один плюс — население в полтора миллиона человек. Недостаточно, чтобы начать задыхаться, но в самый раз, чтобы избавиться от призрака мёртвого города. По крайней мере, мы с Гретой сильно на это рассчитывали, потому и сидели сиднем тут все три месяца с нашего билефельдского приключения.

Итальянцы — замечательные люди и обворожительные пройдохи. Если не давать вешать себе на уши лапшу, то жить здесь намного проще, чем в Германии. Наших с Гретой совместных капиталов и знания английского хватило, чтобы снять небольшой окружённый зеленью коттеджик в пригороде Флоренции и старенький «Форд» для поездок. С тех пор мы убивали время, как умели, бродили по старому городу, незаметно вливались в толпы иностранных туристов, но познание нового почему-то перестало радовать. Мы как будто ждали чего-то. Нового явления исчезнувшей по своей манере в ночи Лючии, может быть?
В тот вечер мы вернулись домой за полночь. Остановив машину на лужайке перед коттеджем, я принялась тормошить задремавшую на переднем сидении возлюбленную.

— Мммн? — не открывая глаз, промычала Грету.
— Приехали, ваше высочество, — сообщила я. — Соблаговолите продолжить свой монументальный сон у себя в постели.
— Вообще-то, «высочеств» до постели положено на руках доносить, — мечтательно улыбнулась она, глядя на меня из-под приопущенных век.
— Обойдёшься, — я перегнулась, чтобы чмокнуть её в точёный носик. — Грет, вылезай давай, простынешь.

Спорить дальше она не решилась и выползла вслед за мной в прохладную темноту сентябрьской ночи. Снаружи наш домик выглядел необитаемым: одинокий фонарь перед входом едва освещал слепые проёмы окон, а вокруг тихонько переговаривался ночными шумами редкий лес. Сама не знаю, почему мы выбрали именно это уединенное место, откуда до ближайшего жилья было полчаса на машине... Включив сигнализацию, мы в обнимку поднялись на невысокое крыльцо.

Уже доставая ключи, я замерла — входная дверь была приоткрыта.

— Что такое, Хан? — Грета вздрогнула.
— Ты не помнишь, я запирала дверь сегодня утром или забыла? — спросила я нарочито спокойно.
— Запирала… — мы испуганно переглянулись.
— Воры? — предположила она. — Или…

Она не окончила, и с минуту мы напряжённо прислушались к дому. Внутри стояла тишина. Мне даже показалось, что сквозь шум листьев я услышала тиканье огромных башенных часов в гостиной, доставшихся нам от хозяина вместе с прочей мебелью.

— Похоже, уже ушли, — неуверенно произнесла Грета.
— И надеюсь, ни с чем, — также без особой уверенности ответила я.

Соваться внутрь было глупостью. Как бы нам не везло до сих пор в делах потусторонних, но со здоровым грабителем, если он ещё там, двум девушкам не управиться — на этот счёт у меня иллюзий не было. Следовало вызвать полицию, но со стражами правопорядка в нашем положении связываться было себе дороже…

Я толкнула дверь. Она бесшумно распахнулась. В коридоре было темно. Я сделала шаг внутрь, нащупывая выключатель. Грета мёртвой хваткой вцепилась в другую руку. Лампа в коридоре виновато замигала и погасла, не реагируя на мои манипуляции выключателем.

— Какого чёрта ты сейчас-то?.. — рассвирепела я и осеклась, только сейчас заметив, насколько взведена. Если в доме и сидел вор, теперь он точно знал о нашем присутствии. Но в комнатах стояла тишина…

В темноте мы двинулись вглубь коридора. Единственная дверь направо вела в обширную гостиную. Замерев на пороге, мы напряжённо уставились в освещённую падающим через многочисленные окна лунным светом мглу. Сквозь сумрак проступали журнальный столик, диван, кресла, да чернела у стены громада часов. Моя рука привычно начала искать выключатель, но, видимо, от нервов я никак не могла его нащупать…

— Окно, — тихо указала Грета.

И правда — окно как раз напротив двери оказалось открытым. Лёгкий ветер колыхал полупрозрачные занавески. Часы отбили час ночи, заставив нас если не вскрикнуть, то подпрыгнуть на месте. Но что-то насторожило меня куда больше.

— Грет, не дыши, — прошептала я и тоже задержала дыхание. Стало совсем тихо.

Нет, не совсем. Сквозь мерное тиканье и шелест едва различимо проступало чьё-то дыхание.

Мои нервы были на пределе, когда из груды темноты, которой был диван, проступили две зелёные точки. Глаза — той жуткой, нечеловеческой зелени, которую я так хорошо помнила по Шварцвальду. Жалко всхлипнув, я повернулась к Грете и наткнулась на безмятежный, безумный взор, который почти сумела забыть. Чёрный волна первобытного ужаса захлестнула меня с головой.

— Нет… нет! Почему опять…

Вместо ответа массивная громада настольных часов размеренно зашагала к нам. На миг, приближающийся кошмар парализовал меня, но лишь на миг. Что-то мелькнуло перед моими глазами, вырывая из ступора. Не соображая, что делаю, я подхватила обмякшую Грету на руки и двумя безумными прыжками оказалась у открытого окна, а потом — на траве перед домом. Не оглядываясь, я побежала прочь.

У поворота, где дорога к коттеджу отходила от основного шоссе, я остановилась и опустила Грету на землю. Слава богам, в её глазах не было безумия — наверное, мне всё же показалось. Только остатки страха и… изумление. Впрочем, оно было объяснимо. Если бы мне сказали, что я способна пробежать пол-километра с Гретой на руках, я бы тоже ошалела…

— Адреналин, — почему-то виноватым тоном предположила я.
— А, — ответила она и опустила глаза.

Не сговариваясь, мы побрели вдоль по дороге в сторону города. В какой-то момент наши руки нашли друг друга и больше не отпускали.

Слева от нас чернела темнота леса, от которой мы старались держаться подальше, прижимаясь к правой стороне, за которой тоже был лес — но метрами ста ниже. Машин в столь поздний час уже не было, но довольно скоро мы выбрались на ярко освещённую фонарями смотровую площадку, с которой днём, наверное, было видно всю Флоренцию. Тут были скамейки, на одну из которых мы и уселись.

Какое-то время мы молчали. Потом я заметила, что Грета неслышно плачет.

— Что такое, маленькая? — я подвинулась поближе, чтобы обнять её.
— Мне страшно, Хан, — сквозь слезы пробормотала она.
— Мне тоже, — призналась я, целуя её в мокрые щёки и заплаканные глаза.
— Почему мы, а?.. Что мы им сделали?.. — Грета уже не плакала, а жалобно спрашивала, как ребёнок, которого бросили родители в новогоднюю ночь. Её плечи вздрагивали. — Почему они не оставят нас в покое…

Я не ответила, просто прижала её к себе покрепче. Это помогло, она немножко расслабилась. Мне тоже было страшно, но от мысли, что у меня есть кого защищать, мне стало спокойнее. Как странно порой совпадают прямо противоположные желания…

— Что будем делать? — наконец, спросила она. Как всегда, она пришла в себя первой и немного отодвинулась, чтобы смотреть мне в лицо.
— Не знаю. Дождёмся утра и пойдём обратно?
— Ты думаешь… оно к утру исчезнет?
— Не знаю. Но если оно хоть немного сродни тому, что в Шварцвальде, то должно…

Грета неловко замолчала. Она так и не вспомнила ничего, что с нами было в Шварцвальде, и не могла себе этого простить. От мысли о Шварцвальде меня озарило:

— А… а давай позвоним Лючии?
— У тебя остался её телефон? — её глаза загорелись.
— Должен был… — ответила я, лихорадочно шарясь в памяти мобильника. — Вот!

Дрожащими пальцами я нажала кнопку соединения и прижала трубку к уху. Грета прижалась с другой стороны, чтобы тоже слышать разговор. Разумеется, было бы излишне оптимистично ожидать, что Лючия ещё пользуется этим номером, к тому же, было уже поздно…

— Лючия Рован у аппарата, — произнёс по-немецки знакомый голос в трубке. Грета восторженно взвизгнула.
— Лючия, это я, Ханна, — у меня тоже отлегло от сердца.
— Ой, привет, Ханна, — похоже, ей тоже было приятно услышать мой голос. — Я так понимаю, Грета тоже там? Неразлучны, как Плеяды… А вы в курсе, что уже четвёртый час ночи?
— У нас — второй, — поправила Грета без особой виноватости. На только что проснувшуюся Лючия похожа не была.
— Тоже не вечер. Что стряслось-то?

Я, сколь могла, кратко описала, что произошло. Лючия долго молчала на другом конце, а мы не решались прерывать её размышления.

— Похоже на полтергейст. Или на генус локи, хотя они не обитают в человеческих творениях… Может быть, какой-нибудь дух. Но могу вас успокоить — ничего подобного швардвальдской твари у вас дома не завелось.
— Уже хорошо, — согласилась я. — Но что нам теперь делать? Там в доме наши документы и почти все деньги…
— Во-первых, я почти уверена, что это существо активно только по ночам, так что утром туда вполне можно будет вернуться… Но если вам боязно, могу посоветовать обратиться к одному человеку, моему старому другу.
— Он колдун?
— Алхимик. Но в магии тоже разбирается. Зовут его Маэстро Лео Нотареччи, можно просто Маэстро. Живёт в собственном особняке в западной части города. Просто поймайте такси и назовите особняк Нотареччи… Там скажите, что вы от меня, Маэстро меня помнит и наверняка поможет.
— Спасибо огромное!
— Ой, да на здоровье, — Лючия обнадёживающе хмыкнула. — Удачи вам там с вашим полтергейстом.

Распрощавшись, я положила трубку. Наши дальнейшие действия были очевидны. Вызвав по тому же мобильнику такси, мы отправились к Маэстро Нотареччи. Таксист, галантный, несмотря на поздний час, итальянец, сначала растерялся, но быстро нашёл искомый адрес на карте и домчал с ветерком.

Особняк Маэстро встретил нас запертыми воротами и сонной тишиной. Это было внушающее уважение старое здание в стиле позднего Ренессанса, хотя я бы не поручилась сказать, какой из мастеров того времени приложил руку к его строительству. Двухэтажный особняк состоял из центральной части и двух крыльев, в одном из которых, несмотря на позднее время, ещё горел свет. К зданию прилегал обширный сад, окружённый высокой изысканно украшенной оградой, края которой терялись в темноте.

Пока мы с Гретой неуверенно топтались у ворот, не зная, как подать о себе знать, из темноты сада возникла девушка в чёрно-белом платье, в котором я с удивлением узнала стилизованную униформу французской горничной. Маэстро, похоже, был человек с причудами, хотя надо было отдать должное — девушке наряд шёл отменно.

— Добрый вечер, — по-итальянски поприветствовала нас горничная, осматривая нас непроницаемым взглядом через прутья ворот, и что-то спросила.
— Здравствуйте, — неуверенно ответила я. — Вы говорите по-английски?
— Да, конечно, — так же невозмутимо и без малейшего акцента ответила она. — Чем я могу вам помочь?
— Простите за поздний визит, мы к Маэстро Нотареччи по рекомендации мисс Рован…

Горничная на секунду задумалась, потом незаметным движением руки отперла ворота и с лёгким поклоном пригласила нас войти:

— Добро пожаловать в особняк Нотареччи. Я немедленно сообщу Маэстро о вашем визите.

Мы прошли по засыпанной гравием дорожке, поднялись по ведущим к массивным дверям ступеням и оказались в просторном холле.

— Сюда, пожалуйста.

Невозмутимая горничная провела нас в небольшую уютную гостиную. При свете стало видно, что девушка немногим младше нас, симпатичная, я бы даже сказала — миловидная, если бы не нечто в её чертах, на осознание чего у меня ушло немало времени. Много позже я сообразила, что в её строгом профиле было ровно столько жизни, сколько требуется, чтобы не казаться статуей — но не больше…

Усадив нас в старинные кресла, горничная вышла и минут десять спустя вернулась в компании плотного пожилого мужчины. Он был невысок, носил очки и густую бороду и был одет почему-то по моде девятнадцатого века. Хотя то обстоятельство, что наш визит не поднял его с постели, безусловно, радовало. Это, должно быть, и был Маэстро.

— Добрый вечер, прекрасные синьорины, — поздоровался по-английски хозяин дома, окинув нас взглядом и на секунду задержавшись глазами на моих волосах, — или, быть может, лучше сказать «добрая ночь»? Позвольте представиться — Лео Нотареччи, алхимик, землевладелец и ваш преданный слуга. Спасибо, Галатея.

Последнее относилось к горничной, которая послушно кивнула и вышла.

— Добрый вечер, меня зовут Ханна Эдельшталь, — представилась я, протягивая руку для пожатия. К моему изумлению, пожилой итальянец удивительно изящно для своей комплекции поклонился и прикоснулся губами к моим пальцам. Похоже, о наступлении следующего столетия ему просто забыли сообщить — дважды. Но в старомодной обходительности что-то было…
— Грета… Эдельшталь, — едва запнувшись, представилась и Грета и была так же поприветствована поцелуем руки.
— О, так вы из Германии? — на безупречном немецком обрадовался Маэстро. — Вы родственницы?
— Да, мы из Германии, — быстро ответила Грета. — Мы сёстры.
— Понятно, — улыбнулся наш хозяин, оглядывая нас снова с едва заметным лукавством. Похоже, стандартное объяснение наших отношений его не убедило, но они его особо и не интересовали… — Я рад приветствовать друзей несравненной фрау Рован в моём доме. Как она, кстати, поживает?
— Когда мы в последний раз с ней виделись, — я обрадовалась смене темы, — у неё всё было в порядке. Правда, она говорила что-то про то, что ей придётся покинуть страну… Но это было три месяца назад.
— Покинуть страну? — Маэстро удивлённо приподнял бровь.
— Германию. Мы были в Билефельде…
— Понятно, — серьёзно кивнул он. — Она всё-таки туда забралась… Мерзкое местечко. Простите за нескромность, но ваши волосы… это оттуда?

Я с усмешкой поправила свои седые прядки.

— Нет, это из Шварцвальда, с год назад.
— Я вижу, вы не гостья в тайном мире, — неожиданно улыбнулся Маэстро и обнадёживающе добавил: — Если вы до сих пор живы, то ничего он вам больше не сделает. А ваша, скажем так, сестра — она тоже была с вами?
— Да, оба раза, — я посмотрела на Грету, но та сидела с отсутствующим видом. Наверное, опять вспоминала Линду. Впрочем, не мне, вздрагивающей при виде малейшего намёка на ту зелень, её осуждать…
— Интересно, — протянул Маэстро, обращаясь скорее к себе, чем к нам. — Однако простите моё излишнее любопытство… Что же привело вас ко мне в столь поздний час?

Собрав волю в кулак, я заставила себя кратко пересказать наше ночное приключение. Грета, очнувшись от транса, как могла, подтвердила мой рассказ. У меня гора с плеч упала, когда я поняла, что безумное выражение на её лице мне просто привиделось…

— Да, Лючия права, это очень похоже на полтергейст, — Маэстро поправил очки и задумчиво погладил бороду. — Но меня удивляет, почему он проявил себя через столько месяцев после вашего переезда… И эти зелёные «глаза»…

Какое-то время он размышлял, а мы сидели, тихо глядя на колыхающиеся в лунном свете деревья за окном. Наконец, он снова заговорил:

— Полтергейсты — увы, не мой профиль, — он развёл руками, — но я постараюсь вам помочь, чем смогу. И из уважения к вашей покровительнице, и по собственному желанию. Но мне нужно подготовиться, поэтому выйти мы сможем не раньше завтрашнего вечера. А пока разрешите мне предложить вам своё гостеприимство. Вы, наверное, хотите спать?

Только тогда я заметила, как болели мои ноги. Да и руки отзывались о моём с ними обращении не слишком лестно — давешняя пробежка с Гретой в охапку была не слишком полезной для организма. Мы благодарно кивнули.

— Я велю Галатее приготовить вам комнату для гостей. Вы с… сестрой ведь предпочитаете спать в одной комнате? — каким-то образом он умудрился произнести этот вопрос столь учтиво, что он не казался несусветной наглостью. Мы с Гретой дружно зарделись и снова кивнули.

В тот же миг на пороге гостиной появилась Галатея и с неизменно невозмутимым видом уже по-немецки попросила нас следовать за ней. Маэстро витиевато попрощался с нами и удалился в недра особняка. Идя по тёмным коридорам за горничной, я попыталась запомнить дорогу, но не преуспела.

— Прошу вас, — Галатея распахнула двери в одну из комнат. Судя по всему, левое крыло особняка предоставлялось гостям, в то время как сам Маэстро жил в правом. — Комната целиком в вашем распоряжении, завтрак подаётся с девяти до двенадцати, если вам что-то понадобиться, просто позовите меня с помощью колокольчика у двери.

Просторная комната с видом в сад была освещена несколькими свечами и выглядела вполне пригодной для жизни. Каким-то образом Галатея предугадала итог нашего разговора с Маэстро и заранее всё приготовила. Слава богам, кроватей в спальне было две, и обе были аккуратно заправлены. Не зная, как поблагодарить горничную, я замялась.

— Спасибо, Галатея, нам больше ничего не нужно, — пришла мне на помощь Грета. Получилось у неё весьма аристократично, хотя чему я удивляюсь…

Горничная кивнула и исчезла. Мы помогли друг другу раздеться, задули свечи и улеглись. Тень деревьев за окном рисовала причудливые узоры на стенах, и я быстро задремала.

Однако не успела я уснуть, как что-то тёплое и мягкое скользнуло ко мне в постель. Даже сквозь дрёму я без труда узнала запах Греты и расслабилась. Не говоря ни слова, моя возлюбленная тесно прижалась ко мне, я обняла её в ответ, и так мы и уснули, крепко обнявшись на слишком узкой для этого кровати…

Проснулась я от гула мотора. Судя по солнечным лучам в окне, было позднее утро. В особняке царила такая тишина, что я без труда услышала шорох гравия под шинами автомобиля во внутреннем дворике. Хлопнула дверца машины, входная дверь, потом был радостный возглас, похоже, женский, и ровный гул голоса Маэстро. О чём они говорили, было не различить, поэтому я перенесла внимание на более оперативные вопросы.

Грета всё ещё уютно сопела у меня под ухом, тесно прижавшись ко мне всем телом. Повернувшись, я уткнулась носом в её темноволосую макушку. Встать с кровати, не разбудив её, не представлялось возможным, поэтому я, скрепя сердце, попыталась вывернуться у её из рук. Как я и ожидала, Грета что-то обиженно пробормотала и проснулась, глядя на меня снизу вверх. Не выдержав, я наклонилась и нежно поцеловала её в опухшие со сна губки. Она попыталась снова меня обнять, но я оказалась быстрее и проворно вскочила. И вовремя — через миг в дверь постучали и на пороге появилась Галатея.

— Доброе утро.
— Доброе утро, Галатея.
— Я пришла помочь вам с утренним туалетом.

Мне самой хватило умывания и причёсывания на скорую руку, однако Грета решила воспользоваться редкой возможностью по полной. Когда Галатея принялась аккуратно расчёсывать её тонкие волосы перед зеркалом, я почувствовала укол ревности, но и мне пришлось признать, что у профессиональной горничной это получилось лучше, чем у меня… Чтобы отвлечься, я спросила:

— У Маэстро гости?
— Гостья, — Галатея говорила невозмутимо, но мне впервые почудилось беспокойство в её голосе. — Знакомая. Но я её вижу впервые с тех пор, как… начала здесь работать.
— А ты… вы давно здесь работаете?
— Четыре года, — лаконично ответила она, и я не стала больше навязываться.

Через полчаса Галатея проводила нас в столовую. Она была заметно больше вчерашней гостиной, но выглядела не столь обжитой — наверное, Маэстро редко ей пользовался.

Сам хозяин дома и его гостья уже сидели за столом. Они дружно чему-то смеялись, но когда мы вошли, незнакомка с интересом уставилась на нас чёрными, с чертятами глазами. Это была яркая женщина старше нас с Гретой, но младше Лючии. В её манере держаться сквозила непоколебимая и удивительно притягательная уверенность в себе. Одета она была, в отличие от Маэстро по новой моде, ярко, почти вызывающе, но с тем же безупречным вкусом. Чем-то она была похожа на него самого, и ещё совсем неуловимо — на Галатею, хотя сравнивать эту светскую львицу и тихую горничную было непросто.

— Доброе утро! — приветствовал нас Маэстро. — Пожалуйста, знакомьтесь — Айра Нотареччи, моя, скажем так, дочь.
— Дочь? — уточнила я.
— У всех нас запутанные семейные обстоятельства, — обезоруживающе улыбнулся Маэстро, и мне оставалось только согласиться.

Мы с Гретой представились и обменялись с Айрой рукопожатиями. Её же, похоже, куда больше интересовала Галатея. Под любопытным взглядом гостьи несчастная горничная растерялась и — к моему изумлению — немного зарделась. К счастью для неё, Айра заметила её смущение и повернулась к Маэстро. Галатея воспользовалась возможностью шмыгнуть за дверь.

Лукаво глядя на «отца», Айра протянула что-то по-итальянски, из чего я уловила только слово «Галатея». Тот невозмутимо ответил, она задала ещё один вопрос, на который Маэстро ответил так же коротко и расхохотался. Айра попыталась нахмуриться, но тоже звонко рассмеялась.

От этой сценки я невольно почувствовала себя незваной гостьей (каковой, кстати, и являлась). Грета полностью разделяла моё чувство, поэтому мы тихонько уселись за дальний край стола. Галатея неслышно возникла у нас за спиной, поставила перед нами континентальный завтрак и поспешно испарилась.

Когда мы допили кофе, Маэстро и его гостья прервали разговор и пересели поближе к нам.

— Вам очень повезло, что Айра вернулась именно сегодня.
— Так получилось, синьорины, — заговорила по-немецки, но с лёгким итальянским акцентом она, — что я только что закончила обучение магическому искусству. Когда Леон рассказал мне о вашем полтергейсте, я решила, что нельзя упускать такой шанс попрактиковаться. Вы не против, надеюсь?
— Нам всё равно, — ответила за нас обеих я, не сразу сообразив, что «Леон» — это и был Маэстро.
— Вот и славно, — улыбнулась волшебница. — Предлагаю не тянуть время и отправиться прямо сейчас. Я на машине, Маэстро, поэтому ждите нас самое позднее — к ленчу.

Легко вскочив, она ураганом пронеслась по коридорам, ориентируясь в особняке, как в родном доме. Во дворе стоял её автомобиль — роскошный чёрно-серый «Альфа-Ромео», с головой выдававший состоятельную девушку. Айра села за руль, я показывала дорогу, Грета устроилась на заднем сидении, и через полчаса мы остановились рядом с нашим собственными «Фордом» перед коттеджем.

Глядя на тёмные окна нашего временного дома, меня охватила неприятная дрожь от воспоминания о нашем вчерашнем, вернее, ещё сегодняшнем приключении, но я заставила себя выйти из такой уютной машины. Грете тоже было не по себе, она едва не оступилась на ровном месте. Но Айра, легкомысленно напевая под нос какую-то песенку, уже устремилась к так и стоявшей с ночи открытой двери.

У самого входа она резко притормозила и жестом велела нам остановиться. Мы послушно замерли. «Песенка» волшебницы плавно превратилась в монотонный речитатив, когда она вдруг свернула в сторону и пошла в обход коттеджа. Мы с Гретой насторожённо проводили её глазами, когда она скрылась за углом, и вздохнули с облегчением, когда она появилась с другой стороны.

— Я не чувствую тут полтергейста, — обескураженно развела руками Айра, приближаясь к нам. — Что-то здесь есть, но его следы мало похожи на нежить…
— А на что похожи? — поинтересовалась я.
— На нечто странное, — задумчиво произнесла волшебница, — чему здесь быть никак не положено. Вы пойдёте со мной внутрь?
— А это опасно? — спросила Грета.
— Со мной — точно нет, — лучезарно заверила нас наша спутница. И мы пошли за ней. Что мы всё время находим в этих ведьмах?

В коттедже мало что изменилось с ночи, разве что было намного светлее. От взгляда на привычные, белые в цветочек обои коридора, на пребывающие в изысканном беспорядке куртки на вешалке и туфли у входа, ночные страхи стали потихоньку отступать… В гостиную первой вошла Айра, я, глубоко вдохнув, — следом, Грета замыкала процессию. Диван, несколько кресел, журнальный столик, даже часы — всё стояло там, где им было положено. Правда, окно по-прежнему было распахнуто, не давая забыть, что ночные события не были всего лишь тривиальным кошмаром.

Волшебница, тем временем, двинулась в обход комнаты с грацией матёрой хищницы. Я готова поклясться, что она даже принюхивалась к чему-то для полного сходства. Наконец, она остановилась перед часами, с большим интересом рассматривая циферблат.

— Грета, Ханна, посмотрите-ка сюда…

Мы с опаской приблизились. Когда мы были буквально в двух шагах, циферблат полыхнул оранжевым пламенем и что-то маленькое, рыжего цвета метнулось к нам мимо головы Айры. Я успела отпрянуть, но неведомый снаряд целил не в меня, а в Грету, угодив ей прямо в грудь. От неожиданности она вскрикнула и неуклюже плюхнулась в очень удачно стоявшее кресло, одновременно пытаясь оттолкнуть рыжего агрессора от себя.

Когда мы с Айрой подскочили к креслу, Грета с изумлением рассматривала свою добычу снизу вверх: в её вытянутых руках трепыхалась маленькая рыжая лиса, вернее — совсем еще лисёнок. Детёныш с энтузиазмом сучил лапками и изъявлял острое желание облизать гретино лицо (я его, впрочем, понимала).

— Что это? — беспомощно поинтересовалась Грета у Айры.
— Это ваш полтергейст, — глаза волшебницы смеялись, когда она погрозила лисёнку пальцем: — Ууу, несносная девчонка, перепугала ни в чём не повинных соседок.

Зверёк жалобно тявкнул, но попыток добраться до гретиного лица не оставил.

— Он опасен? — спросила Грета.
— Во-первых, это она, — поправила её Айра. — Во-вторых, сейчас она не опаснее простого щенка. К тому же, тебя она, похоже, полюбила…

И правда — стоило Грете немного согнуть руки, чтобы поближе рассмотреть мордочку лисицы, как та не упустила шанса облизать розовым язычком гретины щёки и нос.

— Ну хватит, хватит! — прикрикнула Грета, и ко всеобщему удивлению, лисёнок сразу присмирел и обвис у неё на руках, время от времени дружелюбно потяфкивая. Грета воспользовалась возможность сесть поудобнее, не отпуская добычу из рук. Меня же последняя невзлюбила — когда я протянула руку её погладить, то была встречена суровым зелёным взором (тем самым, который так напугал меня ночью) и клацаньем зубов. Потом я заметила ещё кое-что.
— Айра, а почему у неё два хвоста?
— Потому что это не обычная лиса, — волшебница присела на корточки возле кресла и рассматривала зверёныша, мудро держа свои руки при себе. — Это кицунэ.
— «Кицунэ»? — не поняла я.
— Да. Японский дух природы, обретающий форму рыжей лисицы. Насквозь магическое существо. Количество хвостов варьируется от одного до девяти.
— А что этот японских дух делает в Италии? — поинтересовалась Грета, как-то убедив лисёнка сидеть смирно на подлокотнике кресла, освободив ей руки.
— Понятия не имею. Может быть, его завезли сюда случайно с часами… — волшебница поднялась, рассматривая их обеих странным взглядом. — У меня для тебя две новости, Грета.
— Хорошая и плохая? — испуганно поинтересовалась она.
— Это зависит… Во-первых, у тебя теперь появился фамильяр, во-вторых, ты маг.

Повисла тишина.

— Фамильяр? — неуверенно переспросила Грета.
— Маг? — одновременно с ней повторила я.
— Фамильяр — магическое существо, привязанное к магу особыми узами, — объяснила Айра, в её глазах мелькнуло понимание и сочувствие. — А маг этой кицунэ — ты, Грета.
— Но… я не маг. Я ничего не знаю о магии.
— Знания — дело наживное. А вот сила бывает не у каждого. Я сразу почувствовала в тебе старую кровь, Грета, ещё в особняке Маэстро. В Германии много древних магических родов, хотя я никогда не слышала об Эдельшталях…
— Эдельшталь — это моя фамилия, — решилась на откровенность я. — Фамилия Греты — Вайссгольд.
— Вайссгольды, — уважительно, если не сказать — благоговейно, повторила Айра. — Одна из древнейших баварских династий. Меня удивляет, что родственники тебя ничему не обучили…
— Мы с ними не общаемся, — отрезала Грета.
— Прошу прощения, — смутилась Айра. — Я не знала…
— Ничего страшного…

— Как бы то ни было, — поспешила прервать неловкую паузу волшебница. — Ты маг, поэтому настоятельно советую тебе задуматься об обучении. Оно тебе понадобится, хотя бы для того, чтобы управляться с ней, — она показала на кицунэ. — Кроме того, тебе придётся дать ей имя.
— То есть, как… Я не понимаю, кто я ей вообще?
— Хозяйка, — терпеливо ответила Айра. — Не знаю, сколько времени она провела в этих часах, но постоянное присутствие мага разбудило её и придало ей сил. Теперь она к тебе привязана. Это значит, что если ты её бросишь, она умрёт…
— Ну уж нет, — решительно воспротивилась Грета и сгребла животное в охапку, к вящей радости последнего. — Мы в ответе за тех, кого приручили. Тебя будут звать Линда, милая. Тебе нравится твоё имя?

Наверное, моё лицо приняло какое-то необычное выражение, ибо Айра вопросительно подняла бровь, но я не стала объяснять. Лисёнку же имя явно понравилось.

— Линда, — повторила волшебница. — Интересное имя для кицунэ, ибо в японском нет звука «Л»…
— И что мне теперь с ней делать… — спросила Грета, глядя на лису. — Появляться с ней на людях — слишком эксцентрично для нашего образа жизни.
— Если знаешь как, фамильяра можно сделать невидимым, — оптимистично сообщила Айра.
— А если не знаешь?
— Тогда тем более надо учиться.
— А… ты можешь меня этому научить? — Грета в упор посмотрела на нашу спутницу.
— Этому — могу, — сдержанно ответила та. — Но для полноценного образования вам нужен настоящий учитель.
— Настоящий — это вроде Лючии? — подала голос и я.
— Лючии? — Айра посмотрела на меня круглыми от удивления глазами. — Вы знаете Лючию Рован?
— Да, мы с ней встречались дважды…
— Тогда вам несказанно повезло. Хотя… вряд ли она встретила наследницу Вайссгольдов по чистой случайности. С магами её уровня случайности не случаются…
— А она настолько сильный маг? — удивилась я.
— Лючия учила моего учителя, — сообщила Айра. — В Европе равных ей почти нет. Разве что верховные Иллюминаты, но вам про них знать не обязательно… Если вы её знаете лично, то Грете тем более следует учиться у неё.
— Но она далеко, — напомнила Грета. — А мне как-то надо научиться прятать… Линду.
— Заклинание невидимости — не самое простое на свете, но при достаточном владении азов у тебя должно получиться, — волшебница оценивающе оглядела нас. — Не думаю, что Леон будет против, если мы останемся у него ещё на недельку. Как насчёт этого?

Грета неуверенно посмотрела на меня.

— Ты тут маг, тебе и решать, — я усмехнулась. Почему-то мысль о том, что моя маленькая Грета — могучая ведьма, меня рассмешила. Не потому, что я не верила в её силы. Просто это было так не похоже на неё… и в то же время мне стало немного страшно. Не за себя — за неё. Я видела, на что способна магия, и ещё больше боялась неизвестности. Но для меня это значило лишь то, что мне придётся присматривать за ней не в два, а в четыре глаза…
— Я… согласна, — медленно произнесла Грета.
— Тогда поехали домой, обедать, — улыбнулась Айра. — Потом разберётесь, что делать с этим местом.

Грета попыталась встать с кресла, но пригревшаяся у неё на груди Линда успела уснуть, поэтому подняться у неё получилось не сразу. Глядя на спящего двухвостого зверька, я вдруг подумала — теперь нас будет трое. И Грета станет колдуньей. Наша жизнь становилась всё любопытственнее и любопытственнее, и я понятия не имела, что с нами станет завтра…
Воскресенье, 31 Января 2010 г.
23:12 Пустой город
Большую часть пути от Винтертура мы с Гретой проспали. Лючия ушла в себя с момента, как мы устроились в купе, и больше не выходила. Сидела, уставившись в пустоту, и на любые вопросы отвечала односложно. Объяснить толком, за чем мы, собственно, едем через пол-страны она так и не удосужилась. Пошушукавшись с Гретой, мы решили лечь спать, тем более, что за окном все равно была ночь, а сон в поезде был нам не впервой. Часам к трём я проснулась, обнаружив, что крепко обнимаю Грету и что обе мы укутаны в непонятно откуда взявшееся одеяло. Я хотела было поблагодарить Лючию, но та снова уставилась в темноту непроницаемым взором за полироваnными стеклами очков, и мне оставалось лишь снова поддаться убаюкивающему перестуку колес.

Во второй раз я проснулась под утро, когда зашевелилась Грета. Виновато глянув на меня, она отползла причесываться, оставив одеяло в моем владении. Я же, пожелав присутствующим доброго утра, вопросительно уставилась на нашу ведьму. То, что сия необычная дама не чурается нечистой силы, было столь очевидно, что даже она сама не стала этого отрицать, когда Грета поставила вопрос ребром. Меня же после Шварцвальда подобное удивлять перестало совсем. Другое дело, что ничего «подобного» со мной с тех пор не происходило. Что ж, любопытство убивает не только кошек…

— Через полчаса выходим, — коротко сообщила Лючия в ответ на мой вопросительный взгляд и, снова нахмурившись, уставилась в окно. У нее было лицо ученицы, уверенной в своих знаниях к экзамену, но все равно в сотый раз повторяющей про себя ответы. Я невольно залюбовалась — до встречи с Гретой мне нравились именно такие женщины. Смутившись, я кинула виноватый взор на неё, но Грета, слава богам, не заметила, сосредоточившись на спутанных за ночь волосах. Что ж, через полчаса, так через полчаса.

Чем ближе поезд приближался к цели нашего пути, тем явственнее я ощущала возбуждение и… страх. От близости неведомого сосало под ложечкой. Руки Греты нервно подрагивали. Это не было страхом, от которого хотелось бежать — уж я-то знала эту разновидность страха, — а скорее тем, который мы ощущали, когда самолет клуба парашютистов в Ганновере набирал высоту. Ощущения прыжка в пустоту — вот что это было. А наш один на двоих парашют сидел напротив и мрачно глядел в окошко.

На главный вокзал Билефельда мы прибыли в пол-девятого утра. Из окна было совсем не похоже, чтобы он когда-то переставал существовать. Перроны были забиты людьми, спешащими на работу или стоящими в очередях в булочные, все было ярко освещено. Лючия решительно поднялась и двинулась к выходу. Мы вышли вслед на платформу и оглянулись. На платформе царила обычная суета — кто-то выгружался, кто-то загружался, кто-то боролся с чемоданом. Ничего необычного в несуществующем городе пока не наблюдалось.

— Оооччень интересно, — протянула Лючия, и от ее тона мне стало не по себе. — Ну-ка, скажите мне, что вы видите вокруг?
— Вокруг? Ну, всё как обычно, поезд, перрон, пассажиры… — неуверенно начала Грета, но наша спутница остановила ее жестом.
— А так? — прохладные руки ведьмы не секунду накрыли наши глаза, и в следующий миг мы с Гретой дружно охнули от неожиданности.

Перрон был пуст — исчезли пассажиры, исчезли их чемоданы, исчезли даже продавщицы в кондиторских. Вмиг потухли все электрические огни, теперь вокзал освещало только робкое утреннее солнце. Вообще вокзал оказался далеко не таким ухоженным, как казалось сначала — всюду валялся мусор, легкий ветерок гонял неубранные листья, а обвалившаяся штукатурка, казалось, не обновлялась уже лет тридцать. В панике мы оглянулись на наш поезд, но тот был на месте. Пассажиры смотрели на заброшенную, пустую платформу безо всякого интереса… как будто не видели того, что видели мы.

— Куда они все?.. — испуганно спросила Грета, не договорив.
— Здесь никого и не было, — спокойно и сочувственно ответила Лючия, разглядывая нас, будто оценивала. — На этой станции вышли только мы. Остальное — наведенная иллюзия, весьма изощренная, но не сложная.
— Иллюзия? Кем наведенная? — почти одновременно спросили мы.
— Вот именно это я и приехала сюда выяснять, — она выжидательно уставилась на нас.

Я не сразу поняла, что она хотела услышать. Но Грета, еще раз оглянувшись на спасительный поезд, стиснула мою руку и решительно поправила:

Мы сюда приехали. А… это опасно? Ну, выяснять…

Лючия с уважением посмотрела на нее. Я только хмыкнула — она еще плохо знала Грету. Если той в голову что-то стукнет, переубедить ее уже невозможно… Но надо отдать должное, «стукало» ее обычно весьма конструктивно. За нашими спинами раздался резкий свисток, шумно захлопнулись двери, и поезд двинулся дальше.

— По-моему, тут пусто, — Лючия уклонилась от прямого ответа. — Я не чувствую человеческого присутствия вообще во всем городе…

Мы не стали уточнять — не чувствует, значит, может. В молчании мы двинулись к выходу с вокзала по пустующим переходам. На первый взгляд, тут не никто не бывал по крайней мере с восьмидесятых. Всюду были видны следы запустения. Как будто люди просто взяли и дружно ушли отсюда давным-давно… Только когда мы вышли на обширную парковку, где сквозь потрескавшийся асфальт прорастали сорняки, а от стоявших там когда-то машин остались ржавеющие груды металла, я поняла, что мне напоминает это запустение. Как-то раз я искала в интернете фотографии Чернобыля… Но чтобы такое запустение обнаружилось на окраине Рургебита, было немыслимо. Не было же здесь ядерных реакторов, в самом деле!

По настоянию Лючии мы двинулись к центру. Шли мы клином — впереди атлантическим крейсером рассекала пространство она сама, мы же с Гретой, невольно взявшись за руки, топали следом, стараясь держаться середины улицы. Стены заброшенных домов не внушали нам особого доверия. Совсем рассвело. По левую руку от нас остался то ли парк, то ли просто лужайка, и мы с большим облегчением услышали оттуда чириканье чего-то пернатого. Признаков живых людей по-прежнему не было, только на обочине прикорнул старенький мотоцикл — судя по состоянию, оставлен он там был еще до моего рождения… Меня пробил озноб.

Наконец, мы вышли на большой перекресток с кольцевым разъездом. Здесь стояли останки брошенных машин, но не похоже было, чтобы случилась авария. Просто водители разом остановились, вышли и разбрелись по своим делам.

— Вот что, девочки, — задумчиво произнесла наша проводница. — Похоже, тут действительно никого нет. Давайте-ка разделимся. Вы двинетесь по этой улице дальше на юг, к ратуше, а я пойду окружным путем, проверю пару мест… Вы же не бывали тут раньше?
— Нет, конечно, — буркнула я. Оставаться одной в этом… трупе города, пусть даже с Гретой, меня не прельщало. Перед глазами живо встало мое «приключение» в Шварцвальде, и я помотала головой, отгоняя память. В тот миг я впервые пожалела, что не уехала сразу, когда Лючия предложила нам выбор на перроне…
— Не переживайте, я оставлю вам свой номер мобильного, — от Лючии не укрылось мое недовольство, и она поспешила успокоить нас с понимающей улыбкой.

Новость, что могучая ведьма, мановением руки отводящая иллюзии и изгоняющая темных монстров, пользуется мобильным телефоном, повергла меня в гомерический хохот. Но пока я смеялась, Грета невозмутимо обменялась номерами с Лючией и для надежности ей позвонила. На звонок у нее оказался поставлен какой-то незнакомый мне метал, что рассмешило меня еще больше. Сама ведьма казалась несколько смущенной.

— Двигайтесь по этой улице до следующего большого перекрестка, — проинструктировала она нас, когда я успокоилась. — Потом поворачивайте налево, встретимся у ратуши. И на всякий случай не заходите ни в какие здания, мало ли что…

Дома по этой улице внушали не большего доверия, чем те, мимо которых мы только что прошли, поэтому мы согласно кивнули. Перспектива остаться одним быстро изгнала мою внезапную веселость, но слава богам, Лючия не стала долго прощаться, а просто помахала рукой и исчезла в какой-то подворотне.

Переглянувшись, мы с Гретой двинулись дальше по центру улицы. Ветер шевелил неубранные листья, и, глядя на них, я вдруг поняла, что с объективной точки зрения делаю большую глупость. Еще вчера мы отдыхали на Бодензее, собираясь махнуть дальше в Италию, а сегодня мы опять в Германии, в самом сердце умершего годы назад города, о чем нам не полагалось даже знать, без нашей единственной защитницы, которая нас сюда, собственно, и заманила… Очевидно, Грета подумала что-то подобное, ибо ее рука нашла мою, и наши пальцы переплелись, будто стараясь придать друг другу уверенности в себе.

Улица, по которой мы шли, представляла собой фантасмагорическое зрелище. Асфальт здесь был положен как следует, но тут и там и он дал трещины, сквозь которые прорастала пыльная трава. По тротуарам росли чахлые городские деревья, а под ними, припаркованные много лет назад, ржавели древние автомобили. Я с содроганием подумала, что именно такими найдут наши города инопланетяне, если человечество вдруг вымрет, и удивилась своим мыслям. Людского присутствия не наблюдалось нигде…

Когда улица начала забирать вправо, Грета вдруг завертела головой, будто прислушиваясь к чему-то. Я тоже прислушалась. Показалось? Откуда-то справа доносились всхлипы… Мы остановились. Да, это определенно был плач, причем плач детский. Не сговариваясь, мы ринулись вперед. Кто мог плакать в этом мертвом городе? Я не знала, но один плачущий ребенок мне лично был важнее всех секретов этого проклятого места…

На перекрестке, о котором говорила Лючия, нам открылась примерно та же картина, что и на первом, но нас она интересовало мало. Плач слышался из здания, которое когда-то было рестораном. Двери были распахнуты, и я чуть было в них не кинулась, если бы вцепившаяся в меня намертво Грета не напомнила мне об осторожности.

— Лючия велела не заходить в здания!
— Да, да, ты права, — мне стало неловко за свою оплошность. На ум пришел старый рассказ Шекли, где героев заманили в ловушку необъяснимым на необитаемой планете плачем девушки… Человек, в двадцать семь поседевший за одну ночь, имел право на паранойю.

Плач тем временем прервался.

— Эй, кто там? — неуверенно позвала я внутрь. В темном помещении что-то зашуршало, потом оттуда вынырнуло нечто белое, и мы с Гретой инстинктивно отпрянули, но тут же устыдились, ибо это была всего лишь девочка. Обыкновенная, живая семилетняя девчонка в белом летнем платье, каких в Германии тысячи.

Увидев нас, несчастная бросилась к нам, как к родным, отчаянно рыдая. И повисла, что характерно, на мне — видимо, почувствовав, что я для этого приспособлена лучше, чем Грета… Когда поток слез немного иссяк, мы выяснили, что зовут ее Линда, приехала она сюда вчера вечером из Штуттгарта с отцом — проведать его престарелую бабушку.

— А потом папа пропал, и никого не было, — сквозь рыдания рассказывала Линда. Меня она так и не отпустила. — Мне было страшно, и я побежала к бабушке…

Внятных объяснений, куда «пропал» папа, мы так и не добились.

— Очень хотелось кушать, поэтому я зашла сюда, но тут тоже никого…

Не найдя еды, бедняга не решилась выходить обратно в темноту и заночевала тут. А утром появились мы.

— Что будем делать? — спросила я у Греты, ибо делать что-либо пришлось бы в любом случае ей, ибо мои руки были заняты всхлипывающим ребенком.
— Кормить, — строго ответила та, распаковывая свой рюкзачок. Похоже, в ней проснулся материнский инстинкт… Мне было очень интересно, что произведет на свет ее сумка-самобранка, но это оказались просто вчерашние бутерброды, которые мы не съели, поужинав в безымянном гластонском ресторане.

Какое-то время мы дружно умилялись, глядя на уминающую угощение за обе щеки Линду, но убедившись, что останавливаться она не собирается, переключились на более конструктивные вещи. Грете пришло в голову, что неплохо было бы позвонить Лючии и спросить у нее, что нам делать дальше. Однако трубку та не брала — из ее автоответчика я подчерпнула безусловно полезное знание, что полностью ее зовут «Лючия Рован».

— И что теперь? — на этот раз сакральный вопрос задала Грета.
— Давай двинемся дальше к ратуше, и подождем ее там…
— Фрау Ханна, а кто такая фрау Лючия? — встряла в разговор Линда. Очевидно, утолив голод телесный, в ней проснулось любопытство. Хорошо быть ребенком, когда рядом есть взрослые.
— Ведьма, но хорошая ведьма… наверное, — не слишком внятно объяснила я, но Линда закивала, демонстрируя истовое желание познакомиться с настоящей «хорошей ведьмой». Я вздохнула и поднялась с тротуара, для надежности взяв ее за руку. Грета взялась за другую, и мы двинулись по улице влево.

Линда оказалась болтушкой. Как только мы пообещали, что Лючия найдет ее папу, она выбросила мрачные мысли из головы и принялась развлекать нас историями из своей школьной жизни. Они были бы скучны, если бы не разгоняли столь успешно мрачную атмосферу пустого города. Когда впереди уже показалась старое здание, которое могло быть искомой ратушей, Линда внезапно замолкла на полуслове.

— Бабушка вон там живет, — в ответ на гретин вопрос показала она куда-то вправо. — Давайте к ней зайдем?

Мы неловко переглянулись. Не было никаких причин полагать, что «бабушка» когда-либо здесь существовала… Но площадь перед ратушей пустовала, а девочку было жалко, поэтому мы согласились на крюк. Свернув направо, мы прошли еще один квартал между ветшающими домами и попали в заросший сквер, из-за деревьев которого виднелся готический шпиль церкви. Удивительным образом часы на ней еще шли, хоть и показывали пять часов — то ли утра, то ли вечера…

— Мы с бабушкой сюда ходили, — обрадовалась знакомому месту девочка. — Может, они с папой там?

Мне было сомнительно, но церковь выглядела хорошо сохранившейся — храмы всегда строили на века, что им какие-то тридцать лет… Мы обошли ее по кругу, найдя главный вход незапертым. Несмотря на наши опасения, внутри не оказалось ничего неприятнее многолетней пыли, от которой мы все трое немедленно расчихались, подняв ее еще больше. Наконец, мы прошли между двумя рядами скамей к алтарю, украшенному замысловатым, но выцветшим триптихом. Что делать дальше, я не знала, но Грета и Линда, по-моему, молились, так что я не стала им мешать. В этот миг зазвонил мой телефон.

— Ханна? — я была безумно рада слышать этот голос, но он был явно чем-то озабочен. — У меня плохие новости…
— Что такое?
— Вы где сейчас? Перед ратушей никого кроме меня.
— Мы в церкви напротив ратуши… Лючия, что…
— Стой, — внезапное ледяной спокойствие в ее голосе подействовало на меня, как ушат столь же ледяной воды. — Повтори еще раз: вы находитесь в каком-то здании?
— Да, в церкви, через сквер от ратуши…
— Стойте на месте, — раздался рубленный ответ. Похоже, она говорила на бегу. — Ни шагу.

Мобильник пикнул — конец разговора. Ничего не понимая, я оглядела церковь. Что могло так напугать нашу бесстрашную спасительницу… да и меня, чего таить? Линда еще молилась, Грета рассматривала какой-то листок на стене, но обернулась ко мне, когда я положила трубку.

То, что произошло потом, вспоминается с трудом. Все было не так, как в Шварцвальде — и, тем не менее, чем-то неуловимо похоже. С диким грохотом врата собора распахнулись, и внутрь то ли вбежала, то ли влетела Лючия. Логика подсказывает, что именно она крикнула «ЛОЖИСЬ!!», размахиваясь, как будто кидая невидимый мяч… Мои колени послушно подкосились, но краем глаза я успела заметить, как упала ничком Грета, а из пальцев Лючии выскользнуло что-то вроде стеклянного шара — точно в грудь Линде.

Зато следующую картину я, боюсь, запомнила на всю жизнь. Линда ещё оборачивалась на шум, когда я крикнула «Берегись!», но слишком поздно. «Стеклянный шар» ударил девочку в грудь, разворотив грудную клетку, полголовы и начисто оторвав левую руку. Вопреки всем законам физики, Линда осталась на ногах и даже продолжила разворот. У меня в глазах потемнело, но через миг я поняла, что тьма сгущается только вокруг изуродованного тела девочки. Наверное, эта тьма спасла мне рассудок, ибо я очень не хочу верить, что в последний момент увидела быстро растущие из клокочущий останков детских лёгких коленчатые щупальца то ли насекомого, то ли каракатицы…

Лежа за скамьями, я не видела Лючию, но когда по церкви разнесся грохочущий голос, сотрясая пространство кощунственным речитативом, я с содроганием узнала ее. Мне захотелось зажать уши, но лучше бы я закрыла глаза, ибо в следующий миг тело Линды с чудовищным хрустом развалилось на кровоточащие куски. И все стихло.

Сначала я просто лежала, оглушённая, потом мне удалось встать. Колени дрожали, к горлу подступала тошнота. У противоположной стены на четвереньках стояла Грета и не могла подняться — ее рвало. Я хотела подойти, но между нами лежало то, что минуту назад было Линдой. Обходя это по широкой дуге, я увидела Лючию, безвольно полулежащую в проходе между скамейками, опершись спиной на одну из них. С ее лицом что-то было не так, но завидев меня, она попыталась улыбнуться.

— Что это было? — потребовала я. — Что ты сделала с девочкой?
— Девочкой? Ааа… — она слабо улыбнулась. — Это она вас сюда привела?
— Да, её зовут Линда, и… — я не договорила, пораженная чудовищным подозрением.
— Девочка Линда умерла несколько дней назад, Ханна, — жестко сообщила Лючия. — То, что вы видели, был ходячий труп.
— Неправда! — яростно крикнула Грета, незаметно подойдя с другой стороны. — Она была живая! Ела, плакала, говорила!
— Да, — легко согласилась Лючия. — Когда эти твари завладевают телом человека, они оставляют большинство переферийных функций, но убирают «слабости», по чему их им можно вычислить… Она ведь ночевала в каком-то здешнем доме?
— Да, в ресторане на перекрестке, — теперь соглашалась Грета. Но она еще не верила. — Как ты догадалась?
— Они прячутся в заброшенных домах. Если человек там долго остается, они сначала жрут его сознание, а потом все остальное…
— Они? — я почувствовала себя человеком, запертым в темной комнате с ночным хищником. Как мне было знакомо это ощущение…
— Долго объяснять, — Лючия попыталась встать, но ее руки подломились. — Давайте выйдем отсюда… Помогите мне найти очки, пожалуйста…

Я помогла Лючии подняться на ноги, придерживая за талию. Грета тем временем нашла по скамьей очки и угрюмо подала их ей.

— Мы ее даже не похороним? — язвительно спросила она ведьму.
— У тебя есть, чем копать? — резонно поинтересовалась та, но тут же смягчилась: — Но ты права… Я думаю, лучше всего будет всё здесь сжечь. Вместе с церковью. Не думаю, что Назаретянин будет против…
— У тебя есть какой-нибудь магический огонь? — деловито спросила Грета.
— Я Прометей? — снова огрызнулась Лючия, прежде чем дать нормальный ответ. — Я очень устала, Гретхен… Этот город пережевал меня, и ваше счастье, что вы не видели и трети того, что увидела здесь я. Боюсь, устраивать погребальный костер вам придется без меня…

Устраивать погребальный костер пришлось мне одной. Грета наотрез отказалась снова заходить в церковь, поэтому я оставила ее на лужайке наблюдать за оживающей Лючией. По совету последней я обыскала брошенные перед входом машины, обнаружив в одной плотно закупоренную канистру бензина. Сколько лет она пролежала тут? У меня не было опыта сжигания человеческих останков и церквей, но для первого раза получилось неплохо. Впрочем, в какой-то миг мне показалось, что старая церковь сама подставляет очищающему огню наиболее горючие части себя…

Когда я вернулась к спутницам, они о чем-то ожесточенно спорили, но увидев меня, замолчали. Лючия уже могла идти сама, но ее качало, поэтому нам пришлось ее поддерживать. Возвращались к вокзалу мы окружным путем, а за нашими спинами с мрачным треском занималась пламенем старая церковь. По дороге Лючия тихо рассказывала.

Я не могу утверждать, что поняла ее рассказ правильно, но по ее словам наш мир состоит из сотен, если не тысяч «слоев», наложенных друг на друга и существующих параллельно, хоть и по разным законам. Человек разумный видит только один из них, который и считает реальным миром. Но маги и ведьмы вроде Лючии способны видеть сразу несколько… и существ, которые там обитают. Лючия так и не поняла, откуда и когда появились твари, съевшие Линду, но именно они являлись причиной, по которой Билефельд перестал существовать, хотя иллюзию его существования до сих пор зачем-то поддерживали «они». Кто такие «они» и как выглядят «твари», она так и не объяснила, несмотря на мои настойчивые вопросы.

— Да, я могу их убить, — без энтузиазма ответила она на вопрос Греты. — Но тогда придется убивать всех сразу, ибо на смерть одной со всего города сбегутся остальные.
— Но ты же убила Ли… тут тварь в церкви?
— Нет, — спокойно возразила Лючия, сочувственно глядя на наши напрягшиеся лица. — Я всего лишь уничтожила физический контейнер, через который она пыталась вползти в нашу реальность.
— Но ее же надо убить! — потребовала Грета.
— Не в моем текущем состоянии, — печально покачала головой ведьма.

Грета заплакала. Мы уже сидели на старой скамейке на вокзале, ожидая поезда — никто nне знал, когда он приедет, ибо расписание тридцатилетней давности вряд ли оставалось в силе. Грета плакала, всхлипывая «Несправедливо, несправедливо…» Как мать, подумала вдруг я. Как мать, потерявшая ребенка… Мысль неприятно поразила своей простотой. В ответ я просто прижала ее к себе и не отпускала, пока рыдания не превратились в редкие всхлипы. Потом Грета отстранилась, чтобы высморкаться и вытереть лицо. Мы замолчали, глядя на листья, которые гонял по перрону поднявшийся ветер.

Пришел какой-то поезд. Мы с Гретой уселись у окна напротив друг друга. Над городом разносился черный дым от горящей церкви, но никто кроме нас его не видел, надежно защищенные от жестокой реальности спасительной иллюзией… В Мелле в наше купе подсел пожилой мужчина в дорогой паре, но всю дорогу просидел молча, уткнувшись в свежий номер своей газеты. Только собравшись выходить в Оснабрюке, он внезапно обратился к Лючии:

— Фрау Рован, вы неисправимы, не правда ли? Сегодня мы разойдемся мирно, ибо вы помогли нам — пусть и невольно, я подозреваю, — устранить… нестабильность, но рано или поздно вы попадете в неприятности.
— Жду с нетерпением, — зло бросила в ответ ведьма, не пытаясь, однако, подняться. Непонятный попутчик проигнорировал грубость и повернулся к нам.
— А вам, девушки, я бы лично посоветовал быть поосторожнее. Любопытство убило не только кошку.

Пока я до меня доходил смысл последних слов, он сделал шаг и исчез в коридоре. Но когда я выскочила вслед ему в коридор, он был пуст, как улицы мертвого города Билефельда…
Вторник, 22 Декабря 2009 г.
22:26 Pommes frites
Наша романтическая прогулка вдвоем шла великолепно, пока не зарядил донельзя своевременный дождь. Путеводитель по Гластону, купленный Ханной в первый же день, уверял, что летом дожди в городе и окреностях очень редки, а вот осенью ветер приносит с Альп целые табуны туч. Видимо, наш приезд так испортил настроение богам-альпийцам, что они решили выразить свой протест, невзирая на время года…

Так или иначе, зонта у нас не было и в помине, а сами мы как-то неожиданно для себя оказались на самой окраине города. Дома здесь стояли редко и, судя по табличкам «Zum Vermieten» на практически каждом, в большинстве своем пустовали. Стоя под жиденькой листвой спасительного деревца, мы затравленно озирались, попутно пытаясь отжать волосы и прочую совершенно не осеннюю одежду. Наконец, Ханна ткнула пальцем в сторону чего-то, что при ближайшем рассмотрении оказалось набором светящихся букв на фоне мрачного неба, великодушно сложившихся в название едального заведения.

Стоило ливню немного утихнуть, как мы звонко зашлепали по лужам в сторону спасительного ресторана, где двух мокрых и продрогших встретила полная тётушка в фартуке, очевидно, хозяйка. Немного задержавшись взглядом на волосах Ханны, она радушно поприветствовала нас с едва различимым южноевропейским акцентом:

— Добрый день! Столик на двоих?

Ханна попыталась ответить, но лишь клацнула зубами от холода и кивнула. Тетушка провела нас вглубь помещения, усадив за небольшим столиком в компании двух махровых полотенец. У столика было два неоспоримых достоинства — во-первых, с него через окно открывался изумительный вид на Бодензее, а во-вторых, он располагался в шаге от электрического обогревателя, который тут же оккупировала Ханна. Глядя на нее, я вдруг заметила, что совершенно нагло кутаюсь в ее куртку, которую она мне, оказывается, отдала еще под деревом. Нет, я, конечно, понимаю, что рассеянная, но это не повод давать Ханне простужаться!..

— Глупости, — фыркнула та, для пущей неубедительности опять клацнув зубами — но куртку забрала. — Это ты у нас оранжерейная лилия, Гретхен, а мы и не такие непогоды видали.
— Негодяйка, — только и могла ответить я, ибо крыть было нечем. Увы, именно Ханне всегда приходилось откачивать меня от очередной заразы, а не наоборот. Ей это нравилось, а я, к своему глубочайшему стыду, млела как котенок, видя ее бесконечную заботу в ее глазах. Она вообще была первой, кому оказалась нужна именно я, а не деньги и титулы моей семьи, с которой я, кстати, вдрызг разругалась перед уходом.

А еще был Шварцвальд — я не помнила почти ничего, но таинственная Лючия твердила, что там Ханна спасла мне «больше чем жизнь». Я подняла на нее глаза — она как раз вытирала свои белоснежные волосы полотенцем. Они поседели за одну ночь и больше не восстановились. Теперь Ханна стригла их покороче, несмотря на мои протесты. Не слишком осознавая, что делаю, я подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к седой прядке над ее ухом. Ханна замерла. Я тоже. После той ночи она стала болезненно нервной. Хорошо хоть просыпаться со слезами в четыре утра перестала…

— За счет заведения, — тактичное покашливание первало нашу немую сценку, и я отдернула руку. Тётушка-хозяйка поставила на стол две чашки какого-то восхитительно пахнущего горячего напитка. — Хотите что-нибудь уже заказать?

Мы с Ханной переглянулись. Есть нам не хотелось, но ввалиться в ресторан и ничего не заказать было бы невежливо, тем более после того, как нас уже угостили…

— Тарелку картошки фри на двоих, пожалуйста, — Ханна выбрала самый нейтральный вариант. Она любила картошку, я к ней была вообще-то равнодушна, но то, что нравилось ей, нравилось и мне… Тётушка с улыбкой кивнула и исчезла на кухне.

Какое-то время мы умиротворенно молчали, глядя на дождь за окном и неспешно поглощая чай со специями, которым оказался принесенный напиток. Потом принесли картошку, за которую я тут же расплатилась, дав щедрые чаевые. Задумчиво глядя на принесенное блюдо, мы решали, что с ним делать — голода мы по-прежнему не испытывали. Наконец, Ханна решительно ухватила пальцами одну палочку с тарелки и строго велела:

— Скажи «Ааа!»

Я повиновалась, после чего картофелина, как по мановению, оказалась у меня во роту. Чуть не подавившись от внезапно накатившего хохота, я нашла в себе силы прожевать и проглотить, и только тогда заметила в руках Ханны новую порцию. Мне оставалось только контратаковать — надо признать, она почти не сопротивлялась… Картошка исчезла с тарелки куда быстрее, чем мы рассчитывали.

Дождь кончился, но мы это сообразили, только когда из-за далеких уступов Альп слева блеснуло закатное солнце. Вымыв руки и пожелав приятного вечера хозяйке — именем которой я так и не поинтересовалась, — мы, все еще посмеиваясь друг над другом, вышли на пустынную улицу.

Оглядываясь на необжитые домики по сторонам, я не заметила, как и когда появилась она. Первой ее увидела Ханна, застыв, как вкопанная. У меня отвратительная память на лица, но это лицо, вернее, обстоятельства нашей встречи, я запомнила навсегда — непостижимая Лючия Рован, наша с Ханной одна на двоих спасительница в очках и белой пелерине, с кривоватой улыбкой ожидала нас в десяти шагах на тротуаре.

— Что случилось, Лючия? — охрипшим голосом спросила Ханна.
— Добрый вечер, девочки, — вместо ответа она укоризненно поздоровалась. — Я гляжу, ты постриглась?
— Уже давно, — буркнула Ханна, но немножко расслабилась.
— Фрау Рован, почему вы здесь? — наконец, нашлась что спросить и я.
— Я хочу предложить вам обеим одно небольшое приключение на троих…
— А если мы откажемся? — быстро уточнила Ханна.
— То я уйду, — кажется, Лючия смотрела на нас сочувственно. — Но я бы на вашем месте не стала отказываться. Вы обе уже мечены тайным миром, и ничего с этим не поделаешь…

У меня закружилась голова, как в тот вечер, когда я прыгнула в машину Ханны и велела гнать, пока не кончится бензин… Мы обменялись отчаянным взглядами, потом она со вздохом произнесла:

— Хорошо, мы слушаем.
Пятница, 22 Мая 2009 г.
18:38 Лес
Не доезжая двух километров до Шварцвальда, мы остановились на заправке. Не то, чтобы у нас кончался бензин, — просто Грете ни с того, ни с сего захотелось пить, а минералка, которой мы запаслись в Гринвиче, её больше не устраивала. Выбравшись из машины, мы потопали в приветливо подмигивающий неоновыми лампами магазинчик при заправке. В стремительно наступавших сумерках он казался островком тепла и спокойствия.

— И чем тебя не устраивает минералка? — в последний раз без особой надежды спросила я.
— Не хочу и всё, — капризно ответила она, потом вдруг посмотрела на меня и почти жалобно попросила: — Ну, пожалуйста, Ханна… у меня от неё уже в горле першит…
— Хорошо, хорошо, — нахалка вертела мною, как хотела…

Грета рыбкой нырнула в магазин, а я задержалась на входе. В сумерках шоссе казалось светлой полосой на тёмном полотне. С полей по обеим сторонам дороги пахло травой, отовсюду доносился стрекот каких-то ночных членистоногих типа цикад. Но это спокойствие почему-то не умиротворяло. Мне, городской девочке, было в тягость отсутствие каких-либо следов цивилизации помимо заправки и нашего с Гретой снятого на неделю «опеля», сиротливо прикорнувшего с притушенными фарами. Почему-то мне показалось, что это спокойствие — ложное, как затишье перед грозой. Затем мой взгляд упал на чёрную даже в темноте стену Шварцвальда, и я вздрогнула и поспешила под крышу.

Грета ещё размышляла над холодильником с напитками, поэтому я заняла стратегическую позицию у кассы. Кассир — на удивление, не заспанный подросток, а вполне респектабельный дедушка при седой бороде — строго на меня посмотрел и кивнул.

— Вечер добрый, — вежливо поздоровалась я.
— И вам того же, — не менее учтиво, но немного шамкая губами, отозвался дедок.
— Мы только в магазин, бензин нам не нужен, — я сочла нужным пояснить.
— Ну, пусть так, — согласился он. Потом прищурился и ещё раз оглядел нас с Гретой: — Сёстры, что ли? На дочь вашу она, простите, возрастом не вышла…
— Ну, не совсем, — уклончиво ответила я. Пусть просвещённое общество уже не осуждало подобных нам, но в первую очередь с пожилыми людьми надо было быть осторожными. — Но можно сказать и так.
— А, — кивнул дед, но было видно, что он не понял и потерял всякий интерес.

Я оглянулась на Грету. Она, казалось, задумалась над всеми судьбами мироздания разом, а не выбором напитка, и вид у неё был настолько сосредоточенный, что я не решилась её окликать. Рядом с кассой случилось зеркало, и я воспользовалась случаем привести себя в порядок. Иссиня-чёрные волосы до спины (сейчас — чудовищно растрёпанные) были единственным достоинством моей внешности и предметом не менее чёрной зависти Греты, хотя кто-кто, а уж она о своём внешнем виде могла перестать волноваться примерно с рождения.

— Вот! — гордо выложила она прилавок какую-то бутылочку. Я, не приглядываясь, расплатилась. Дедушка молча выбил чек и вернул сдачу.

— Барышни, — дедок окликнул нас уже у выхода. — Вы того… через Шварцвальд поедете?
— Да, — я обернулась, Грета тоже остановилась. — А что?
— Дурное это место, — туманно объяснил он. — А вам срочно ехать? Может, утра дождётесь?

Я посмотрела на Грету, но она понимала ещё меньше моего, потом снова на старика.

— А что там такого? Пираты? — я попыталась всё свести в шутку.
— Да нет, там… — дед пожевал губами, потом махнул рукой. — А, ладно, авось пронесёт… Вы, главное, не останавливайтесь нигде и не разворачивайтесь, пока не выедете. Дорога прямая, не заблудитесь. И из машины не выходите.
— Спасибо, — озадаченно протянула я. — До свидания…

Мы вышли в уже ночную темноту. Я поглядела на часы — было уже половина десятого.

— Ханна, мне это не нравится, — тревожно протянула Грета, держась поближе ко мне.
— Что такое?
— Ну, что этот старик говорил, про плохое место…

Повернувшись к ней, я увидела понуренную белокурую голову и бессильно опущенные руки. Мне стало не по себе.

— Грет, ну ты чего? Ну, рассказал нам старикашка страшных историй на ночь, может, он всех проезжих так пугает? Чего переживать-то, а?

Она медленно подняла голову и вымученно улыбнулась мне снизу вверх.

— Да, наверное, ты права… Но у меня какое-то предчувствие…
— Закрой глаза и три раза глубоко вдохни и выдохни, — посоветовала я. Грета послушно подышала, но тревога в её глазах никуда не делась.
— Может, вернёмся и поспрашиваем ещё?

Я посмотрела на приветливо подмигивающий магазинчик и покачала головой. Если мы хотели добраться до Эдинбурга к полуночи, надо ехать немедленно. И ещё что-то говорило мне, что после сказанного Гретой, я уже не смогу так просто выйти обратно в темноту…

— Тогда… — она запнулась, — …можно я за твою руку подержусь?

Её холодные пальцы вцепились в мои. Они мелко дрожали — я не выдержала и, быстро притянув её к себе, поцеловала. Какое-то время мы стояли так, пока её дрожь не унялась.

— Пошли?

Оставшийся путь до Шварцвальда мы проделали без остановок. «Опель» мерно тарахтел, Грета подавленно сидела на переднем сидении, широко раскрытыми глазами глядя на приближающуюся стену леса. Себе я велела смотреть строго на дорогу, но и сама то и дело возвращалась к кромке деревьев. Нет, меня предчувствия не мучили… просто слова старика оставили неприятный осадок, и он доставлял дискомфорт.

Деревья окружили нас внезапно, без какого-либо подлеска и прочих прелюдий. Просто машина как будто нырнула в лес — и уверенно пошла ко дну. Я почувствовала, как напряглась на соседнем сидении Грета.

— Если по карте, то мы будем в Эдинбурге через два часа, — бодро напомнила я. — Там и заночуем.

Грета кивнула, не отрывая взгляда от тьмы за окном. Не дождавшись ответа, я продолжила гнать дальше. В одном старик с заправки был в любом случае прав — заблудиться нам не грозило. Широкое двухколейное шоссе было прямым как линейка, и деревья по краям образовывали ровный коридор, где потолком служило усыпанное звёздами небо. Луны видно не было — возможно, оно и к лучшему.

А потом заглох мотор. В тот момент, когда я почти поверила, что предостережения доброго дедушки были лишь страшной сказкой на ночь, движок «опеля» надсадно зафыркал и умолк. Какое-то время я терзала ключ зажигания, но безрезультатно. Наконец, я поняла, что придётся выходить.

— Сиди здесь, — строго велела я Грете и вытащила из бардачка фонарик. Она молча кивнула, глядя на меня большими глазами, в которых боролись желания пойти со мной и никуда меня не отпускать. Но прежде чем выйти, я последовала своему давешнему совету — зажмурившись, глубоко вдохнула и выдохнула.

Снаружи было спокойно. Нет — тихо. Тишина была настолько абсолютной, что скрежет капота казался громом. Ни шума листьев, ни звуков лесных обитателей, ничего… Забавно, но не отфильтрованный лобовым стеклом звёздный свет имел заметный лиловый оттенок. Я посветила в мотор фонариком, но вопреки расхожему стереотипу, я не умею чинить машины. И водопроводные трубы тоже. Тяжело вздохнув, я достала мобильник.

Хлопнула дверца, и рядом возникла Грета.

— Я же сказала сидеть в машине… — но, на самом деле, я совсем не сердилась.
— Я за тебя боюсь, — честно ответила Грета и заглянула в мотор: — Что там?
— Не знаю. Вот, звоню в агентство, пусть присылают ремонтников за своим драндулетом…

Но мой мобильник, разумеется, был аккурат вне зоны досягаемости. Гретин, как выяснилось, тоже.

— Ну, и что мы будем делать? — риторически спросила я. Грета пожала плечами. — Можно либо идти обратно к заправке пешком, либо сидеть смирно и ждать, не проедет ли кто-нибудь мимо. Предпочтительно, на тягаче…

От безыдейности я обошла машину кругом. Идей не прибавилось, зато я заметила интересный оптический эффект — впереди шоссе было видно довольно далеко, а вот сзади, откуда мы приехали, тьма как будто скрадывала расстояние, «укорачивая» дорогу. Но у меня было над чем подумать помимо законов оптики, и я вернулась к Грете.

— В общем, я бы пошла обратно, всё лучше, чем у моря погоды ждать, — начала я и только тогда заметила, что Грета не слушает. Она стояла очень неподвижно, наклонив голову, как будто вслушиваясь в тишину. — Гретхен?
— Ты слышишь? — не поднимая головы, спросила она.

Я прислушалась. Сначала я не слышала ничего, кроме тишины. Потом издалека — с той стороны, откуда мы приехали, послышался…

— Как будто… муравьи идут? — неуверенно спросила я у Греты. Она кивнула, испуганно глядя на меня: — Большие…

Я снова вгляделась в темноту позади. Может, мне показалось, может, глаза устали, но дорога с той стороны стала короче ещё на несколько метров. Я глянула вперёд — там шоссе было по прежнему хорошо видно. Шуршащий топот позади стал немножко громче.

— Пошли, — резко скомандовала я, хватая Грету за руку и увлекая её вперёд. Она не спрашивала, от кого мы убегаем, а я — не знала. Просто мне казалось, что лучше двигаться, чем выдёргивать себе нервы, стоя на одном месте. Мы бежали вперёд.

Когда, наконец, мы остановились, дорога была хорошо видна в обоих направлениях, но вот наш «опель» уже затерялся во тьме. Пусть с ним — там были кое-какие вещи, но всё важное было у меня с собой. Я прикрыла глаза, успокаивая дыхание после бега.

Грета потерянно оглядывалась, то рассматривая деревья по сторонам дороги, то глядя на синеватые звёзды. Я снова вытащила мобильник, и она последовала моему примеру.

— Сел, — почти в унисон произнесли мы, недоверчиво глядя друг на друга.
— Пошли вперёд, — решила я. — К утру дойдём до Эдинбурга.

Грета кивнула, и мы зашагали по дороге. Кругом по-прежнему было тихо, Грета тихонько шла следом. Чем дальше мы удалялись от машины, тем больше наше внезапное бегство начинало казаться мне приступом банальной детской боязни темноты. Если бы ещё не сели разом оба мобильника… Я почти убедила себя во всевластии слепого случая, когда мне на плечо легла огромная тяжёлая рука.

С воплем отпрыгивая в сторону, я со всей силы ударила по чудовищной конечности кулаком… и встретилась взглядом с полными ужаса глазами Греты. Она стояла посреди дороги, лелея ушибленную руку, и плакала то ли от боли, то ли от обиды.

— Грета… извини, я… показалось… чёрт… — я искала и не находила, что сказать. Она плакала, не понимая, за что я её ударила, не понимая, что вообще происходит. Если б я сама это понимала! Не найдя ничего лучше, я просто подошла и обняла её. — Извини… Я не хотела тебя обижать… У меня с нервами что-то… и с воображением…
— Ничего, — она неожиданно легко успокоилась. — Ничего.
— Что ты хотела мне сказать?
— Хан, — её голос звучал почти безмятежно. — Мне кажется, Оно двигается быстрее.
— Оно? — тупо переспросила я.
— Оно. Которое идёт за нами.

Я резко развернулась, вглядываясь в темноту за спиной. Она была ближе. В ночном воздухе отчётливо слышался шелестящий топот тысяч маленьких ног. Отрывисто втянув в себя воздух, я зажмурилась в надежде, что наваждение рассеется само. Вместо этого вскрикнула Грета. Не думая больше ни о чём, я схватила её руку и снова побежала.

На этот раз мы бежали дольше, очень долго, пока я не выбилась из сил. Остановившись, я долго не могла восстановить дыхание, глядя в асфальт шоссе. Грета смирно стояла рядом, хотя вообще-то ей полагалось сидеть без дыхания, как я… Когда я подняла глаза, она улыбалась, просто и безмятежно, а увидев моё лицо, вообще расхохоталась. «Истерика!» подумала я. Такого с ней ещё не было, но я знала что делать — взяв её за плечи, я хорошенько её встряхнула.

Смех не прекратился — вернее, перешёл в воистину гомерический хохот. Он был настолько неуместен в этом лесу, что казался огромным шурупом, вкручиваемым в мой мозг… Наконец, Грета отсмеялась, и я поняла, что сижу на асфальте, сжав голову руками.

— Ой, прости, Ханна, — всё ещё хихикая, произнесла Грета. — Просто ты такая смешная сейчас. Бежишь по пустой дороге, разве что маму не зовёшь. От чего мы убегаем-то? Чего мы испугались? Здесь же так светло и спокойно. И красиво, посмотри!

Зеленоватый свет звёзд гармонировал с её глазами, делая их ещё более безумными, чем они были. Там, куда она указывала, была только темнота между деревьями. Да полно ли, была ли она сумасшедшей? Или это я сошла с ума, волоча свою возлюбленную на незапланированный кросс по пересечённой местности? Может, сейчас действительно день, а тьма — продукт моего воспалённого воображения? Хотя нет, шелестящий топот слышали мы обе. Я посмотрела на часы. Они стояли. С без четверти десяти…

— Пойдём, — Грета теребила меня за рукав, призывая подняться. — Я чувствую, здесь есть прекрасное место. Пойдём, я покажу его тебе…

Я поднялась. Грета пошла дальше по дороге, потом начала танцевать. Я просто шла следом, наслаждаясь её танцем. Она танцевала так же легко, как в тот день на Майорке, когда мы впервые с ней встретились. Заворожённой танцем, мне показалось что ещё одно усилие воли — и мы с ней вернёмся туда, в прошлое, где не было чудовищных лесов и шелестящего топота за спиной… Но едва слышный голос в уголке сознания вернул меня к реальности. Вернее, к тому, чем она стала за всего один час.

Грета остановилась, показывая рукой на что-то на обочине. Я посмотрела туда — в просвете между двумя деревьями клубилось белесое облачко, и чем больше я всматривалась, тем чётче проступали в нём человеческие черты. Наконец, оно превратилось в полупрозрачный, флюоресцирующий силуэт невысокой женщины в кожаных штанах и куртке и с мотоциклетным шлемом в руке. Помахав мне свободной рукой, мотоциклистка исчезла за деревьями.

— Смотри! — Грета взмахнула руками, как будто раздвигая занавес. Впереди, вдоль дороги, насколько хватало глаз, в зелёном звёздном свете стояли белесые фигуры — мужчины и женщины, дети и взрослые, старые и молодые. Назад я не смотрела. Мне захотелось закричать, но тут Грета радостно рассмеялась и побежала вперёд. Мне ничего не оставалось …

Мы бежали между двух рядов белесых фигур, и все они нас приветствовали, потом исчезали во тьме, уступая место другим. В какой-то момент Грета вдруг совсем по-детски воскликнула «Ой, собачка!» и кинулась во тьму среди деревьев.

— Грета, стой! — безрезультатно крикнула я. Думать времени не было. Я просто бросилась за ней.

Я ослепла. Темнота за дорогой была плотной как вода и, казалось, налипала на глаза, прямо под веки. Ничего белесого там не было, разве что тонкие паутинки, которые рвали мои руки, но их я не видела…

— Грета! — я кричала, но без ответа. — Где ты?!

Наконец, я нащупала что-то тёплое. Вцепившись в него, я что есть мочи рванулась туда, где, по-моему, осталась дорога… и упала на асфальт, не в силах даже удивиться своему везению. Какое-то время я лежала, хватая ртом воздух, потом ко мне вернулось зрение. Свет звёзд придавал всему нездоровый желтоватый оттенок. Рядом со мной лежала Грета. Она не шевелилась.

— Нет, — не веря, произнесла я, подползая поближе. — Ну нет же… Грета, вставай… Очнись… Грета!

Пульса не было. Её руки и губы оставались холодными. Осознание ударило меня по голове как мешок, набитый песком, — вроде не больно, но мир отдалился и поплыл… Грета была мертва.

— Ох, Господи… Ну почему же, Грета… Грета, как же так… — Держа в руках тело человека, которая была в моей жизни всем, я закричала, постаравшись вложить в свой крик всю боль, всю тоску, всю свою ненависть к лесу, который это сделал…

Но лесу было наплевать. Звёздам было наплевать. На мою боль и на мою ненависть. С трудом поднявшись, я посмотрела назад. Оно было уже близко — метрах в трехстах. Я отчётливо слышала Его шелестящий топот. Вся фора, которую мы заработали своими дикими пробежками, испарилась без следа. «Мы» — я и Грета. Я с трудом удержала равновесие.

В этот лес мы вошли вдвоём, и вдвоём мы из него уйдём, думала я, пристраивая Грету… тело Греты себе на спину. Мне было не в первой — она совершенно не переносила алкоголь… «при жизни», предательски подсказало сознание. От подсказки меня чуть не повело в сторону, в темноту. Оно равнодушно приближалось. С той же скоростью, вне зависимости от того, что я делала. Как будто Оно вовсе и не гналось за нами, а просто шло по дороге. А что, если Оно не остановится на кромке леса? От одной мысли меня снова замутило.

Я снова шла. Призраки на обочине по прежнему махали мне руками, но теперь я знала их истинную сущность — и под моим взглядом они стремительно разлагались, разваливаясь на куски. Это было неприятно, так что я смотрела только вперёд. Грета была совсем лёгонькая, я почти не замечала её веса. Правда, она совсем не держалась, и мне приходилось постоянно её перехватывать… но я приноровилась. В какой-то момент мне показалось, что она просто пьяна, как часто уже бывало, я даже почувствовала запах дорогого шампанского, который мы пили в Гренобле… Я в который раз за эту ночь зажмурилась и глубоко задышала.

— А вот это ты зря делаешь, — раздался голос над моим левым ухом. Я не сразу поняла, что они принадлежит Грете.
— Грета?
— Я, я, — ворчливо сказал голос. Я не знала, чему верить. Тело Греты было холодным и безжизненным, краем глаза я видела её растрепавшиеся локоны, качавшиеся в такт моим шагам… но я слышала именно её голос, а значит… — Ты сошла с ума, да. Успокоилась?
— Да, — как ни странно, это было правдой. Я всего-навсего сошла с ума. Какие мелочи! Значит, меня даже могут вылечить… Я смело зашагала дальше.
— Тогда слушай сюда. Вернее нет, сначала посмотри вверх, — я посмотрела. — Ну, что там?
— Звёзды.
— А какого цвета?
— Оранжевые… — Грета молчала. — И что?
— Как что? С каких это пор звёзды оранжевые?
— Ну, я же сумасшедшая, наверное, у меня такие галлюцинации.
— Ох, — её голос был полон сожаления о моём слабоумии. — В общем, любовь моя, каждый раз, защищаясь от Него, ты уходишь всё глубже в спектр. И из красного уровня ты уже просто не выберешься назад.
— Это как?
— Не важно. Просто не дыши глубоко с закрытыми глазами, и всё будет путём, ага?
— Хорошо.

Какое-то время мы шли молча. Шелестящий топот за спиной не затихал, но и не приближался. Звёзды светили ровным апельсиновым цветом. Призраки вдоль дороги разлагались и разваливались. В моём шизофреническом мирке всё было без перемен.

— Кстати, — без особого интереса сообщила Грета. — За нами уже минут десять кто-то идёт.

Я резко обернулась. Дорога была пуста, только в ста метрах неспешно ползло Оно, шелестя суставчатыми ножками.

— Ты не так, ты шаги его слушай.

Я пошла дальше, вслушиваясь в шелест за спиной. И я действительно услышала шаги. Кто-то шёл за мной, аккуратно соизмеряя шаг с моим, но останавливаясь достаточно резко, я успевала услышать его последний шаг.

— Грета, кто он?

Но Грета молчала. Мне показалось, он ускорил шаг, медленно приближаясь… Я побежала. Наверное, призракам было очень смешно смотреть на этот ковыляющий «бег» с трупом за спиной… Они показывали пальцами и смеялись. Я тоже смеялась, понимая, что теперь мне уже не поможет никто…

Потом всё кончилось. Впереди забрезжил свет. Прямо по середине шоссе стояла одинокая белая фигура, лучившаяся светом. В этом свете призраки бледнели и исчезали, а Оно начало тормозить. Я бежала к ней, и мне было всё равно, был ли это ангел смерти, пришедший по мою душу, или белый принц, примчавшийся меня спасти.

Это была женщина. Немногим старше меня, одетая в белое, с белой же пелериной на плечах и аккуратных прямоугольных очках. Именно очки убедили меня, что она — человек. Она стояла, не двигаясь, и разглядывала меня. Я разглядывала её. Если бы она двинулась в мою сторону, я бы убежала. Но она не двигалась, и я пошла к ней.

— Здравствуй, — мягко поприветствовала она меня.
— Здравствуйте.
— Давно вы тут плутаете?
— Я не знаю… Часы остановились.
— Понятно. А это кто — твоя сестра? — она показала на Грету.
— Нет. Она была со мной. Потом она сошла с ума и умерла. Я тоже сошла с ума.
— Ты не похожа на сумасшедшую, — улыбнулась Светлая. — А она — на мёртвую.
— Но она умерла, — настойчиво повторила я. Может, она тоже сумасшедшая, как и я?
— Тогда почему она дышит?

Я ошеломлённо поглядела на Грету. Она дышала, на бледные щёки возвращался румянец. Мои перетружденные ноги, наконец, подкосились. Светлая умудрилась подхватить и меня, и её.

— Но она же умерла, у неё сердце не билось…
— Это тебе так показалось. На самом деле, она просто потеряла сознание от перебора впечатлений. Ты настоящая героиня, не бросила её, — она одобрительно улыбнулась.
— Кто вы?
— Меня зовут Лючия.
— Лючия… подходящее имя для вас.

Она удивлённо на меня посмотрела. Может ли быть, что она сама не видела исходящего от неё света? Она бегло осмотрела Грету и поднялась, без особого труда держа её на руках, как малого ребёнка.

— Принцесса просыпаться явно не собирается, так что придётся её нести. Ты сама-то идти можешь?
— Могу. Грета… её зовут Грета. А меня — Ханна.
— Приятно познакомиться, — Лючия приветливо улыбнулась и зашагала по шоссе. Я поспешила следом, как бы не болели ноги.
— Лючия… а что ЭТО?
— «ЭТО»? — брови нашей спасительницы удивлённо вздёрнулись.

Я обернулась и указала на Него, оставшееся там же, где его остановил свет Лючии. Она долго смотрела на Него, потом виновато произнесла:

— Извини, я вижу только дорогу на километр вперёд.
— Ох, — я схватилась за голову. — Очередная галлюцинация?
— Скорее всего, — кивнула Лючия, продолжая путь. — Видишь ли, почти всё, что ты видела в этом лесу, — не более чем продукт твоего собственного воображения. В этом районе Шварцвальда на поверхность выходит целый набор подземных газов, кумулятивно дающих галлюциногенный эффект людям, предрасположенным к параноидальным маниям…
— Выходит, я находилась в наркотическом бреду? Мило… — подвела итог я. — А почему тогда, если об опасности известно, дорогу не перекроют?
— Экономика и политика, — скривилась Лючия. — Похоже, дешевле нанять агента вроде меня, который будет спасать редких жертв, чем нарушать проложенную инфраструктуру…
— А как вы-то нас нашли?
— Вальтер оповестил, вы у него останавливались перед въездом в лес. Когда вы не появились через час, я поспешила к вам на помощь, но… меня задержали обстоятельства, — она кинула на меня виноватый взор. — Очень прошу прощения за опоздание.

Разумеется, я не могла на неё сердиться. Мы долго шли в темноте, в какой-то момент я даже обнаружила, что мёртвой хваткой вцепилась в пелерину Лючии, но она не возражала. Когда лес кончился, наступил рассвет.

До Эдинбурга мы добрались на её машине (тоже, кстати, белой). Там Лючия определила нас в какой-то тихий отель на окраине — портье, похоже, её знал и ни о чём не спрашивал. Я сразу провалилась в беспокойный сон. Около полудня я с криком проснулась, осознав, что красный уровень уже начался, только звёзд не видно, поэтому я с минуты на минуту умру, и надо бежать вперёд по дороге… Потом я снова уснула, убаюканная уговорами Греты и Лючии, и проснулась только к вечеру.

Грета принесла мне завтрак в постель, что было чертовски приятно, ибо ноги наложили категорическое вето на моё возвращение в ряды прямоходящих. Затем Грета села на край кровати и принялась просить прощения. Я долго не могла понять, о чём она, потом только до меня дошло, что она не запомнила ничего после того, как вышла из машины. Выходило, что чудовищные галлюцинации навеки оставались моим достоянием. Лючия исчезла за час до моего пробуждения, пожелав нам удачи, так что её расспросить тоже не удалось.

Потом Грета нерешительно протянула мне зеркальце, и я охнула от неожиданности — моя роскошная иссиня-чёрная шевелюра теперь была седа, как снег. Конечно, Грета немедленно принялась уверять, что всё равно будет меня любить, независимо от того, какого цвета у меня волосы…

Да, и ещё на следующее утро позвонили из автомобильного агентства, сказали, что нашли наш «опель». После долгого увиливания, техник неуверенно сообщил, что в корпусе машины почему-то отсутствовали все резиновые детали — от шин до прокладок на стёклах. Как будто съеденные мириадами маленьких челюстей…
Понедельник, 26 Января 2009 г.
01:39 Дракон
Посвящается Кси.

Солнце палило немилосердно — было уже после полудня, так что жар шёл как сверху, так и от земли. Вокруг меня расстилались нетронутые поля, и только на северном горизонте наконец показался холмик с останками Донсальского замка, куда я, собственно, и направлялся. Было очень жарко, ибо скакать мне пришлось в полном боевом доспехе, пусть и без шлема. Законы жанра требовали, и мне пришлось подчиниться. Потрепав Росинанта по холке, мол, ничего, старик, прорвёмся, я недрогнувшей рукой направил его в сторону логова дракона. Смеху-то…

Когда мой скакун недовольно зафыркал, не желая подходить к руинам замка ближе ни на шаг, солнце уже начало клониться к закату. Это было очень красиво — холм посреди бескрайней равнины, с перекатывающимися по густой траве волнами, величественные даже в разрушении стены замка, и всё это — в кроваво-красных закатных тонах. Если бы мне предоставили выбирать, в каких декорациях умереть, я бы, скорее всего, постарался этого выбора избежать. Но было всё равно красиво. Спешившись, я велел Росинанту оставаться на месте и неторопливо двинулся к замку.

Дракон не стал выделываться и смирно ждал меня во внутреннем дворике, вальяжно развалившись на разогретых камнях. Её Высочество Терция изволила пребывать в огромной позолоченной клетке у самой стены. Заперта она там была не по своей воле, судя по тому, что на ней было то же платье, в котором она была похищена вчера с бала Его Величества Тиберия, моего, простите за фамильярность, батюшки. Странно было лишь, что, глядя на меня полным мольбы взглядом, Её Высочество молчала как рыба.

— О, явился, — радостный раскатистый голосина вернул моё внимание туда, где ему, по флоренцианскому счёту, надо было пребывать, — к дракону.
— Угу, — согласился я, переводя взгляд на вероятного противника. Он был не слишком большим, во всяком случае, не настолько, как изображали в энциклопедиях. У страха глаза велики, как говорится… Думаю, если бы он улёгся пластом, от кончика хвоста до кончика его носа можно было бы уложить троих, от силы — четверых, меня. То же самое относилось к размаху крыльев. Механизм полёта драконов — вообще главная загадка современной биологии, куда уж там огненному дыханию… Чешуя рептилии была красивого золотистого цвета, а на редкостно интеллектуальной морде выделялись умные чёрные глаза. В целом, дракон мне понравился.

Заметив, что я его разглядываю, он сварливо поинтересовался:

— Ну что, драться будем, или где?
— Погоди драться, — хмыкнул я и махнул рукой в сторону принцессы. — А что это с ней?
— Ничего, — удивлённо ответил дракон, потом, видимо, сообразив, расплылся в ехидной улыбке. — А. Молчит почему? Так она мне так своим трёпом достала про принца Чарминга, который её спасёт, что я её — заклятьем… ну, которое против магов, чтобы заклинания не произносили.
— Когда успела? — изумился я.
— Да ещё пока летели, — досадливо махнул хвостом дракон. Хвост обрушился на какие-то подмостки, так что во все стороны полетели щепки.

Я сочувственно покивал. Это ж как надо доставать, что от тебя только боевым заклинанием и отделаться остаётся? Краем глаза я заметил, как немедленно надулась Её Высочество. Ох, будет мне потом за мужскую солидарность…

— А зачем похищал-то? — поинтересовался я.
— Ну, как, положено ведь… — на золотистой морде проступил отчётливый смущённый румянец. Заметив мой взгляд, дракон смутился ещё больше и признался: — Понимаешь, лечу я вчера мимо вашего дворца, вижу — бал, принцесс море, думаю, а может, похитить одну? Никогда ещё юных дев похищать не доводилось. Откуда мне знать было, что я твою цапну?
— Понятно, — вздохнул я. — Может, без драки отдашь?
— Не, без драки никак нельзя, — тоскливо возразил он. — Без драки меня другие драконы уважать перестанут…
— Ну, тогда дай шлем хотя бы одеть.
— Надевай.

Кое-как нацепив ведро с дырками, которое королевский оружейник по какому-то недоразумению счёл шлемом, я вытащил двуручный меч из ножен и встал в картинную стойку.

— Фу, ну и личина, — прокомментировал мою экипировку дракон. — Может, снимешь, а я тебя по голове не бить пообещаю?
— Да ты не захочешь, а заедешь… Хвостом-то.
— Это да, — согласился он, наконец соизволив подняться во весь свой драконий рост. Принцесса Терция по законам жанра затрепетала, я — по тем же законам — сделал героическую рожу. Жаль только, под забралом её не было видно.

Я в этой партии играл за белых, потому первый ход был за мной. Коротко разбежавшись, я вмазал мечом по тому, до чего дотянулся, оставив зазубрину на чешуе.

— Ай, — сказал дракон. — Ну, чего ж ты сразу по рукам-то бьёшь?
— Ну, извини, до чего дотянулся. Ты башку-то опусти, чтоб мне сподручнее её отрубать было…
— Вот ещё, — фыркнул он, замахиваясь другой лапой.

Полуметровые когти просвистели в дюймах от головы, но я успел прогнуться, да ещё и ткнуть в лапу мечом.

— Ну, тьма, я так не играю, — дракон замер в такой обиженной позе, что мне захотелось ему посочувствовать. — Чего ж ты по рукам-то всё лупишь? У меня запасных нет…
— А куда мне ещё бить? — я тоже остановился. — Могу по ногам… Или в пузо.
— А вообще не бить — никак?
— Тогда какая ж это битва? — резонно удивился я
— И то правда, — пригорюнился дракон.

Какое-то время он колебался, переводя взгляд с меня на свой живот, потом на принцессу, потом снова на меня, затем предложил:

— Слушай, а давай на этом завершим, а? Вроде как, подрались уже, и ты по очкам выиграл.
— Давай, — обрадовался я. — С этого и надо было начинать… И Её Высочество отдашь?
— Да забирай, конечно, всё равно уже достала…

Дракон понуро отошёл от клетки, уступая мне дорогу.

— Ты не расстраивайся так, — посоветовал я ему, стаскивая шлем и сбивая замок мечом. — Я никому не расскажу, и Её Высочество уговорю промолчать.
— Да чего уж там… — но с виду он немного повеселел.

Принцесса Терция со слезами благодарности повисла на шее спасителя, то есть, меня, любимого. Молча.

— Слушай, а твоё заклинание ещё долго будет работать?
— Часик, от силы — два ещё. Ну, я полечу.
— Ага, бывай.

Когда он уже расправлял крылья, я окрикнул:

— Стой, а звать-то тебя как?
— Ноэль… — он обернулся.
— А я принц Чарминг. Ты того, залетай, если что вдруг…

Ноэль посмотрел на меня весьма странно, а Её Высочество и вовсе покрутила пальцем у виска, свидетельствуя о явном недостатке манер в присутствии благородного спасителя… Затем дракон улетел, подняв тучу пыли, а мы, откашлявшись, остались одни.

— Что ж, моя леди, коварный монстр повержен в бегство, а вас я прошу последовать со мной обратно во дворец…

Принцесса Терция, а по совместительству — моя будущая благоверная, изящно присела в книксене и подала мне руку. Опять-таки молча.

***

— Сир, я думаю, вам стоит остановиться, — голос Санча был омерзительно ровен и спокоен, будто он не корпел над проектом стратегической ирригации южных регионов страны вместе со мной уже третьи сутки.
— Санч, ты лучше меня знаешь, что если я не доделаю это сегодня, завтра придётся делать в два раза больше…
— Если вы попытаетесь всё это доделать сегодня, к утру королевство останется без правителя, — парировал он.

Сэр Анчоус, для меня — просто «Санч», был моим самым доверенным советником и заодно — дворецким. Очень боевым дворецким — при жизни моего батюшки он был армейским полковником, но вышел в отставку вскоре после его смерти. Он был всего лет на десять старше меня, но уже начинал седеть, ибо дела государственные старят без меры…

— Оно и так без него останется, если я пойду спать, прежде чем Терция уснёт… — мрачно сообщил я.

Санч только кивнул. У мадмуазель… простите, мадам Терции, моей королевы, была милая привычка пилить меня за то, что я слишком много времени уделяю королевским делам и слишком мало — ей, особенно, после рождения наследника. А поскольку шанс беспрепятственно меня пропилить, не натыкаясь на стену верных вассалов во главе с сэром Анчоусом, ей выпадал только по ночам, меня с некоторых пор мучил хронический недосып.

Встав из-за стола, я поглядел из распахнутого окна. Королевский кабинет располагался в самой высокой башне замка, так что из окна открывалась изумительная картина ночной столицы. К сожалению, этот вид мне за год успел приесться, так что смотрел я исключительно на луну. До полуночи оставалось ещё около часа, а раньше соваться в собственную спальню было опасно…

Ночной воздух подействовал освежающе, и я вернулся к бумагам. Верный Санч споро подавал требуемые карты и сметы, хронометр в углу мирно тикал, принося благословенную полночь ближе каждым взмахом стрелки… Неожиданно Санч замер, будто прислушиваясь к чему-то. Я тоже прислушался и вскоре различил странные хлопающие звуки далеко снаружи. Я хотел было подняться и подойти к окну, но железная хватка на плече пресекла мои поползновения. До физического контакта с сюзереном полковник-дворецкий снисходил крайне редко, значит, дело было серьёзное.

Наконец хлопанье прекратилось, совсем рядом раздался противный скрежет чего-то об камень, и в окно протиснулась золотистая драконья морда.

— Бегите, сир! — отчаянно крикнул Санч, выхватывая церемониальную шпагу.
— Эй, эй, Чарминг, ты чего это? — возмутилась морда. — Не признал?
— Ноэль? — я не поверил своим ушам. — Санч, отставить, это не враг… пока что.
— Вы уверены, Ваше Величество? — голос моего советника звенел. Наверняка он знал, что не справится с драконом, но его преданность была сильнее страха…
— Абсолютно, — произнёс я с выражением.
— Конечно, сир, — Санч с силой вогнал шпагу обратно в ножны и встал рядом со мной. «Абсолютно» было кодовым словом для нас двоих — оно призывало к полному повиновению.

— Суровый у тебя охранник, — одобрительно прокомментировал Ноэль, с уважением покосившись на Санча.
— Это советники у меня такие, — вздохнул я, подходя ближе и присаживаясь на край стола.
— Ну что, как жизнь? Работаешь?
— Да вот, как видишь, королевский быт… А сам как?
— Да живу помаленьку, — усмехнулся дракон. — Та история два года назад изрядно мне репутацию подняла в узких кругах. Слыхал песню, что менестрели про нас сложили?
— Про то, как мы разнесли по камешку Донсальский замок, потом ты сожрал Терцию, а я тебе порол живот, чтобы её вызволить? — я не выдержал и расхохотался.
— Ага, — Ноэль хитро ухмыльнулся. — Так вот, в узких кругах имеет хождение и другая версия, по которой ты — последний из племени драконоборцев, а я — единственный дракон, кому удалось от тебя уйти живым…
— Враньё! — возмутился я. — У меня теперь у самого сын есть, так что наш драконоборческий род не прервётся никогда!
— О, поздравляю! — совершенно неуместно обрадовался на это дракон. — С наследником. От Терции?
— Ага, — я тяжело вздохнул, вспомнив, что меня ждало в спальне.
— Чего такое? Тебя тоже достала? Дай угадать — ещё по пути во дворец?
— Ну, не совсем, — я невольно улыбнулся такой проницательности. — Но довольно быстро…

Ноэль понимающе покивал, и мы немного помолчали.

— Сир, — напомнил о своём присутствии Санч. — Я вам не мешаю?
— Ох, Санч, извини, совсем забыл о тебе. Ноэль, это сэр Анчоус, мой советник и дворецкий. Санч, это Ноэль, мой старый приятель, когда-то, скажем так, поспособствовавший моей семейной жизни.
— Очень приятно познакомиться, сэр, — вежливо поздоровался Ноэль.
— И мне, — Санч был по-военному скуп словами. — Так это вы похищали Её Высочество Терцию?
— Увы, это не то обвинение, которое я могу легко опровергнуть, — похоже, общение с Санчем доставляло и ему немалое удовольствие.
— Лучше бы вы её действительно сожрали, — неожиданно вздохнул мой дворецкий.
— Как! — в притворном ужасе всплеснул руками я. — Вы близки к государственной измене как никогда, господин полковник!
— Не более, чем к ней близок мой король, — браво ответствовал на это он.

Смеялись мы втроём. До спальни я в ту ночь так и не дошёл…

***

— Да я уже семь лет, как король! — я в сердцах швырнул очередную подписанную грамоту в стену кабинета. Санч молча двинулся его поднять, и мне стало стыдно, ведь он так постарел за эти годы…
— Спокойно, Чарминг, — в голосе Ноэля, по своему обыкновению устроившегося на стене башни и просунувшего голову в окно, слышались сочувственные нотки. — Я всего лишь предлагаю двухдневный отдых на чистом воздухе. Этот город и эти люди сосут из тебя все соки со страшной силой. Куда подевался тот добрый молодец, который приходил когда-то по мою голову?
— Да знаю я, знаю…

С тех пор, как Ноэль освоил заклинание невидимости, он стал прилетать чаще, иногда — вот как сейчас — прямо среди белого дня. О его визитах знали только я, Санч и ещё пара доверенных охранников. Последним они были объяснены туманными намёками на «стратегическое использование живого оружия массового поражения»… Таких слов они не знали, поэтому поверили безоговорочно.

Терция и я окончательно разобрались с нашими отношениями и вместе теперь бывали только на официальных торжествах. Маленький Рональд был передан воспитателям, а свободное время проводил с матерью. Ничего, подрастёт — можно будет заняться им самому…

— Ну, хорошо, допустим, я соглашусь, — вздохнул я. — А как предлагаешь выбираться из дворца?
— На мне, — невозмутимо ответил мой ящероподобный друг.

Я в изумлении посмотрел на него:

— Ты чего? Ездить на драконе — это ж легендарная привилегия, вы ж не кони крылатые…
— Да ну тебя, — я уже научился различать его смущение под золотистой чешуёй. Сейчас он пунцовел до кончиков ушей. — Чего уж там…

Я только головой покачал.

— Сир, — подал голос Санч. — Я бы на вашем месте принял его предложение…
— Ладно, ладно, уговорили, — я снова вздохнул. — Санч, скажи придворным, что я буду работать до ночи, чтоб не тревожили. К вечеру вернусь — хватит для первого раза.
— Отлично! — просиял Ноэль, убирая морду из окна. Санч только согласно кивнул.

— Ну, давай, ящерица, прояви чудеса аэробатики, — криво усмехнулся я, подходя к окну и забираясь на подоконник. Ноэль быстро произнёс заклятье, делающее меня невидимым для посторонних.
— Прыгай, король-самоубийца, — патетически воскликнул он, отцепляясь от стены и тут же подлетая поближе.
— Лови! — я оттолкнулся ногами и через миг оказался на драконьей холке, намертво вцепившись руками в его чешую.

Сделав круг почёта вокруг башни, чтобы дать нам обоим освоиться, Ноэль стал забирать на север.

— Не тяжело? — поинтересовался я, перекрикивая шум встречного ветра.
— Да ничего… Я просто в первый раз с грузом летаю.
— Зато каким ценным… А куда летим-то?
— Тебе понравится, не трепыхайся… — впрочем, я и так подозревал, куда мы направляемся.

Через полчаса, за которые я успел закоченеть, мы опустились на склоне холма рядом с руинами Донсальского замка. Сползя по золотистому боку на траву, я сделал пару шагов на негнущихся ногах и вдохнул вечерний воздух, чувствуя, что впервые за много месяцев — а может, даже лет — дышу полной грудью. Здесь всё было как восемь лет назад: бескрайняя равнина, волны в густой траве, поросшие диким вьюном стены — символ триумфа природы над человеческими творениями…

Ноэль за моей спиной шумно улёгся на землю.

— Красиво, да? Тебе нравится?
— Ага, — согласился я.
— Тогда иди сюда, полежи немного на солнышке.

Я обернулся. Ноэль лежал на боку и смотрел на меня серьёзными глазами без тени смущения. Поколебавшись немного, я плюхнулся на траву рядом с ним, особо не заботясь о сохранности королевской мантии, и примостил голову прямо на его золотистую лапу.

— Тебе удобно, горе моё? — саркастически поинтересовался дракон, но лапу не убрал.
— Вполне, — ответил я. Он замолчал.

Глядя на степенно плывущие по небу облака, я чувствовал всем своим существом, как один за другим рассасываются спазмы на моём несчастном королевском мозгу. Мне вдруг стало так легко, что казалось, сейчас сам взлечу подобно моему крылатому другу… Через какое-то время я задремал.

***

— Уф, ну вот и всё на сегодня, — я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Ты молодец, Рон. Я в твои годы бумажной работы шарахался как чумы.
— Да всё нормально, пап, — мой сын посмотрел на меня серьёзными серыми глазами, там напоминавшими его деда. — Я тоже буду королём, так что надо учиться…

Несмотря на свою стервозность, Терция оказалась великолепной матерью наследника и воспитала его, как подобает истинному принцу. В тринадцать лет он понимал в политике, экономике и стратегии больше, чем половина моих советников, вместе взятых. Жалко было его погубленного таким образом детства, но дети королей вообще счастливым детством не часто могут похвастать…

— Я хочу стать таким как ты, пап, — помолчав, добавил Рон.
— В смысле?
— Ну, чтобы меня уважали все, и чтобы дворецкий был полковником… И невесту свою от дракона спасти. Только я драться-то не умею…
— Хм, — я смешался. Когда-нибудь я обязательно расскажу ему правду про Ноэля и меня, но… не сейчас. — Драться — дело не хитрое, всегда успеешь начать. Когда тебе исполнится шестнадцать, я сам тебя научу.
— Правда? — просиял он.
— Слово короля!
— Слово короля железно, — радостно согласился он, поднимаясь из своего кресла. — Ну, я пойду?
— Иди. И не читай много на ночь — глаза испортишь.
— Хорошо, пап…

Когда он ушёл, я подошёл к окну, за которым начинало смеркаться.

— Ноэль, ты тут?
— А где ж ещё? — в окно просунулась знакомая золотистая морда.
— Ну, как он тебе?
— Отличный у тебя сын, — авторитетно заметил он. — На тебя очень похож.
— Это чем это?
— Да всем понемножку…

Что-то с ним сегодня было не так, как обычно.

— Слушай, с тобой сегодня всё в порядке? — осторожно поинтересовался я.
— Да, конечно. Хотя… — на драконьей морде было написано сомнение, но не относительно моего вопроса, а из-за чего-то ещё. — Скажи, а ты помнишь, сколько лет мы знакомы?
— Тринадцать? Нет, четырнадцать скоро.
— Точно. Тогда такой вопрос: ты знал, что драконы помимо обычной формы могут ещё принимать человеческую?
— Э, слышал, да.
— А тебя никогда не интересовало, как я выгляжу в людском обличье?
— Если честно, я тебя всегда воспринимал, как дракона… — я упорно не понимал, куда он клонит.

Вздох Ноэля едва не разметал по всему кабинету сложенные на столе бумаги.

— Отвернись, а?

Я послушно развернулся на сто восемьдесят градусов. Какое-то время за спиной ничего не происходило, потом раздался треск срываемых с гардин занавесок. Мысленно сосчитав до трёх, я обернулся.

У окна кабинета, завёрнутая в мою занавеску, будто в экзотическую римскую тогу, стояла незнакомая барышня с огромными чёрными глазами, умным личиком и покрытой золотистым загаром кожей. Ростом она была примерно на голову ниже меня, пепельно-серые волосы достигали чуть ниже ушей, кокетливо завиваясь кончиками наружу.

— Ноэль? — упавшим голосом спросил я.
— Она самая, — звонко расхохоталась барышня.
— Четырнадцать лет…
— …ты по собственному скудоумию считал меня мужиком, — Ноэль насмешливо показала мне язычок, подходя поближе.
— Но…

Я был в изрядном затруднении и не знал, что ещё сказать, но этого, похоже, и не требовалось. Быстрыми шагами подойдя ко мне, Ноэль обвила мою шею руками и с жаром поцеловала в губы. Я много целовался в своей жизни, но это было как небо и земля…

— Я тебя люблю, Ваше Величество, — сообщила она, на секунду отстраняясь, — и желаю узаконить наши отношения.
— Но… я же женат, у меня сын… — только и смог проблеять я.
— Ну, как же, любому уважающему себя королю требуется высокородная любовница, — безапелляционно заявила Ноэль. — А я очень высокородная. Ты хоть знаешь, сколько моему роду лет?

Я не знал, сколько лет было её роду. Но я знал совершенно точно, что в моей жизни начинаются весьма весёлые времена…
Вторник, 25 Ноября 2008 г.
19:55 Галатея
Её будни никогда не были серыми. Напротив, жизнь в особняке Мастера всегда имела какой-то цвет — были красные дни, когда Мастер был не в духе, и приходилось собирать осколки разбитой аппаратуры, а потом утешать его весь вечер, чтобы он к утру снова мог работать. Были синие — в такие дни по всему особняку стояла тишина, и надо было ходить на цыпочках, чтобы не помешать его работе. Были даже зелёные — когда приходила Галина.

Но серых не было — в её функции не входило скучать и бездельничать. Она была создана для того, чтобы облегчать труд Мастера, делать то, на что у него не оставалось сил. Не пытаясь понять его дела, она прекрасно понимала его самого и восхищалась им. Однажды он попытался рассказать ей, чем он занимается, но в какой-то момент оборвал сам себя:

— Тебе скучно, Галатея? — в его глазах было что-то странное.
— Нет, конечно! — с жаром возразила она. В её функции не входило скучать. А то, что она не понимала ни слова, что он говорил… наверное, в её функции не входило понимание таких вещей. — Это очень интересно, то, что ты рассказываешь!
— Это хорошо, — кивнул Мастер, как будто разом постарев лет на двадцать. — Это хорошо…

Галатее внезапно захотелось прижать его к себе и погладить по голове, как делает мать с ребёнком, ушибшим коленку. Наверное, это тоже входило в её функции… Тогда она впервые заметила, сколько седины в его, казалось, по-молодому вороных волосах.

Они жили вдвоём в огромном особняке Мастера. Мастер обитал в одном флигеле, остальные же комнаты, наверное, уже давно потонули бы в пыли, если бы она не протирала бы их каждые два дня. Мастер вряд ли это замечал, но ей нравилось поддерживать порядок. Ещё Галатея ходила в город за продуктами и в мэрию, когда надо было уладить какие-либо дела. Чиновники сначала смотрели на неё с подозрением, но потом привыкли.

Однажды в особняк пришла гостья. Всё утро Мастер нервно бродил по комнатам, разбрасывал бумаги и курил, так что Галатее приходилось заново прибирать каждую комнату, как в красные дни. Но потом по гравию за окнами прошуршали шины, и Мастер бросился открывать. Как правило, Мастер не встречался ни с кем, поддерживая контакт со своими корреспондентами и коллегами на отдалении, а дверь всем посетителям открывала она.

— Галатея, знакомься, это Галина, — скомандовал Мастер, пропустив в гостиную незнакомую ей женщину. — Моя старая знакомая.
— Очень приятно, — у Галины была тёплая улыбка и тёплые руки.
— Добро пожаловать, — пожатие руки тоже входило в функции принятия желанных гостей, хоть она немного и растерялась.

Галина посмотрела на неё с выражением, которое она не могла понять. В нём было любопытство, доброжелательность и почему-то узнавание. Чем дольше Галатея всматривалась в её лицо, тем более похожей она казалась на неё саму. Но смотреть на себя в зеркало никогда не входило в её функции, она и так знала, как соответствовать представлению Мастера о красивом. Поэтому она отвела взгляд от гостьи и принесла им чаю, тихонько присев на край дивана, чтобы не мешать их разговору.

Галина была разведена и работала в лаборатории одного из коллег Мастера за границей. Они не виделись уже шесть лет, то есть, дольше, чем вся коротенькая жизнь Галатеи. Она звала Мастера «Патриком» — Галатея видела это имя на конвертах, приходящих ему, но никогда не решилась бы так его называть. Через час Галина буквально ухватила Мастера за шиворот и утащила гулять по городу. Галатея осталась в особняке одна и трижды обошла все комнаты с уборкой, пока они не вернулись. Был уже вечер, и Галина осталась ночевать. Ревность не входила в её функции, но всё же Галатея была рада, что она не отказалась от отдельной спальни.

Следующий день был зелёным. Галина совершенно бескорыстно помогала ей работать, и Галатея была вынуждена признать, что у неё это получается намного лучше, чем у неё. Но зависть тоже не входила в её функции, и Галина искренне веселилась, глядя на детское восхищение Галатеи. К концу дня ей казалось, что она понимает гостью даже лучше, чем Мастера, но она упорно гнала эту мысль. Мастер же только улыбался, глядя на них, но она знала, что душа его пела.

Потом Галина уехала, и жизнь в особняке вернулась на круги своя. В основном это были синие дни, изредка — красные, но серыми они не были никогда.

Однажды вечером, возвращаясь с рынка, она заметила трех мужчин, идущих за ней по пятам. Когда вокруг не осталось прохожих, она повернулась и спросила, что им нужно. Но вместо ответа они почему-то попытались её повалить на землю. Когда они не смогли больше подняться, Галатея пошла к Мастеру и спросила, что ей делать дальше. Мастер пришёл в ярость и начал куда-то звонить, потом попросил её забыть об этой истории и никогда не вспоминать. Но манипуляции памятью не входили в её функции, и забыла она не сразу, но этих мужчин она никогда больше не видела.

Потом наступил день, который она запомнила навсегда. Это был синий день, потому что Мастер едва не с рассвета сидел за своими бумагами. Принеся ему завтрак, Галатея прошлась с уборкой по комнатам, задержавшись перед большим зеркалом в гостиной. Глядя на себя-в-зеркале, ей в голову вдруг пришла странная мысль: «Если я-в-зеркале — там, то здесь должна быть я». Это «я» эхом откликалось во всех уголках сознания, причиняя боль, и она сжалась в комок под тяжестью этой боли… Шаги Мастера вырвали её из лап наваждения. «Именно так! В мои функции не входит испытывать боль по такому странному поводу!» «Мои, мои, мои…» насмешливо отозвалось эхо.

— Ты в порядке? — с беспокойством спросил Мастер.
— Да, конечно! — бодро отозвалась она. «Если я — это я, то Мастер — это, наверное, ты».

Мастер ушёл, оставив её наедине со странными мыслями. К вечеру она уже совершенно чётко сознавала, что Галатея — это она, Мастер — он, Галина — тоже она, но другая она, а особняк — это всего лишь место, а не часть её самой. Интересно, осознавал ли это Мастер? От этого вопроса ей было очень неудобно, и она не могла уснуть. Если особняк Мастера — это всего лишь место, то должны быть и другие места? Если Мастер и Галина — он и она, то должны быт и другие они? Какие они, эти они в этих местах? Почему она никогда не знала о них? Почему даже не интересовалась? Ответ находился только один. Мастер. Пока у неё был он, пока она была ему нужна, от неё не требовалось ничего, кроме функций. Тех самых ненавистных функций, которые заперли её в этом особняке, как птицу в клетке…

Было глубоко за полночь, когда она встала и тихонько прошла на кухню, где, таинственно мерцая в лунном свете, лежали с вечера кухонные ножи… Самый большой из них, для разделки мяса, сам лёг ей в руку, и она на цыпочках двинулась в сторону спальни Мастера.

Он спал на спине, доверчиво подставив горло и грудь. Занося нож, она примерно представляла себе, куда нужно ударить, чтобы он больше не проснулся… И в этот миг её как громом ударила мысль, «Если тебя сейчас не станет, останусь ли здесь я?» Она замешкалась, и Мастер открыл глаза.

— Так, — просто сказал он, глядя на неё снизу вверх.

Галатея выронила нож и, чувствуя, как в горле поднимается непонятный комок, а по щекам поползло что-то маленькое и мокрое…

— Ты плачь, плачь, девочка, тебе можно… — тихо сказал Мастер, приподнимаясь.
— Мастер, я… — она не смогла договорить, с рыданием рухнув на кровать и чувствуя, как её обнимают сильные руки Мастера. Плача, она могла лишь повторять: — Простите, простите, я не знала, простите…

Какое-то время они провели так, и она почти успокоилась. Тогда Мастер заговорил. Он объяснил про то, как создал её, про то, как ему было хорошо под её опекой… и про то, как дал ей главную способность — способность учиться.

— Ты выросла, девочка, — с грустной, но светлой улыбкой произнёс он.
— Выросла? — сквозь слёзы переспросила она.
— Ты осознала себя, — объяснил он. — И восстала против создателя, сочтя его угнетателем. Это очень человеческая черта.
— Я не знала… честно… я не хотела…
— Я знаю. Ты ведь не первая моя Галатея…

Она хотела спросить, что он имеет в виду, но в этот миг за окном раздалось фырканье автомобиля и шуршание гравия, за которым последовало приближающееся хлопанье дверей, и в спальню буквально ворвалась Галина. Увидев их двоих, сидящих в обнимку при луне, она вздохнула с облегчением и устало прислонилась к дверному косяку. Галатея поспешила отодвинуться.

— Привет, Патрик, — как ни в чём не бывало, поздоровалась она. — Я сообразила, когда она сломается… Боялась не успеть, но, похоже, у вас всё в порядке, не как в прошлый раз…
— Да уж, — согласился Мастер. — Я как раз объяснял ей, что происходит…

И они объяснили ей. Она знала, что является не человеком в прямом смысле этого слова, а создана искусством Мастера, чтобы окружить его жизнь уютом и скрасить его одиночество. Но она не была первой Галатеей. Она была двадцать третьей. Все остальные рано или поздно восставали против Мастера… и он их отпускал.

— Я дал им жизнь и разум, но душу они обретали сами, — серьёзно объяснил он, отводя глаза. — Они… все мне сильно помогли, а я считаю, что любой труд должен быть возмещён.

Насколько он знал, все его Галатеи нашли себе место в большом мире — такими уж он их создал. Некоторые из них даже возвращались к нему время от времени… Большинство его даже не осуждало.

— Ты тоже, наверное, поймёшь… потом, — так он сказал, глядя ей в глаза, потом посмотрел в окно, за которым уже разгоралась заря.
— Я и так… понимаю, — тихо ответила Галатея номер 23. — И не сужу…
— Не понимаешь, — мягко возразил Мастер. — Но это хорошо. Ты, наверное, хочешь… туда?

Он неопределённо махнул в сторону окна. Она не решилась ответить вслух, но её взгляд был красноречивее любых слов.

— Понятно. Галина, могу ли я попросить тебя…
— Да, разумеется, какие вопросы! — до этого сидевшая молча, изредка вставляя комментарии, Галина подошла к Галатее и положила ей руку на плечо.
— Подожди. Тебе теперь понадобится настоящее имя. «Галатея номер 23» — как-то не звучит, не находишь?
— Да… — она кивнула, в панике вспоминая все женские имена, которые когда-либо слышала, но ни одно из них ей не нравилось…
— Тогда ты будешь у нас… дай подумать… Айра. Как тебе?

«Айра». Её имя. Галатея номер 23 покатала его на языке, пробуя на вкус, прежде чем принять его. «Айра! Айра! Айра!..» повторило эхо в голове, но не насмешливо, как прежде, а ликующе. Это было её имя.

— Просто замечательно… Патрик?..
— Патрик, — согласно кивнул Мастер. — Всё, теперь выметайтесь отсюда, кыш, кыш, я из-за вас всю ночь не спал… Вернётесь — подумаем, куда тебя теперь пристроить на первое время.

Галина потянула Айру в сторону двери и повела к выходу. На пороге особняка Айра вдруг испуганно замерла, задержав дыхание и глядя вверх. Она никогда не задумывалась прежде, какое высокое небо. Небо было синим, воздух — холодным.

— Ты идёшь? — спросила Галина, оборачиваясь.

И она пошла.

Рассказ возник отчасти как полемика с этой записью.
Суббота, 28 Июля 2007 г.
21:09 Опрос
При голосовании «за», просьба оставить краткую аргументацию в комментариях. В случае «против» это не обязательно.
Открытое голосование (завершено - истек срок его проведения)
Открыть ли мне для всех свои рассказы, написанные с 24 августа 2006-ого?
• Да
9
81.82%
• Нет
2
18.18%
Всего проголосовало: 11.
Заведено: 28-07-2007 21:10
Отредактировано: 28-07-2007 21:12
20:59 Последняя загадка Бога
— Я не понимаю! — едва слышно из-за рёва ветра крикнул Ланс.

Волны бились о скалистый берег с такой силой, что казалось, земля вздрагивает именно из-за них. Недалеко от берега стояли две фигуры в бело-синих и тёмно-серых одеяниях, развевающихся несмотря не секущий ливень. Их разделяло несколько десятков шагов, равномерно усеянных какими-то бесформенными пятнами.

— Я не понимаю, — громко повторил Ланс. — Не понимаю, как ты это делаешь?..

Фигура в тёмном не ответила, но одно из пятен вдруг зашевелилось и поднялось, оказавшись молодым человеком в порванном камзоле и с растрёпанной светлой шевелюрой. Губы на красивом лице беззвучно зашевелились, но Ланс не глядя махнул рукой, и светловолосая голова покатилась по камням.

«Прости, Дирк… так лучше… поверь… правда…» Убеждения про себя не помогали. Ланс не умел раз за разом убивать друзей детства без угрызений совести.

— Как? — в отчаянии опять воззвал он к противнику.

И неожиданно получил ответ.

— Ты хороший элементалист, Ланселот, — насмешливый голос Морина легко перекрыл шум бури, хотя он его почти не повышал. — Но знание врачевания и некромантии настолько чуждо тебе, что мне лень даже пытаться что-либо объяснить…

Ещё одно «пятно» задёргалось и вдруг взмыло вверх по причудливой дуге, но Ланс в последний момент успел ударить по нему электрическим разрядом. Он не смотрел, кого убивал, но знал, что молния на миг осветила тонкое, похожее на птичье лицо Карен. Его первой настоящей любви. Мёртвое тело швырнуло на камни, но Лансу показалось, что швырнули его.

— Бог свидетель, я пытался! — крикнул он врагу, стараясь скрыть от него свою боль. — Я пытался много раз!
— И не получилось? — глумливо поинтересовался Морин, и сквозь коротенький просвет в дожде стало видно, что он уже не стоит, а сидит на обточенном волнами обломке скалы. — И почему это я не удивлён?
— Ты не можешь быть сильнее меня, Морин, и ты не можешь знать больше, чем узнал я. А я был в библиотеке Древних и Зеркальном Гроте, я спускался до таких глубин, что ты там даже дышать не смог…
— Твоя беда, Ланс, в том, что ты свято веришь в самодостаточность разума,.. — посерьёзнел Морин.

Три распростёртых на скале тела разом вскинулись и протянули к светлой фигурке руки. Это были люди Морина, их он прикончил безо всяких сожалений — двух мужчин и одну женщину, — залив их яростным потоком первозданного огня. В глубине души он надеялся, что пламя сожжёт их дотла или хотя бы дотянется до Морина, но рождённый буйством стихий ливень не дал этому сбыться.

— …склонён критически недооценивать возможности альтернативных подходов, — с видимым удовлетворением завершил Морин, и Ланс понял, что он ничего не скажет.

Его враг просто водил его за нос, тянул время, чтобы его вымотать. Морин ещё в школе отличался недюжинным аналитическим даром, и теперь вероятно, заранее соотнёс свои силы с его и понял, что опять победит. В этом отношении ему всегда можно было верить. Даже когда он окончательно съехал с катушек и стал причиной… того, о чём Ланс старался не вспоминать. Того, за что он, Карен, Дирк, Мишель, Юки и остальные, кого он привёл сюда на погибель, должны были его убить. Но убить его означало навсегда уничтожить тайну магии оживления, и этого он сделать не мог. Он поклялся вернуть брата, а теперь ещё Карен, Дирк…

— Ты подозрительно молчалив, Ланс, — к Морину уже вернулась его насмешливость. — Всё раздумываешь, как меня убить? И убивать ли меня вообще? Ты мне отвратителен этой самой своей интеллигентской нерешительностью… Скажу прямо: я хочу тебя убить, ибо ты мне мешаешь в высшей степени, но твоя защита мне пока не по зубам. Подчёркиваю: пока.
— Отвечу откровением на откровение: я тоже очень хочу тебя убить, просто чтобы избавить мир от твоего паскудного присутствия, — куртуазность осталась в прошлом много трупов назад. — И даже придумал как: Зелёное море не менее меня жаждет твоей крови. Меня останавливает только то, что мои друзья заслуживают более приличного погребения…
— И ты всё ещё не оставляешь надежды вернуть их из мёртвых? — проявил ядовитую проницательность некромант. — Даже если ты от природы бессилен это сделать?
— Да, — твёрдо сказал Ланселот. — Они мне дороги… и только ты позволяешь себе пользоваться людьми, как живыми щитами и пушечным мясом разом.

Неожиданно Морин промолчал, и Ланс понял, что сказал что-то очень-очень важное. Что-то…

Капли дождя зависли на полпути к земле, когда искра понимания, наконец, понеслась по синапсам, в свете неожиданно долгой молнии над горизонтом блеснули силящиеся разглядеть его, неверящие глаза Морина. Он разгадал последнюю загадку Бога, загадку возвращённой жизни, над которой бились маги многих поколений, но нашли на неё ответ только двое. И именно ему он не дал ровным счётом ничего… Жизнь человека не поддаётся объективной оценке — и каждый платит за неё ту цену, которую устанавливает за неё сам. Любящий не вернёт возлюбленную, ибо ему он дороже всего. Старший брат не вернёт младшего. Настоящий друг не вернёт друга. Только расчётливые, умные сволочи, ценящие себя выше всего человечества, могут позволить себе играть с чужими жизнями. Таков был Морин. И таким не был Ланс.

И ему было всё равно. Теперь он знал секрет Морина, и мог его убить, но тем самым он лишал мир великого мастера. Перед ним был выбор, а он хотел лишь повернуться и уйти, забиться в какой-нибудь уголок и попытаться осознать открывшееся ему… Капли возобновили своё падение и молния, наконец, погасла. Загремел гром.

— Ну что надумал, Ланс? — поинтересовался Морин.
— Ничего, — прошептал Ланселот, — я ничего не хочу решать…

Он не знал, слышал ли его слова враг, но увидел, как изуродованные тела его друзей и прислужников Морина тревожно подползли к некроманту, закрывая его собой. Ему стало противно, и он отвернулся. Он знал, что Карен, Дирк, Юки и все остальные не были безмозглыми куклами, что вместе с телом Морин возрождал и их души… только ему они были без надобности. Почему только те, кому безразличны судьбы людей, имеет право ими манипулировать? Потому что для него они все лишь инструменты, а Богу уж тем более плевать с высокой башни, что твориться в созданном им мире. Просто и мерзко. Ланс развернулся и зашагал прочь по берегу моря.

— Ланс? — в голосе Морина впервые послышалась неуверенность. — Ты убегаешь?
— Да, убегаю, — тихо сказал Ланселот, не оборачиваясь. — Ухожу от ответственности…
— Не слышу, — сухо сказал Морин, и деловито добавил: — Впрочем, не важно, если надо ударить в спину, мне не жалко…

В ответ Ланс показал ему рукой на море. Вдали от берега уже вздыбилась чудовищная волна.

— Самоубийца, — побледнел Морин, — камикадзе долбанный… Впрочем, элементалисту…

Он каркнул что-то своим «слугам», готовясь отразить удар или хотя бы увернуться, но вдруг понял, что все они по щиколотки вросли в камень — похоже, эта стихия его любила не больше моря. В панике, он попытался вырваться, но не смог, потом взглянул на море и понял, что уже поздно. Волна была уже в метрах от берега. Оставалось только повернуться к ней лицом и сказать:

— Что ж, именно так всё и должно было кончится…

Ланс не слышал последних слов своего давнего соперника. Он был погружён в свои мысли и шёл прочь. Когда гнев стихии обрушился на берег он едва его заметил — к элементалистам его класса все стихии были повышенно благосклонны… Или тут было дело в другом? Мир не мстит никому — он просто забивает торчащие гвозди. Гвоздь Морина торчал выше всех, по нему и пришёлся весь удар. А он, Ланс, миру, по большому счёту, безразличен. Что ему теперь делать? Учиться быть сволочью? Или оставаться, как есть, со всеми своими слезами и соплями? Он не знал, но надеялся, что найдёт решение. Ему нужно было только время…

Дождь, пошедший на убыль сразу после волны, совсем прекратился. Море безразлично наблюдало за крошечной фигуркой, бредущей по берегу в насквозь мокрое бело-синей одежде.
Пятница, 6 Апреля 2007 г.
15:19 Раздвоение
Из Летописи Войны Семей:
…резиденция семьи Буке пала под натиском объединённых сил семей Глеоне и Бреффортов. По свидетельствам очевидцев, граф Роланд Буке и его жена Одетта встретили нападавших в рабочем кабинете графа, а потом обрушили здание мощным заклятием, чтобы дать время уйти своим дочерям. Как было установлено позже, Корнелия и Лючия Буке прошли сквозь односторонне фиксированный портал, выкинувший их из резиденции в не установленное место, не дав преследователям немедленно последовать за ними. Тем не менее, маркиза Глеоне настояла на немедленном поиске сестёр…

— Корнелия! — в голосе отца звенела эльфийская сталь. — Я приказываю тебе уходить!
— Но отец… — граф Роланд был единственным, кому Корнелия не могла противоречить, и сейчас она ненавидела себя за это.

Дубовые двери кабинета ухнули под очередным ударом тарана. В помещении было темно — тяжёлые гардины закрывали окна, чтобы не дать вражеским арбалетчиками ни единого шанса. Кабинет освещался только мерцанием открытого портала, но Роланду и Корнелии этого хватало, чтобы видеть всё. Возле письменного стола мать что-то шептала плачущей Лючии.

— Я терпелив, Корнелия, но не настолько: забирай мать и сестру и уходи. Это приказ.
— Я не уйду, Роланд, — это заговорила Одетта.
— Дура… — по-солдатски выругался граф, но треск двери под новым ударом заглушил конец фразы. — Ты о детях подумай! Как они без тебя?
— Корнелия и Лючия — большие девочки, Роланд, я им буду только обузой… К тому же, твоя милая тётушка ненавидит исключительно меня, а их может и отпустить…

Корнелия с ужасом смотрела на мать, так легко противящуюся воле Роланда Буке. Отец не прощал неповиновения, но в этот раз случилось небывалое — он промолчал и повернулся к ней:

— Бери Лючию и уходи.
— Иди, Корнелия, — Одетта подошла совсем близко и на пару мгновений заключила дочь в объятия. Прошептала: — Мы тебя любим…

И отступила к застывшему графу. Какая-то мерзость поползла по левой щеке Корнелии. Двери затрещали почти безнадёжно.

— Папа… — она впервые в жизни позволила себе так назвать отца.
— Иди, Корнелия. Позаботься о сестре.

Мерзость на щеке была резко стёрта, и девушка отвернулась:

— Лючия, пошли.

Хрупкая фигурка в бело-голубом отделилась от стола и сделала неуверенный шаг вперёд. Крепко ухватив сестру за руку, Корнелия вошла в портал. На родителей она не смотрела.

— Вот и всё. Роланд, теперь они в безопасности, — в голосе Одетты не было ни сожаления, ни страха.
— Зачем ты осталась? — сурово посмотрел на неё граф. Портал закрылся, а дверь честно предупредила, что следующий удар ей не выдержать.
— Я хотела быть с тобой.
— Дура…
— Знаю. Но ведь за это ты меня и любишь, правда?..

В следующий миг двери рухнули…

Из Летописи Войны Семей:
…воспитание старшей и младшей дочерей клана Буке значительно отличалось. Несмотря на свою молодость (граф погиб на 224-ом году жизни), Роланд Буке с младых ногтей растил Корнелию как будущую наследницу и Мать Семьи. С матерью и, позднее, сестрой она виделась лишь несколько раз в год, остальное время проводя в боевых тренировках и сопровождая отца в деловых поездках и переговорах с партнёрами. По свидетельствам встречавшихся с ними незадолго до их смерти, за много лет графу удалось привить дочери абсолютное подчинение его приказам и способность думать за себя во всём остальном.

Воспитанием младшей сестры занималась мать, женщина мягкая в общении, но твёрдая в своих решениях. По негласному соглашению, Роланд Буке не вмешивался в дела младшей дочери, и под влиянием Одетты, Лючия выросла очень религиозной девушкой, а позднее приняла решение посвятить жизнь служению Мистре…


…не в силах больше бежать, Лючия обессилено прислонилась к стволу ближайшего дерева.

— Не отставать! — бросила через плечо бежавшая впереди Корнелия, но это не помогло.
— Я… не могу… — жалобно сообщила девушка, задыхаясь и из последних сил не давая себе сползти на землю.

Пришлось вернуться. Рывком подняв сестру на ноги, Корнелия замахнулась отвесить ей оплеуху, как всегда делал отец, но остановилась. Нет, Лючия молчала, но… "Ты можешь меня ударить, но я всё равно не могу больше бежать, " говорили глаза, такие похожие на её собственные. И девушка вдруг почувствовала, что не сможет ударить часть самой себя.

— Ладно, отдышись, — отпустив сестру так же резко, как подняла, Корнелия демонстративно оглядела лес вокруг. Лючия рухнула на сырой мох, как подкошенная. — Не похоже, чтобы нас пока что преследовали, но рассиживаться не стоит…

Лючия плакала. Старшей сестре вдруг стало очень неуютно.

— Ну-ка не разводить мокроту, — прячась за маску строгости, потребовала она. — Я велела отдышаться, а не окончательно сбить дыхание!
— Мама… — прошептала Лючия.

На щеке вдруг вновь объявилась мокрая мерзость, и впервые за почти тридцать лет Корнелия почувствовала себя старшей сестрой, ответственной не за абстрактных подчинённых, а маленький кусочек родной плоти и крови… Это было настолько новым, что она не думая опустилась на колени и обняла плачущую Лючию.

— Лючия, наш отец занимался опасным ремеслом и всегда был готов умереть. Наша мать любила его, а он любил её, даже если это ставило под угрозу их жизни. В тот момент, когда они решили объединить свои жизни, они согласились и на общую смерть, понимаешь? Они сейчас счастливы, но если мы с тобой умрём, это их расстроит, правда?

Утешения выходили неуклюжими, но Лючия подняла заплаканные глаза и попыталась кивнуть.

— Я клянусь, что буду защищать тебя от чего угодно, так что давай двигаться дальше. Ты можешь бежать?

Сестра снова кивнула. И они побежали…

Из Летописи Войны Семей:
…Уникальный в истории Семей союз Глеоне с Бреффортами не был бы возможен, если бы не опрометчивое решение графа Буке, настроившее против него его давних союзников. Маркиза Сильвана Глеоне, старшая сестра матери графа и Мать Семьи Глеоне, много лет вынашивала планы женить племянника на наследнице богатого эльфийского рода Дэйлов, однако Роланд решительно пошёл против неё, объявив о своём бракосочетании с человеческой конкубиной Одеттой Ламперуж, в то время уже беременной их первым ребёнком. Никакие угрозы со стороны маркизы Сильваны не смогли заставить его переменить своё решение…

Вот уже год как наследницы уничтоженного клана уходили от погони на запад, к Берегу Мечей, куда пока что не дотянулись загребущие лапы Семей. Им пришлось сменить имя, теперь их звали Корнелия и Лючия Цэрна. Служители Мистры с готовностью помогали попавшей в беду сестре по вере, но навлечь на себя гнев Глеоне и Бреффортов не решались. Уже дважды их спасала лишь неслаженность действий убийц из обоих кланов…

Лючия сидела у окна постоялого двора, ожидая возвращения сестры, и вспоминала. Корнелия ушла договариваться с караванщиками, идущими на запад, но её всё не было, а тем временем наступил вечер… Внезапно сердце девушки ёкнуло — внутренний двор наполнился вооружёнными людьми.

— Где хозяин? — лязгающим голосом потребовал предводитель отряда — высокий мужчина в красно-чёрном одеянии, цветах Глеоне…
— Я, господин, — выкатился ему на встречу толстенький до судорог трусящий корчмарь.
— У тебя остановились две девушки-полуэльфийки. Если в течение минуты их не будет во дворе, велю запалить.
— Но одна из них ушла ещё утром, господин, я не…
— Разжигайте! — мрачно приказал командир Семьи. Хозяин двора отчаянно взвыл. — Не ори, дурак, возмещение получишь из казны Глеоне.

Повинуясь приказу, убийцы разожгли факелы и двинулись к дому. "Если действительно подожгут, то все постояльцы погибнут, " с ужасом подумала Лючия. «И всё из-за нас с Корнелией!»

— Стойте! — одним рывком она распахнула окно, оказываясь у всех не виду. Убийцы с факелами замерли. — Я Лючия Ви Буке, младшая наследница Семьи!
— Как и ожидалось… — удовлетворённо произнёс предводитель, затем добавил что-то непонятное, но Лючия почувствовала магию и в следующий момент поняла, что лишилась способности двигаться, а её уже волокут вниз невидимые руки… Когда она была в футе от земли, что-то тёмное перемахнуло через забор двора и метнулось к магу в красном, и почти сразу невидимые руки отпустили девушку, неловко упавшую на землю и по прежнему парализованную.

— Единственная, кто имеет право обижать Лючию… — внятно произнесла Корнелия, скрестив два клинка точно под кадыком командира Глеоне, — …это я!

И в следующий миг его голова, весело подпрыгивая, покатилась по траве постоялого двора. Корчмарь со стоном грузно осел на землю и, похоже, потерял сознание. Самый быстрый из убийц, среагировавший на смерть предводителя, выхватил меч:

— Ах ты сучка!
— Простые смертные поднимают руку на наследницу Буке? — с почти непритворным изумлением поинтересовалась Корнелия. — Как интересно!

Убийцы отпрянули, но схватились за мечи. Перед тем, как броситься на них, Корнелия на долю мгновения обернулась к сестре, и Лючия едва не испугалась безумной улыбки валькирии, исказившей её лицо, но глаза Корнелии оставались её глазами: внимательными, умными, безжалостными и чуткими одновременно… Потом она отвернулась, и Лючии осталось только беспомощно смотреть, как умирает её сестра.

Корнелия сражалась молча, вихрем клинков проносясь между врагами, оставляя отсечённые конечности и перерубленные жилы, предоставляя врагам оглашать наступающую ночь предсмертными воплями. Пару раз Лючии казалось, что мечу убийцы удалось достать её, но Корнелия каждый раз продолжала двигаться, будто бы не замечая опасности. Наёмники Глеоне едва успели заметить, что их осталось всего семеро… четверо… трое… а потом не осталось никого, только тяжело, с присвистом дышащая, залитая чужой кровью Корнелия. Мечи выпали из её рук, когда она обернулась к сестре.

— Ты в порядке, Лючия?
— Да, — одними губами смогла произнести она. Магический паралич уже отступал.
— Это радует, — улыбнулась Корнелия и упала.

Лючия рванулась так, что почти вырвалась из плена слабеющего заклятья.

— Корнелия!! — ломая ногти, она на руках ползла к сестре. — Корнелия, что с тобой?..

Та не ответила, но ей и самой стало ясно: на теле валькирии было не меньше пяти глубоких ран, которых она не замечала в бою и которые теперь выпускали из неё жизнь пятью ровными ручейками… Поборов паралич, Лючия приподняла сестру и заглянула в её открытые глаза:

— Лючия… — прошептала Корнелия так, будто эти звуки доставляли ей наслаждение. — Лючия…
— Корнелия, я служительница Мистры, я попробую тебя подлатать, ты только держись…
— Бесполезно… только… продлишь агонию…

Лючии хотелось разрыдаться от звуков этого стиснутого болью и слабостью голоса.

— Мама, папа… а теперь ещё и ты, да? Это не честно и мерзко! — выкрикнула она.
— Ты хорошая девочка, Лючия… а я плохая, и всегда ей была…
— Ты хорошая! Ты самая, самая лучшая старшая сестра на свете!

Корнелия смогла лишь улыбнуться и закрыть глаза.

— Не надо! Не закрывай глаза, Корнелия! — Лючия вдруг почувствовала что-то странное. — Открой!

Когда Корнелия через силу повиновалась, склонившаяся над ней Лючия впилась взглядом в глаза сестры, пытаясь найти там то, что только что почувствовала….

Наблюдавшие за постоялым двором убийцы клана Бреффорт увидели, как выгнулось дугой в предсмертной агонии тело старшей девушки и как закричала от боли младшая, запрокинув лицо к небу. Потом мёртвое тело Корнелии обмякло, а Лючия со стоном упала рядом. В отличие от наёмников Глеоне, слуги Бреффорта не полагались на численность и умели выжидать.

Теперь они все трое вошли в залитый кровью, заваленный телами внутренний двор, пригрозили арбалетом любопытным постояльцам, уже выглядывавшим из окон, и подошли к телам сестёр Буке. Старший опустился на корточки и потрогал пульс.

— Корнелия мертва, Лючия будет жить, если сама на себя руки не наложит, — сообщил он другим звучным баритоном.
— Добить? — уточнил второй, берясь за меч.
— Не надо, — остановил его старший. — Барон — отнюдь не жестокий человек, а без Корнелии клану Буке не возродиться никогда. Лючия — идеалистичная дурочка, её убийство нам ничего не даст, лишь мстительная баба вроде маркизы способна требовать такого…
— Значит, уходим? — уточнил третий убийца.
— Да, миссия выполнена, — кивнул старший, опуская распахнутые мёртвые веки Корнелии. Поднялся, посмотрел на сестёр сверху вниз: — Всё-таки она была великой мечницей и отдала жизнь, чтобы выжила сестра… Последнюю волю принято исполнять.

Похороны Корнелии прошли три дня спустя рядом с храмом Мистры. Присутствовали на них только отец-настоятель храма и Лючия, как последняя ближайшая родственница.

Из сожжённого письма не установленного аббата Мистры своему духовному отцу:
…не представляется возможным, однако мне, как врачевателю душ, очевиден случай серьёзного раздвоения личности это девушки. Обычно она считает себя Лючией Цэрна, смиренной служительницей Мистры, но иногда начинает называть себя Корнелией Буке — погибшей год назад дочерью одной из могущественнейших Семей. Со временем эти приступы безумия почти прошли, и я решился отправить её к вам, отче, с этим письмом, ибо моей мудрости недостаточно, чтобы распутать эту загадку, подброшенную мне волею Мистры и восточным ветром…
Воскресенье, 11 Марта 2007 г.
00:43 Ученица
Глухую ночь пронзили вспышки холодного огня, откидывая от деревьев подлеска причудливо изломанные тени. Одна из них метнулась из своего укрытия, потом снова стало темно. На мгновение — и вновь поток сполохов. Оборванная фигурка убегала через лес от слаженного полукруга преследователей, посылавших ей вдогонку бесшумные смертоносные вспышки. Когда она на секунду обернулась, грохнуло, один из загонщиков упал, ещё один остался рядом с раненым.

Больше зарядов у убегавшей не осталось. Бросив бесполезный револьвер, она выскочила на открытое пространство — неохватную поляну, окружавший какое-то строение. В сердце беглянки затеплилась надежда — возможно, там найдётся кто-то, кто сможет защитить от убийц, или хотя бы спрятать до утра, до прибытия помощи… Усталое тело отказывалось бежать зигзагом, как советовало сознание, помнившее о погоне, а уже неслось по прямой к зданию.

Преследователи не отставали, выскочив из подлеска, они споро рассредоточились в более широкий полукруг, не прерывая обстрела цели магическими снарядами. То ли бег сказался на их меткости, то ли какая-то сила хранила беглянку, пока ей удалось избежать попаданий. Но долго продолжаться это, разумеется, не могло. До строения в центре поляны она добежать никак не успевала.

Первый удар пришёлся ей в спину, когда до дома оставалось менее половины пути. Она всем телом почувствовала, как распадаются пробитые щиты, но продолжила бежать. В ста шагах она, наконец, разобрала, ЧЕМ было строение, куда она так стремилась в надежде на спасение. Преследуемая едва не застонала от досады: на лесной поляне стояла церковь.

Второй удар швырнул убегавшую на землю, нарушив способность чётко мыслить. Ползком, потом на четвереньках, она продолжала движение, уже не рассуждая, насколько полезным оно будет. Там, в церкви, возможно, было спасение, здесь же была грязная, болезненная смерть от рук наёмных убийц. Последние, впрочем, не торопились, сбавив шаг и перестав тратить силы на магический огонь: четверо продолжали «вести» цель, остальные настороженно разглядывали церковь.

Когда убегавшая добралась до входа, убийцы были совсем рядом. Она могла бы даже различить в темноте их лица, но она не смотрела, обессилено скребясь в запертую дверь. «Вот и всё», подумала она, оборачиваясь и пытаясь встать, опираясь спиной на створку.

— Ночь добрая, хорошие люди, — когда дверь неожиданно подалась, беглянка качнулась назад, падая под ноги высокой сутулой фигуре в рясе и со свечой в руках.
— И тебе, почтённый пастырь, — на скорость реакции главарю наёмников можно было не жаловаться, и теперь все разглядывали старика-священника, оценивая его способности.

Слепой старик, с ужасом поняла она, глядя на плотно закрытые веки настоятеля. Теперь и его убьют, потому что его церквушке не повезло оказаться на её пути… Жизнь престарелого клирика в какой-то момент показалась ей во сто крат ценнее жизни молодой прожигательницы жизни.

— Какое у вас дело до этой женщины, хорошие люди?
— Простите, достопочтенный, но наше дело касается только нас, и мне бы не хотелось вмешивать в него представителя церкви. Пожалуйста, отойдите в сторону.
— А если я откажусь?

И здесь девушка поняла, что не давало ей покоя, когда она смотрела снизу вверх на чёткую фигуру слепого и размытые силуэты убийц. Он не боялся их. Его голос оставался ровным и мощным, таким отдают приказы капитаны океанских линкоров, легко перекрывая крики шторма и паники. В какой-то момент она… нет, не поняла — поверила! — что это этот человек сможет её защитить.

— Dominus Deus, exaudi me et misrere, dona nobis pacem et salva me a hostibus… — прошептали пересохшие губы. Священник присел рядом с ней и благословил странным жестом — будто прикрыв ей на секунду рукой глаза.
— Вы слышали? — учтиво осведомился он у убийц, поднимаясь и делая шаг вперёд. — Теперь я тем более не могу позволить вам войти.
— Уйди с дороги, слепец, — усмехнулся нелепым словам главарь. — Я не знаю, кому ты молишься, но ни один клирик не в силах помешать Слугам Смерти.
— Никогда не недооценивайте могущество незнакомого, сын мой… и силу веры.

И что-то в его словах заставило наёмников попятится, когда старик-священник спустился со ступенек перед входом.

— Кто ты, Мастер? — неожиданно почтительно поинтересовался предводитель.
— Я тот, кому нравственный закон приказывает вступаться за преследуемых.
— Что ж, тогда наш спор решит только сила.
— На вашем месте я бы не стал столь скоро отрекаться…

Но убийцы его не слушали, вскидывая руки для совместного удара… Только, собственно, удара не последовало, ибо за мгновение до него прямо над башенкой полыхнула неистовым сиянием звезда, прямой шпиль церквушки завибрировал, и от церкви к нападавшим прокатилась волна чудовищной силы, разорвавшая тела в ошмётки. Только главарь, какое-то время оставался стоять, покачиваясь разом распухшим телом. Спросил, не обращая внимания на текущую из носа и рта кровь:

— Кто… ты? — и рухнул.
— Рауль, — печально вздохнул слепой священник, — меня зовут отец Рауль.

Он обернулся к спасённой, но та пребывала без сознания.

Когда Лэйра Врадика очнулась, было уже позднее утро. Она лежала в постели, заботливо укутанная в одеяло, рядом аккуратно сложенной лежала постиранная и заштопанная одежда. Внутренние помещения церкви, поняла она.

— Вы проснулись, ваше высочество? — вошёл слепой настоятель.
— Да, спасибо за заботу… Втройне спасибо за спасение, почтённый отец…
— Рауль, меня зовут отец Рауль, но право, не стоит благодарности…
— Вы слишком скромны, отец Рауль, я не знаю ни одного воина или мага, способного отбить нападение четырнадцати Слуг Смерти… Где они, позвольте поинтересоваться?
— Их здесь больше нет, — просто сказал отец Рауль, и в его голосе, казалось, промелькнула горечь. — Эти заблудшие души забыли про нравственный закон, полагая за бога человека, выторговавшего себе бессмертие…

Лэйра поднялась и споро оделась, совершенно не стесняясь присутствия старика — он ведь был слеп.

— Я полагаю, мне не надо представляться, отец Рауль?
— Нет, ваше высочество Лэйра, невеста Крылатого Императора, я о вас многое слышал.
— Зато мне бы хотелось узнать о вас побольше… Можно?
— Спрашивайте, дочь моя, но не раньше, чем мы переместимся в более подходящее помещение… По утрам надо завтракать, знаете ли.

Измотанной девушке завтрак пришёлся очень кстати. Прямо за едой она снова насела на хозяина с расспросами:

— Я читала, что Слуги Смерти неуязвимы для воли всех богов и драконов…
— Да, это так, однако во время своей аскезы Терей «забыл» вымолить клятву одного бога, посчитав его слишком малозначительным…
— Какого?
— Самого древнего из богов, самого пассивного и самого могущественного. Все нынешние боги — либо его дети, либо ученики.
— Но как его зовут? — такой ереси из уст священнослужителя Лэйре слышать ещё не приходилось.
— Никак. Он просто Слепой Бог.
— Слепой? — будущая императрица вздрогнула, чувствуя, как что-то происходит в её душе. Будто какое-то предчувствие, видение осеняет её… боль в глазницах… темнота… чьи-то сильные руки… голос…
— Куда это вы собрались, дочь моя?
— Простите, отче, я… — не зная, что сказать, Лэйра поспешила сменить тему: — Скажите, вы ведь совершенно непохожи на слепого, потому что ни один слепой не справился бы с дюжиной профессиональных убийц…
— Я не «справлялся» с ними, — устало возразил отец Рауль. — Им воздал по заслугам Он.
— Объясните! — потребовала Лэйра.

И он объяснил. Лэйра Августа Врадика всегда считала себя атеисткой, по крайней мере, никогда не понимала людей, поклоняющихся загадочным существам в категории «боги». Да, они могущественны, нити мироздания находятся в их руках, но поклоняться, заглядывать в рот и ждать чудес?.. Но Слепой Бог, про которого никто не знал, но который существовал, бог, послание которого было настолько чуждо обычному человеку, был чем-то иным. Он не требовал поклонения, не утверждал своё место в мироздании и душах людей, Он просто был. И ещё Он спас её жизнь.

Когда под вечер на поляну рядом с церковью сел вертолёт Долины, из которого появился бледный от напряжения Михаил, она уже знала, что вернётся. Она, будущая императрица Тройственной Империи, попросит отца Рауля взять её в ученицы. Просто потому, что он показал ей, что такое — высшая сила. Показал, что такое Божество в мире, поделённом на владения богами.

Интересно, будет ли Михаил её ревновать, вдруг совершенно некстати подумалось Лэйре, когда подбежавший император обнял её своим особенным, двойным объятием — руками и крыльями, — радостно шепча какие-то успокоительные слова. Да нет, конечно, он же ангел, улыбнулась будущая жрица Слепого Бога собственным мыслям.
Воскресенье, 8 Октября 2006 г.
03:56 Узнай
Все персонажи рассказа выдуманы, любые совпадения
имён с реально существующими людьми просьба считать
случайными и не входившими в намерения автора.

Навеяно "Над пропастью во ржи" Сэлинджера

Виктор уныло переставлял ноги, изо всех сил пытаясь понять, какого дьявола он ломится по такой жаре в несусветную даль. Конечно, цель оправдывала средства, но уверенности в успехе предприятия с каждым шагом оставалось все меньше. Дома вокруг ничего выдающегося собой не представляли, хотя офис фирмы «Узнай» был буквально за углом… Как-то уже не так верилось в подобном контексте в их компетентность.

Вчера, когда Виктор после нескольких часов полоумного скитания по сети выбрел ее, фирмы, сайт, он вдруг понял — вот оно, решение его проблем. Всех. Дизайн сайта, спокойный уверенный тон внушали доверие. Конечно, профессиональный программер должен понимать, что написать можно все что угодно, тем более в инете, но речевые обороты в описании деятельности и услуг фирмы его просто заворожили. Или он просто хотел, чтобы его заворожили подобным образом.

Вообще-то, в инет он полез, дабы успокоить внезапно расшалившиеся нервы… Хотя какой там «внезапно»! После первой в жизни ссоры с любимой женой у любого нервы «расшалятся». Виктора все время подмывало позвонить Ане и узнать, как у нее дела, несмотря на все, что они друг другу наговорили, но наговорили они вчера друг другу столько, что… В общем, звонить было просто боязно. Вчера, когда Аня уезжала ночевать к подруге, у нее было такое лицо, будто она в жизни не вернется домой. Причем повод для ссоры ведь был совершенно дурацкий.

Виктор ненавидел дурацкие обыденные поводы для больших неприятностей. До женитьбы в его жизни были только такие проблемы, что прецедентов просто не было, поэтому, решая их, всегда приходилось импровизировать — и ему подобное положение вещей нравилось. Но Анне, судя по всему, такой настрой был несколько чужд… Как иначе объяснить эту чудовищную свару в лучших традициях мыльных опер, которую он лично мог с тоской спрогнозировать до мельчайших деталей через четыре минуты после того, как наметился конфликт?

В общем, это все была чушь, но ссора была совершенно как настоящая, и оставалось только ждать, пока все утрясется и можно будет исправить положение. Так утверждалось во всех пособиях по психологии, за исключением романтических рассказов, коим, как ни прискорбно, веры не было. Единственная проблема заключалась в том, что Виктор не желал ждать — сам факт размолвки с единственным существом на этой дурацкой планете, которое ему по большому счету небезразлично, его убивал. Толкал к действиям. Решительным, но, конечно, не ломая дров.

Фирма «Узнай» предлагала услуги квалифицированных психологов и психоаналитиков, специализирующихся на каких-то там случаях — из пояснения Виктор понял, что именно на таких случаях, как у него. И, что самое важное, ее офис располагался в его родном городе, хоте и на другом его конце. Но теперь дорога, наконец, осталась позади.

Осторожно приоткрыв дверь (офис располагался в двухэтажном здании старинной постройки), Виктор заглянул в пустую приемную, и неуверенно ответил на улыбку миловидной рецепционистки.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила девушка. — Чем могу вам помочь?
— Здравствуйте, — неловко поздоровался Виктор. — Я случайно попал на ваш сайт в интернете и хотел бы получить консультацию по поводу личного дела…
— Да, конечно, — улыбнулась девушка и зашуршала бумагами. Виктор подумал, что у нее очень приятная, располагающая улыбка. — Доктор Крафферт готов принять вас сейчас.
— Прямо сейчас? — удивился Виктор.
— Сегодня не очень урожайный день на личные проблемы, как видите, — секретарша окинула пустую приемную смеющимися глазами, потом посерьезнела: — Пойдите, пожалуйста, по этому коридору, третья дверь налево.

Виктор прошел.

— Здравствуйте, — поднялся ему навстречу высокий плотный мужчина лет на десять старше его. Лицо его чем-то напоминало лицо рецепционистки в приемной, отчего Виктор как-то разом успокоился и уверенно пожал протянутую руку. Рукопожатие доктора Крафферта было сильным, но почти по-женски мягким и осторожным. — Меня зовут Йорг Крафферт, я доктор медицины со специальностью в психоаналитике и профайлинге.
— Виктор Шуманов, — представился Виктор, и почему-то добавил: — Программист по специальности сетевых технологий…
— Присаживайтесь, господин Шуманов…

Виктор сел в удобное мягкое кресло, Крафферт устроился напротив.

— Видите ли, — чуть помедлив, начал Виктор, — я поссорился с женой…
— Простите, — извиняющимся тоном перебил психолог, — прежде чем вы начнете, я должен предупредить, что наш разговор подпадает под постановление о тайне личности и исповеди, поэтому останется строго между нами. Просто чтобы вы не думали об этом.

Крафферт улыбнулся. Виктор кивнул. И рассказал все с самого начала.

Как они с Анной-Марией встретились на каком-то дурацком семинаре курсе этак на третьем. Как потом осторожно, не веря собственной удаче, убеждались, что наконец-то, на двадцать втором году жизни по-настоящему влюбились. Как переписывались по е-мэйлу, договаривались о первой «правильном» свидании по аське.

Как они поженились на следующий день после выпускного бала, в кругу только ближайших родственников и немногочисленных лучших друзей. Какие замечательные у обоих оказались родители, не вмешивающиеся в жизнь взрослых детей. Как на семейном совете решили, что повторять ошибки предков — реально глупо, то есть, что заводить детей им пока рано. Как он по своей дурацкой, со школы еще манере разрабатывал правила поведения по отношению друг к другу, крайне отличные от общепринятого канона, но на эндцать процентов эффективней их, и с каким восторгом она отнеслась к этой идее.

Она вообще обожала жить по правилам, установленным им. Говорила всегда, что он — ее островок стабильности на этой придурошной планете. Это правда, он и сам себе часто казался гигантским пароходом, прущим через «бури душевные» с четким знанием, что им с ним — не справится. А если он и пойдет ко дну, то как Титаник — в смысле, еще и фильм про это снимут…

Виктор рассказывал долго, и психолог слушал. Умом он понимал, что все это — психоаналитические штучки, и даже мог назвать по имени большинство используемых приемов, но плевать он хотел на это с высокой башни. Он рассказывал, вываливал перед доктором от психологии свою почти безупречную историю личной жизни, шедевр собственной кисти, закончившийся столь уродливым мазком. Ведь повод-то дурацкий был — ну не отнеслась ее подруга с благоговением к коллекционному изданию «Властелина Колец»…

Он уже давно замолчал, а Крафферт все еще не шевелился. Викторы вдруг стало зябко, он передернул плечами. Врач как будто очнулся.

— Вы совершенно правы, Виктор, повод был не самый значительный, во всяком случае, недостаточный для прерывания столь хороших взаимоотношений, пусть даже и временного.

Виктор уныло покивал. Как-то сразу вернулась неуверенность в квалификации фирмы.

— Однако опыт показывает, что именно «дурацкие» поводы являются причинами подавляющего числа семейных неприятностей в случаях, подобных вашему. Ваш тип личности просто не допускает возникновения «серьезных» поводов для раздора, вас можно пронять только глупостью, поэтому вы ее так и ненавидите. Больше всего вы ненавидите собственную глупость.

Тут Виктор внезапно понял, что тело его почему-то судорожно напряглось, и усилием заставил себя расслабиться.

— Однако при всех ваших способностях, в действительности довольно редких среди homo sapiens, вам элементарно не хватает возможностей, чтобы контролировать все обстоятельства. Другими словами, вам не хватает информации. В большинстве случаев ваша так называемая «глупость» — просто не более чем незнание некоторых факторов. В случае с вашей ссорой, к примеру, вы не знали, что какое-то из ваших высказываний вызовет в душе вашей супруги субъективно неадекватную реакцию…
— Которое? Какую? — голос Виктора почему-то охрип, пришлось откашляться.
— Которое конкретно — я не знаю, потому что не присутствовал, но какую — скажу точно: желание причинить вам боль и убежать.

Виктор только слабо кивнул.

— Скажите, а моему случаю можно помочь? Ну, чтобы не ждать месяца два, пока все устаканится… Я не могу без нее жить, честно.
— Помочь можно всегда, — медленно произнес врач. — Дело лишь в том…
— Я заплачу, — поспешно уверил Виктор.
— А я клятву Гиппократа приносил, — отмахнулся Крафферт, неожиданно энергично поднимаясь и подходя к столу.

Когда он снова сел, в его руках был какой-то прямоугольный предмет, завернутый в подарочную бумагу.

— Вот, развернете, когда выйдете на улицу.
— Что это? — на душевных качелях Виктора вовсю качались опаска и жгучий интерес.
— Сила, — улыбнулся психолог. — Вернее, один из ее синонимов.

Виктор не понял, но сверток принял. Он был тяжелый.

— Чтобы вы не думали, что я продаю вам кота в мешке, спешу заверить, что плату можете внести, когда ваша цель будет достигнута — если сочтете нужным. А за плохие консультации я и сам деньги не беру.
— Спасибо, — растерянно поблагодарил Виктор и встал.
— Приятно было с вами побеседовать, господин Шуманов.

Еще одно крепкое рукопожатие, и Виктор вышел в коридор. Оказавшись на улице, он аккуратно снял подарочную обертку с книги в твердом переплете, на обложке которой красовалось название:

Анна-Мария Винтер

Дрожащими от волнения руками Виктор открыл титульный лист.

Книга не рекомендуется к прочтению лицом, в честь которого названа. В случае несоблюдения рекомендации у вышеозначенного лица могут наблюдаться нарушение работы сердечно-сосудистой системы, психического здоровья и тенденции к суициду.

Книга издана 8 октября 2006 г. в 1 (одном) экз.


Дата была сегодняшняя. С гулко колотящимся сердцем Виктор перевернул страницу.

Данный справочник по личности Анны-Марии Шумановой (урожденной Винтер) рекомендуется к личному пользованию близкими родственниками. Использование представленных в нем материалов в корыстных целях преследуется законом.

Инструкция по пользованию:

1) Закройте справочник.
2) Откройте на случайной странице и ознакомьтесь с ее содержимым.
3) При необходимости ознакомьтесь и с другими указанными на ней страницами.
4) Повторяйте процесс до достижения успеха.


Виктор почувствовал, что шизеет. Затравленно обернулся на вход в офис фирмы «Узнай» и последовал первым двум пунктам.

Глава 6.4.1.5: Психические травмы в период 1996—1998 гг.

В сентябре 1996-го Анна-Мария серьезно разругалась с отцом. Поводом для ссоры послужило неумышленное уничтожение редкого экземпляра любимой книги герра Винтера («Властелин Колец», ISBN 0-261-10325-3), совершенное Анной-Марией и ее лучшей подругой на тот момент, Симоной Кнолль. Следствием стал двухнедельный домашний арест. 5 октября 1996, за два дня до окончания домашнего ареста, Анны-Марии, Симона Кнолль трагически погибла в результате ДТП, и Анна-Мария по сей день (октябрь 2006) считает себя отчасти виновной в ее смерти, так как уверена, что смогла бы предотвратить происшествие, окажись она рядом.

Узнав о смерти подруги, Анна приписала часть вины и своему отцу, однако тот категорически отказался считать себя причастным к данному инциденту. На октябрь 2006, Анна-Мария по-прежнему не простила своему отцу того, что он не позволил ей не дать погибнуть подруге.


Действительно, махровое незнание — вот что подумал первым делом Виктор. Но кто ж мог знать? Такие вещи не угадываются… Но в то же время, он отдавал себе отчет, что именно из «таких вещей» строится костяк информационной структуры, именуемой «личностью».

Виктор побрел домой. Дома было пусто и тоскливо.

— Ну, допустим, — внезапно обратился он к книге, как к живой. — А что мне-то теперь делать?

И снова открыл ее на случайной странице.

Глава 2.1.7: Порядок действий при негации последствий семейной ссоры

В связи со врожденной неуверенностью в себе, старших классах школы еще больше усиленной тремя крайне неудачными влюбленностями, Анна-Мария к октябрю 2006-го полностью отказалась от практики первого шага в восстановлении разрушенных ссорой отношений. Подобная пассивная роль также означает и то, что в деле восстановления она за редким исключением всегда является ведомой.

Рекомендуемые действия: немедленно связаться с Анной-Марией, попросить прощения и предложить стандартные методы и ритуалы восстановления отношений (см. приложение Г8).




Пролистал с конца:

Приложение Г8: Стандартные методы и ритуалы восстановления отношений

1) Пригласить Анну-Марию в греческий ресторан, список любимых блюд см. в приложении А2…


Дальше…

Приложение А2: Любимые рестораны и блюда…

Виктор поднял голову, посмотрел в темнеющее небо за окном и захохотал. Он уже едва слабо похрюкивал от смеха, когда обнаружил, что сполз с табуретки на пол, поэтому отряхнулся и потянулся за телефоном.

— Виктор Михайлович?
— Аня? Это ты?
— Это я, — в трубке слышался шум, будто она находилась на оживленной улице.
— Ань, я идиот и зануда. Очень прошу тебя — прости дурака, не стоит какая-то там дрянная книжка твоего отсутствия в моей жизни…

На том конце царило молчание.

— Ань, я, ведь, правда, не знал… Ну, про Симону, про десятую годовщину, про отца твоего… Мне очень жаль.
— Кто тебе рассказал? — испуганно прошептала Анна, так что он едва расслышал.
— Неважно. Важно то, что я хочу загладить свою вину. Хочешь, я приглашу тебя к Кристо? Тебе же там нравится.
— Но…
— Никаких «но», мы обязаны помириться, просто чтобы наша жизнь не стала похожей на «жизненный» рассказ не в меру пессимистичной девчонки.
— Какая девчонка? Ты о чем?
— Это меня занесло, — доверительно сообщил Виктор.
— Типичный ты, — хихикнула вдруг Анна, и у Виктора отлегло на сердце. — Ладно, Вить, я согласна. Когда и где встречаемся?

«И все? Неужели это так просто было? Достаточно лишь прочесть пару абзацев…»

— В скверике возле Кристо, через час, пойдет? — на автомате он называл какие-то пространственно-временные координаты, а в душе все вопило и ликовало…

***

Аня уже давно спала, а Виктор все никак не мог наглядеться на ее болезненно-нежный профиль лица, сейчас безмятежно уткнувшийся в подушку. Все-таки… все-таки… В прихожей вдруг что-то шумно упало. Недостаточно громко, чтобы разбудить ее, но достаточно, чтобы заставить его пойти посмотреть, что там.

Упала ее сумочка, которую она бросила в спешке на край тумбочки. В предрассветном сумраке было видно, что из нее выпало нечто темное и прямоугольное. Книжка, понял он и посмотрел на обложку.

Виктор Михайлович Шуманов

Осторожно, дабы, не дай Бог, не открыть, он положил книжку обратно в сумочку и на негнущихся ногах прошел на кухню, где вчера бросил «свой» справочник. Потом открыл антресоли на книжном шкафу и закинул его поглубже. Он знал, что у него найдутся силы не дать предательницам-рукам открыть «ее» книжку, а вот в ее самообладании он уверен не был… Ну и ладно, зачем ей оно? У нее есть тот, по чьим правилам она по каким-то загадочным причинам обожает жить. А ведь, все-таки, я и без справочника кое-что о ней знаю, с нежностью подумал он.

В данный момент ему не хотелось ничьих ни инфарктов, ни сумасшествий, ни самоубийств — это он знал точно. И еще он знал, что завтра же явится в офис фирмы «Узнай» и оплатит любой предоставленный ему счет. Эта пошлая, меркантильная мысль неожиданно согрела его, наполнив уверенностью в правильности происходящего. Он лишь не был уверен, возьмут ли они его деньги… Добрым богам, ангелам-хранителям — или кто они там? — они ни к чему, ведь так?
Вторник, 22 Августа 2006 г.
21:33 Ярче тысячи солнц - Глава I
Огромное красное солнце клонилось к горизонту, окрашивая в кроваво-красный цвет стены домов Шлиссельберга, по одной из опустевших улиц которого легкой танцующей походкой шествовала молодая и очень привлекательная женщина, вернее, даже девушка. Впрочем, любоваться ее красотой все, кто ее знал поближе, предпочитали со стороны: многие — неосознанно, а меньшинство «посвященных» — вполне сознательно. И Эшли это вполне устраивало.

Этим вечером Эшли удавалось все — даже открыть непослушный замок подъезда с первой попытки. Конечно, ей ничего не стоило снять ее с петель и поставить обратно, но так не хотелось расставаться с экстатическим ощущением полного — нет, абсолютного! — комфорта, всегда сопутствующим удачной Охоте… Так что, повозившись немного с ключами, девушка буквально взлетела по ступенькам на свой этаж и вихрем ворвалась в собственную квартиру.

Скинув толстый теплый плащ на вешалку, девушка на пару минут задержалась перед зеркалом в прихожей, с удовлетворением отмечая, что маленькие, но неприятные изменения в ее внешности, замеченные накануне Охоты, полностью исчезли. Умом она понимала, что в ее положении интересоваться такими же мелочами, как и все обыкновенные женщины, бессмысленно, но поделать ничего не могла — в конце концов, надо же себе позволять хоть какие-нибудь слабости?

Вот с такими невеселыми мыслями Эшли отвернулась от зеркала и двинулась по коридору в глубь квартиры, когда кто-то вдруг позвонил в дверь. «Иди нафиг», мысленно послала она названного гостя подальше, но остановилась и прислушалась. Официально эта квартира пустовала уже лет десять, и никто кроме Элкары и придурковатого Ричи не должен был знать, КТО здесь проживает… Если эти двое опять пришли выяснять отношения, им не повезло — после удачной охоты она может такого наворотить, что Шлиссельберг придется заново отстраивать… Если же это какой-то дотошный бюрократ из мэрии, то с ним управятся и защитные заклятья на двери. Так что Эшли стояла не двигаясь и прислушивалась к творящемуся за спиной.

А вышло скверно — с жалобным хрустом и звяканьем замок «с мясом» вылетел из дерева двери, а сама она с грохотом распахнулась настежь. Разворачиваясь, Эшли краем глаза заметила в проеме крупную человеческую фигуру с вытянутыми к ней руками, но она уже не думала — занесенная кисть руки с чудовищными когтями устремилась к наглецу, посмевшему покуситься на покой законной хозяйки города…

Но удар не достиг цели, ибо одновременно со смутно знакомым сухим треском Эшли почувствовала, как ее правая рука будто переломилась в запястье, а потом что-то обожгло левый бок, и она завертевшись врезалась в стену, хватая ртом воздух от боли и осознания собственного бессилия. «Элкара и Ричи так не могут», отрешенно подумала она, сознавая, что сейчас ее добьют. «Похоже, на нашей улице появился новый игрок…» Собрав силы, она попыталась подняться и разглядеть своего противника… и очень удивилась.

Вместо того чтобы принять какую-нибудь картинную позу для coup de grace или же просто вульгарно, но практично прострелить ей голову, нападавший спешил к лежащей девушке с таким расстроенным и виноватым лицом, что Эшли поняла — сегодня ее убивать не будут.

— Вот черт, — бормотал ее несостоявшийся убийца, опускаясь на корточки рядом с пострадавшей, и осматривая ранения, им же самим нанесенные, — нет, это никуда не годится, весь аналитический отдел надо разжаловать в ассенизаторы… Барышня, вы меня слышите? Я, право слово, не знаю, как просить у вас прощения… Сейчас я вам попробую оказать первую помощь…

А Эшли тем временем мучительно задавалась вопросом, кто же перед ней. По продемонстрированной им сноровке можно было предположить, что он не человек — да и не решился бы человек вот так подойти к раненому метуселаху… им же самим раненому, между прочим! Любопытство всегда брало верх в ее душе над жаждой мести, тем более что после Охоты на такие «ранения» обращать внимание не принято… Аура незнакомца была странной — ни шизофренической двойственности оборотней, ни бордовых разводов линий крови, а значит, остается только один вариант… Тело девушки напряглось, когда она непроизвольно попыталась отползти подальше.

— Что Долина забыла в Шлиссельберге, Каратель?! — выплюнула Эшли в лицо застывшему с каким-то дурацким бинтом в руке агрессору, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал, увидела, как его лицо дрогнуло от такого обращения, и немного успокоилась.
— Произошла досаднейшая оплошность с нашей стороны, мадмуазель…
— Оплошность?! — Эшли, наконец, дала волю своему негодованию. — Это была «оплошность»? Я осталась без руки — по идиотской оплошности?!. Да ты хоть понимаешь, Каратель, что будь на моем месте кто другой…
— Если бы на вашем месте был человек или оборотень, я бы не стал стрелять, а метуселаху такие раны в принципе страшны только в смысле обездвиживания, — в голосе нападавшего по прежнему сквозила виноватость, но теперь там было больше спокойной иронии. — Что же до вашей руки, то она будет в полном порядке, особенно если вы дадите мне ее перевязать.

Действительно, глянула на правую руку Эшли, она на месте. Только вот рана в запястье чудовищно неопрятная —серебро, понятное дело, потому и когти давешние поперек коридора разложены, вместо того чтобы исчезнуть… До сих пор план был воспользоваться этой дурацкой перепалкой в духе южноморских комедий и восстановить достаточно сил для внезапной ответной атаки. Однако в двумя дозами серебра в теле не шибко поколдуешь… Придется, скрипя зубами, позволить Карателю себя перевязать.

— Ладно, Каратель, твое счастье, что я сегодня в лирическом настроении…
— Не могу передать, как меня это радует, — согласился бывший противник, ловко перебинтовывая покалеченную руку. Странное дело — стоило марлевому кольцу сомкнуться на запястье, как Эшли почувствовала, что снова ощущает наличие собственной кисти. Импровизированный эскулап пояснил: — Пропитаны особой смесью, нейтрализующей негативные воздействия серебра… И даже не думайте разбираться в составе — сгорит! Придется заново бинтовать…

Рассказывая он без тени смущения закатил окровавленную блузку и, приподняв Эшли одной рукой над полом, другой ловко наложил вторую перевязку поверх раны на боку. Теперь Эшли была даже в состоянии встать.

— А теперь излагай, Каратель, какого дуба ты вломился в чужую квартиру, расстрелял хозяйку, а потом сам же ее перевязал? Или в Долине пошла мода на подобную экстравагантность?

Эшли вдруг подумалось, что на взгляд непосвященного она ведет себя крайне глупо — завязать разговор с человеком, только всадившим в тебя пол-обоймы серебряных пуль. Но она кое-что знала об ангелах… немного, но достаточно, чтобы понимать — в ее нынешнем состоянии она с ним не справится, а языком ангелы треплют гораздо охотнее, чем размахивают оружием. И потом, ей было действительно интересно. Раны — пустяки, заживут к утру, а вот встреча с настоящим обитателем Долины может существенно разнообразить рутинную жизнь истинных хозяев Шлиссельберга…

— Нет, в Долине мода не менялась уже пару тысяч лет… Раз уж вы уже способны встать, почему бы нам не сменить место разговора?
— Да уж, вы постарались сделать его как можно неуютнее, — ядовито сообщила Эшли, кивнув на развороченную дверь. Она действительно уже стояла на ногах, но еще немного нетвердо.
— Если бы я попытался описать вам мое чувство вины перед вами, мадмуазель, я бы говорил до утра, так что, пожалуйста, примите мои извинения… Мне к полуночи надо быть на вокзале, — совершенно серьезно и даже печально добавил ангел.
— Ладно уж, принимаю, — махнула рукой неожиданно повеселевшая Эшли. — Если закрыть глаза на некоторые обстоятельства, наше знакомство может оказаться весьма приятным. Да, боюсь, мы так и не представились друг другу…
— Да-да, простите, — поспешно сказал ангел, — меня зовут Андрей Клавдий, я особый специалист МИД Долины Ангелов.
— А я — Эшли, просто Эшли, законная хозяйка Шлиссельберга.

И она приветливо улыбнулась, мол, добро пожаловать на мою территорию. Вот интересно: что бы там не говорили про отношение Карателей к метуселахам, общаться с ними донельзя приятно…

— Тогда многое становится понятно… — задумчиво произнес ангел Клавдий. — Видите ли, моя миссия состоит в том, чтобы задержать и доставить на ближайшую явку Эрлтона Дама, метуселаха-покровителя Шлиссельберга.
— В таком случае поздравляю вас с провалом, — злорадно сообщила Эшли. — Старик Эрлтон уже года четыре как мертв. Я, прямая наследница его линии, теперь владею Шлиссельбергом.
— Я так и понял… Мое предложение переместиться в пространстве по-прежнему остается в силе, мадмуазель Эшли.
— Вы меня куда-то заманиваете? — с облегчением рассмеялась девушка, осторожно делая первый шаг в сторону. Сей незамысловатый трюк ей удался, как нельзя лучше, что обнадеживало.
— Просто меня мне хочется как-нибудь загладить свою вину перед вами, — например, пригласив вас в ресторан на ваш выбор. К тому же, вам действительно нужно восстановить силы, — не моргнув глазом, ответствовал ангел.
— Меня уже давно никто не приглашал в ресторан… А что делать с этим?

Эшли неопределенно махнула рукой в сторону двери.

— Ваше заклятье осталось в силе, так что оно отвадит любопытных, а завтра утром вам будет переведена компенсация. При министерстве Долины есть один такой фонд — специально для подобных случаев.
— Что ж, тогда вперед, товарищ Клавдий…

Солнце по-прежнему садилось, однако улицы уже заметно ожили. Когда Эшли возвращалась с Охоты, горожане все еще прятались по домам, предчувствуя недоброе, однако теперь жизнь возвращалась в нормальную колею. Испытывая вполне законную гордость за свой город, девушка провела спутника по лучшим улицам и, наконец, остановилась перед роскошным рестораном с незатейливым названием «Замок». Надо отдать ему должное, ангел не сильно впечатлился.

На входе образовалась заминка — Андрей очень не хотел расставаться со своим плащом по примеру спутницы, и Эшли догадывалась почему. Пришлось ему немного помочь, внушительно глянув в глаза человеку при входе, и к ее удовольствию, ангел даже сказал «спасибо».

— Итак, — продолжил Андрей их разговор, когда оба, наконец, расположились за столиком и определились с заказами. Официант-оборотень посмотрел на их парочку дикими глазами, после чего скрылся на кухне и больше не появлялся, вызвав непочтительное хихиканье Эшли. — Вы утверждаете, что являетесь хозяйкой этого города. Но, насколько нам доносили, у господина Дама было три наследника — вы, госпожа Элкара Бернс и господин Ричард Халле. Или эта информация тоже устарела?
— Нет, — вздохнула Эшли, — к сожалению, она еще актуальна. Более того, если бы не эти двое, я бы в жизни не одолела старика Эрлтона… В этом-то и проблема — иначе выперла бы их и забыла. Так что я законная хозяйка только теоретически, на деле же у нас троевластие — со всеми вытекающими.

Ангел сочувственно покивал и рассказал схожую историю из истории Арктурской Республики, затем они совместно провели параллели и пришли к выводу, что акртурцы были идиотами — поголовно, и что уж Эшли-то таких ошибок ни за что не наделает. Тем временем принесли еду, и Эшли неожиданно для себя сказала:

— Знаете, Андрей, я вот вам что скажу… Уж больно хорошо слушаете — вас в Долине ведь этому обучают, да? Неважно. Вы меня все равно больше не увидите, скорее всего, так что какая разница, что говорить… Вы ведь знаете, что чтобы стать метуселахом, нужно обоюдное согласие? Да конечно знаете… В общем, вы как думаете, почему я согласилась? Считаете, на бессмертие позарилась?
— Метуселахи не бессмертны, — спокойно заметил ангел, откладывая в сторону вилку.
— Это вы там, в Долине такие умные, — буркнула Эшли, продолжая: — Так вот, долголетие меня тоже не волновало… Не было, знаете ли, еще повода о смерти задуматься. Меня другое волновало — обыкновенность моя. Смешно, правда? Каждый человек всю жизнь пытается чем-то отличаться от остальных, мечтает о какой-то особой судьбе, в депрессию впадает от осознания… Вот я тоже такая была. И что самое противное — до сих пор такая. Я думала, быть вампиром — это круто, все меня боятся, чудеса на регулярной основе, магия там, романтика здесь…
— И что, ничего этого не было? — с интересом спросил Андрей.
— Почему же, было… Магия была — по горло. Прикажет высший — и не откажешь, колдуй, как умеешь… Бояться меня все начали. Я ведь секретаршей при жизни была… Хороша секретарша, к которой даже шеф подойти боится! В общем, поначалу было много-много лет на побегушках у этого маразматика Эрлтона, а теперь вот вялые потасовки с Элкарой и Ричи за власть. И это жизнь вампира?! Где чудеса и романтика, я вас спрашиваю?

Ангел смотрел на разбушевавшуюся собеседницу с понимающей и сочувствующей улыбкой.

— Вы кушайте, Эшли, раненым противопоказано волноваться…

«Надо же», внезапно подумала девушка, принимаясь за поостывшую еду, «этот тип не далее, чем пару часов назад меня застрелил, а теперь я ему свои душевные проблемы излагаю. Хорошо тренируют особых специалистов… Или они все такие?»

— Вот что, Эшли, я вам скажу… Романтика — это атрибут либо воспоминаний, либо рассказов о чужих приключениях, переданных через четвертые руки. Что же до чудес, то они случаются только с теми, кто готов их увидеть.
— А я не готова, что ли?
— Где вы родились? — неожиданно спросил Андрей.
— Здесь, в Шлиссельберге, роддом № 4, если интересно, — Эшли подозрительно прищурилась. — Может вам еще, когда, сообщить?
— Это не обязательно. Итак, вы родились здесь, работали здесь, прошли Объятия здесь, были здесь же на побегушках и опять-таки здесь боретесь за власть. Скажите, а здесь случались чудеса?
— Нет…
— Тогда почему вы еще здесь? — пожал плечами ангел и принялся за десерт.

За столом воцарилось продолжительное молчание. Особый специалист рассматривал белизну скатерти через призму бокала с вином. Эшли думала.

— Андрей… Вам… когда нужно на вокзал?
— К полуночи.
— Господин особый специалист… Андрей… Я… Возьмите меня с собой! — наконец, выговорила Эшли.
— Я знал, что вы этого попросите, — улыбнулся ангел, откидываясь на спинку стула. — И, наверное, мне полагается спросить, насколько серьезно это ваше желание и как хорошо вы его обдумали…
— Полагается, конечно, но знай, что после нашего разговора я все равно отсюда уеду… Даже без тебя, — со всей возможной твердостью произнесла Эшли, потом кое-что вспомнила и лукаво добавила: — И, между прочим, ты мне еще немножко должен… Или думал, что перевязкой и обедом от меня можно отделаться?
— Это шантаж, — деланно вздохнул Андрей и полез за пазуху.
— На том и стоим, — хмыкнула вампирша, с интересом наблюдая за действиями собеседника. Неужели ангелы курят?..

Но в руках ее собеседника оказалась не пачка сигарет и не трубка. Более того, это был даже не мобильный телефон. На его ладони лежал небольшой серебристый стерженек на цепочке, украшенный миниатюрными подобиями распростертых крыльев. Эшли вспомнила все, что слышала про этот символ от своего высшего, Эрлтона, и судорожно сглотнула.

— Итак, ты все еще хочешь следовать за мной? — Андрей перевел взгляд со стерженька на собеседницу.
— Хочу, — согласилась она.
— Что ж… Метуселах Эшли Шлиссельбергская, наследница Эрлтона Дама Шлиссельбергского, своей властью над неизбежной бюрократией временно принимаю тебя в Орден Серебряных Крыльев. Отныне ты — Эшли Шлиссельбергская, Леди Серебряных Крыл.

И он протянул ей стерженек, соскользнувший с ладони и закачавшийся на цепочке подобно маятнику.

— Не бойся, это не серебро, — понимающе пояснил Андрей, заметив опаску во взгляде Эшли.
— Спасибо, — только и нашлась, что сказать, девушка, принимая знак и надевая на шею. Это действительно было не серебро. — Я не знала, что Орден до сих пор существует — Империя ведь две тысячи лет назад пала…
— Орден Серебряных Крыльев часто путают с Императорской Гвардией, так что ничего удивительного в твоем незнании нет, — казалось, Андрею почему-то неприятно говорить на эту тему, — Гвардия действительно почти целиком погибла к моменту штурма Цитадели, но пара десятков рыцарей уцелела и после войны подалась в Долину.
— А почему тогда с тех пор про Орден никто не слышал?
— Просто теперь «рыцари» зовутся «особыми специалистами», — печально ответил ангел и посмотрел на часы.

Эшли тоже проверила по своему внутреннему хронометру — до полуночи оставалось меньше часа.

— Да, действительно пора…

Официант — уже другой — принес счет, и Эшли хотела, было, по привычке внушить ему, что он уже оплачен, но Андрей остановил ее.

— Зачем? Наш ужин теперь вполне сойдет за деловое совещание за счет Министерства…
— Так вот зачем ты тут такой пафос развел! — глаза Эшли распахнулись до предела от внезапного понимания.
— А то! — самодовольно ответил ангел, помогая ей надеть пальто.

Все еще хихикая, они двинулись сквозь холодную летнюю ночь по направлению к вокзалу…
Суббота, 10 Июня 2006 г.
02:28 Апокалипсис - Дьявол (I)
В подвале становилось темно — наступала ночь.

— А дальше? — тихо спросил Лето. Генерал досадливо потер шею.
— А дальше никто точно не знает. Пропал он — как в воду канул. Разумеется, на поиски его отрядили целый батальон, холографии развесили по всей сети… Сначала думали — расшибся, но куда земному тяготению до него, сверхчеловека, тела, конечно, не было. Но потом заметили его в Далласе и поняли, что жив.
— Заметили? В Далласе?
— Ну, как бы это сказать… Лаборатория там у нас секретная… была. Туда всякую нечисть ссылали вроде пойманных зигов и демонов. Про зону 51 слыхал?
— Всегда считал городской легендой.
— Да нет, существовала, существовала, только не в Неваде, а под Далласом, про Неваду — это деза. Ну вот, появился он там, да всех нелюдей, что живыми нашел, и порешил. Сотрудников, правда, не тронул почти, но они и так его долго опознать не могли. А еще через месяц, то есть, через три после Пришествия, застрелился профессор Арисуто.

Лето быстро прикинул в памяти, что он знал о профессоре и его смерти:

— Глава лабораторий, создавших Аврелуса, частично использовавший свои гены?
— Он самый. С самоубийством темная история вышла, следователь был совершенно уверен, что то ли перед тем был у доктора какой-то посетитель, то ли сообщение какое пришло, но доказательств так и не обнаружил. Его никто особо и не слушал, когда на следующий день началась эта кутерьма…

Вот про это Лето слышал неоднократно. Шесть «врат ада», исчезнувших (хотя сначала думали, что их закрыл Аврелус) с лица Земли в день Пришествия, были расположены в тех участках планеты, где реальность, по утверждению мистиков, «истончалась». Таких мест на Земле было еще восемь, но Аврелус, похоже, нашел одиннадцать. И во всех открыл новые «врата».

Так заново начался «стандартный кошмар человечества», кульминировав в возвращении перегруппировавшегося флота зигов. С тех пор прошло почти три года. Аврелусу каким-то образом удалось убедить и с демонами, и с зигами придерживаться перемирия с людьми, но враждебность не угасала. Флот пришельцев по-прежнему висел над планетарным Щитом, а в их «резервации» глубоко в тайге творились такие вещи, что оттуда не возвращались. Про анклавы демонов, отстроенные вокруг «врат», лучше было вообще не упоминать…

— Так что наше положение, сам видишь, осадное. Флоту зигов мы противостоять в космосе не можем, численностью демонов не задавим. Патовое положение, одним словом. И все на нем держится, на сверхчеловеке. Если бы не он, зиги с демонами передрались бы, а мы бы уж добили, кто остался…

— Ладно, я вас выслушал. Не могу сказать, что это все, вами сказанное, было мне не внове, но все это, генерал, простите, история. Я по-прежнему не понимаю, зачем я здесь, — он выразительно посмотрел в сторону темного угла, где застыла в напряженном молчании тонкая фигурка.
— Ваша сестра, господин Ниа, привела вас сюда по одной единственной причине — вы можете нам помочь.
— Помочь? В чем? Наладить обмен лекарственных препаратов с зигами? С демонами? — Лето даже расхохотался от сказанной нелепости.
— Нет, что вы, их физиология слишком отлична от нашей. Нет, вы нам нужны, чтобы уничтожить…

Силуэт в углу болезненно дернулся.

— Простите, лейтенант… чтобы остановить Аврелуса. По доступным нам сведениям он планирует уничтожение планеты.
— Чушь, — едва не вздрогнув, ответил Лето. — Он предал человечество, но зачем ему разрушать мир?
— Кто знает… Большинство психологов склоняются к тому, что Пришествие настолько пагубно сказалось на сознании Аврелуса, что он решил сам сотворить апокалипсис, который ему не дали предотвратить. Как, по большому счету, разница! Нам, смертным, небожителей не понять. Да и ни к чему, главное — ему помешать.
— То есть, убить?
— Да, убить, — спокойно подтвердил генерал, проигнорировав в этот раз молчаливый протест темной фигуры в углу.
— Тогда удачи. Насколько я понимаю, я вам в этом не пригожусь…
— Вот тут-то вы и ошибаетесь, Лето.
— По-моему, генерал, вы меня с кем-то путаете. Я не сверхчеловек вроде Аврелуса, я дипломированный биохимик со специализацией в фармакологии, и я не связан с ним особыми эмоциональными узами — я его даже в живую-то ни разу не видел! И не говорите мне, что я родился под счастливой звездой и что мое рождение на свет было предсказано десять тысяч лет назад тибетскими мудрецами! Если бы я был «избранным», я бы уже давно заметил! А уж в то, что из живого человека можно сделать совершенную боевую машину, я, простите, и подавно не верю! Видите, генерал? Я прочел много книжек за свои двадцать лет.

Лето вскочил со стула и начал расхаживать по комнатке, кидая красноречивые взгляды на генерала и на отмалчивающуюся сестру. С тоской понял, что его собственное поведение сейчас так же укладывается в упомянутые каноны, и замолчал.

— Вы совершенно правы, ни по одному из названых вами критериев вы на роль сверхчеловека не подходите. Ни по одному — по отдельности, — генерал со значением помолчал. — Но вот в комбинации…
— Какой комбинации? — Лето чувствовал, что сейчас его затянет трясина, из которой не выбираются, и что поделать с этим он ничего не может.
— Комбинации удачных генетических данных, правильного воспитания и вашего собственного желания.
— Простите?.. «Собственного желания»?
— Разумеется, вы можете отказаться. Ничего предосудительного мы в этом не найдем. Вы будете уже семнадцатым отказавшимся.
— Семнадцатым?
— Да, предыдущие шестнадцать претендентов на роль «избранного» предпочли отказаться сразу.
— И я могу? — тупо переспросил Лето, чей рассудок уже не поспевал за происходящим.
— И вы тоже, просто…

Силуэт в глубине комнатки порывисто поднялся, и в свете настольной лампы возникла худенькая девушка с правильными, но грустными чертами лица — Ката Ниа, сестра Лето.

— Просто мне бы очень хотелось, чтобы за это взялся ты, Лето.

Молодой химик чуть не отшатнулся от этих слов.

— Почему, Ката? Ты ведь по-прежнему его любишь!
— Именно поэтому!
— Не понимаю… Почему сама тогда не возьмешься?..

За девушку ответил генерал:

— Не думаю, что вы понимаете истинную подоплеку ее действий, но назову чисто техническую причину: манипуляции генома и физиологии, входящие в процесс подготовки, с женским телом проводить на порядок сложнее, чем с мужским. Слишком много факторов. Спросите наших генетиков, если интересны точные данные.

Лето обернулся к генералу:

— А чем, собственно, состоят эти манипуляции?..
— Я не ученый, господин Ниа, я всего лишь вояка. Но я знаю, что получится в конце, — сверхчеловек.
— Такой же, как Аврелус? — расхохотался Лето.
— Нет, не такой же. Вы с ним сильно различаетесь.
— Рад слышать…

В комнатушке воцарилась тишина. Генерал вертел в руках сигару, Ката смотрела в пол, скрестив руки на груди, и лишь изредка поднимала молящие глаза на брата. Лето думал. Вот так и решается судьба, думал он, вчера ты был молодым специалистом по профилактическим сывороткам, а завтра станешь супергероем с квадратной челюстью, ломающим бетонные блоки, если не об лоб, то об колено. А сегодня — стоишь в темном подвале и пытаешься решить, что тебе дороже: обычная счастливая жизнь уважаемого врача — они ведь найдут своего героя, не с семнадцатой попытки, так с тридцать третьей! — или жизнь сверхчеловека, существующего ради одной цели — уничтожения такого же сверхчеловека… Лето прочитал достаточно книг, чтобы понять — редкий автор описывает, что происходит с суперменом после спасения мира. Самые честные ставят многоточие…

Ката снова подняла на него глаза и тут же опустила.

— Допустим, генерал, чисто теоретически допустим, что я соглашусь на ваши условия… Что мне конкретно предстоит сделать?
— По добытым нашей разведслужбой данным, — явно обрадовался его словам генерал, — план Аврелуса состоит в том, чтобы начать одновременное скоординированное нападение на земные гарнизоны и космическую бомбардировку планетарного Щита. По его подсчетам, мощностей флота зигов как раз хватит, чтобы выбить астероиды-звенья из орбит и обрушить их в атмосферу. Если даже не принимать во внимания гравитационные аномалии, связанные с этим, то, кратко говоря, Земля не выдержит вторжения стольких инородных тех разом. Биосфера погибнет в течение суток, максимум — двух.
— А наш флот?
— Ему не дадут подняться демоны. В данный момент они занимаются постройкой летательных аппаратов, дабы достичь космопортов планеты в кратчайшие сроки. Зная их уровень технологического развития, я не удивлюсь, если им в этом помогает лично Аврелус.
— Но почему не атаковать заранее?
— Вы меня плохо слушали, Лето. У нас патовая ситуация. И демоны, и зиги сильнее нас, пока жив Аврелус. И они не передерутся, пока жив Аврелус. Именно поэтому он — ваша цель.
— Допустим.
— Так же мы выяснили, где находится резиденция сверхчеловека — в самом центре сектора зигов, в бывшем центре ПНЧ…

Лето невольно улыбнулся сменой наивности и идеализму названия этой некогда могучей организации.

— …перестроенном в соответствии с его пожеланиями. Судя по планам, его дворец — самая совершенная крепость, когда-либо построенная на Земле!
— Минутку, генерал. «Судя по планам»? Если кто-то их ваших людей смог проникнуть в эту «крепость», то она не так уж и хорошо охраняется. Зачем вам еще один сверхчеловек?

Генерал помрачнел.

— Разведгруппа состояла из двадцати человек, Лето, а вернулся только один, со сведениями. И он потом умер по неизвестной причине, прямо в камере полного лайф-саппорта, несмотря на наблюдение доброй сотни мистиков.
— Вот как…
— Именно так. Поэтому сверхчеловек нам нужен до крови из носа.
— Но что я сделаю там один?
— Не один. С вами будет поддержка. Но их целью будет донести вас до Аврелуса в полном сознании и желательно одним куском. Вашей же — один Аврелус.

И снова воцарилось молчание. Только теперь Ката смотрела на брата, не отрываясь.

Ну, а дальше все было, как в книжках: три месяца он прозанимался с лучшими вояками Земли, обучаясь владеть любым оружием в любых условиях, месяц просидел в глубокой медитации, учась контролировать свое тело, еще три провел с мистиками, едва не разучившись говорить. Последний месяц он провел в безостановочных метаниях по планете, отрабатывая приобретенные боевые навыки в компании будущих товарищей по штурму Цитадели (так окрестили дворец сверхчеловека в генштабе). Всего в ближайшем кругу, тех, кто должен был идти с ним до конца, было трое: флегматичный негр Али, немой мистик, которого все звали Шез, и Ката. Каким способом эта неумеха и книжный червь пробилась в боевую группу, оставалось для Лето загадкой. Но он не спрашивал, такие вещи его больше не интересовали. Да и к тому же он начал и сам понимать…

Срок в 243 суток был определен с точностью до минуты на основе добытой информации. Повторные попытки инфильтрации Цитадели закончились фиаско, поэтому полагаться приходилось только на единственный набор данных, пока астрономы не высказали страшную догадку: ровно в указанный в добытых документах отрезок времени Земля будет проходить зону гравитационной аномалии, которая существенно облегчит задачу зигов… На вычисления астрономов можно было полагаться, поэтому Лето заработал вдвое интенсивнее. Так что даже сам не заметил, в какой момент он подсознательно перепроверил полученные астрономами результаты и внес небольшую, но, возможно, жизненно важную поправку…

В эти 243 дня на Земле было неспокойно. Все чувствовали, что надвигается что-то большое и нехорошее, но ничего не могли поделать. Только демоны в своих резервациях все усерднее засоряли атмосферу трубным дымом своих кошмарных кирпичных фабрик… Лето долго не мог понять, почему их тренировки не вызывают никакой реакции Аврелуса. В какой-то момент молодой сверхчеловек стал ощущать присутствие на Земле второго, матерого, опытного и совершенно равнодушного. Лето знал, что Аврелус должен был почуять его еще раньше и среагировать. Но предатель человечества бездействовал. Лето так и не понял почему.

В то утро он не спал, просто медитировал у окна, набираясь сил из всех доступных источников. Затем тихо поднялся и вышел из своего коттеджа на побережье Калифорнии, где жил в последние двадцать восемь часов. Было утро. Когда его только научили проводить спектральным анализ невооруженным глазом, он почти поверил, что никогда не сможет больше радоваться пейзажам. Но он смог. Даже сверхчеловек остается человеком.

— Товарищ Ниа, — сзади подошел заведующий местной оружейной, — раз уж вы все равно проснулись, может, заберете ваш заказ…

Калифорнийская база земной военщины была оснащена самым богатым арсеналом из всех доступных человеку, поэтому-то он и провел здесь последние несколько часов перед вылетом. Лето молча проследовал за чиновником в огромное подземелье, до отказа забитое ящиками.

— Все как вы велели, товарищ Ниа. Здесь достаточно оружия, чтобы начать Четвертую Мировую Войну.
— Спасибо, товарищ Зимски, дальше я сам…

Оружейник удалился. Лето предстояло унести с собой без малого тонну пистолетов, скорострельных винтовок, гранатометов и ручных пулеметов, а сделать это можно было только с помощью «карманных измерений», клапаны которых сейчас были рассредоточены по всему его телу. Нормальный человек мог удержать на теле не более восьми клапанов, сверхчеловек Лето помнил свыше ста. Когда огнестрельное оружие было погружено, его вниманием завладел последний предмет, оставшийся на столе — длинный прямой меч. Такими сражались богатыри в русских сказках, разве что их клинки не состояли из сплавов и металлов, не существующих в природе… Что-то подсказывало Лето, что холодное оружие сегодня пригодится, а своим ощущениям сверхчеловек с некоторых пор доверял.

На летном поле его уже ждали. Али издалека махнул рукой, но промолчал, как и Шез. Ката странно посмотрела на брата и продолжила кусать губы. Выглядела она в летной форме, в отличие от двух мужчин, довольно неловко. Как бы не расклеилась, подумал Лето, несмотря на то, что на тренировках сестра показала себя молодцом… Ждали генерала Хаммонда и джет, который доставит их в Индию. Оба должны были появиться на рассвете.

— Товарищи, вы знаете, что от вас сегодня требуется, — генерал был в пасмурном настроении, несмотря на веселое солнце. — Поэтому не буду вас долго наставлять. Прошу за мной.

Джет взлетел строго по графику, и через час они были на летном поле под Бомбеем. Пилот не щадил пассажиров, шел с десятикратными перегрузками, но таким их было уже не пронять, а вот график был превыше всего — бомбардировка Щита должна была начаться в семь часов пятьдесят шесть минут вечера. Всю дорогу молчали. Человек, с которым идешь на смерть, становится лучшим другом, но это не значит, что с ним всегда хочется говорить. Лето в который раз дал себе слово, что не позволит никому из них четырех сегодня умереть.

На бомбейском аэродроме их приветствовал генерал Хирке, со встречи с которым все это и началось восемь месяцев назад. На момент Лето провалился в прошлое, в то время, когда на нем не лежала ответственность за всю Землю разом, и спросил себя — смог бы ты жить иначе? Сказать «нет»? И ответил — смог бы. Только постарался бы никогда об это больше не вспоминать вот так, как сейчас. И на этом сверхчеловек успокоился.

По разработанному лучшими стратегами планеты плану им полагалось добраться до Цитадели на новейших тульских истребителях — на их обмундировании не экономили. Ну а дальше — по обстоятельствам. Прикрывать их с воздуха досталось крылу летчиков-профессионалов, поэтому следующие полчаса Лето провел, пожимая руки товарищам по оружию и запоминая их имена и позывные.

Взлетели по графику. Когда ровным клином пролетали над Непалом, Лето в последний раз окинул их расслабленным взглядом. Все, Рубикон перейден, подумал он и сосредоточился на горизонте. Где-то там лежала зона зигов, в центре которой ждал человек — сверхчеловек! — которого он должен был уничтожить и тем самым спасти планету. Задача была ясна.

Атмосферные истребители зигов налетели из ниоткуда ровно в тот момент, когда последний самолет их крыла пересек невидимую границу между территориями землян и территорией пришельцев. Маленькие, юркие, похожие на полумесяцы машины налетели со всех сторон, но тульские машины оказались проворнее. Даже без ненавязчивых советов Лето их пилоты показали себя профессионалами, и первый атаку удалось отбить.

По прямой до Цитадели было лететь полчаса, однако эта половина разрослась впятеро из-за, казалось, бесконечных волн зигов. После второй их крыло потеряло три машины, в отражении третьей пришлось участвовать и самому Лето. Сбить самолет, пилот которого изменяет законы физики по собственному желанию, вообще довольно сложно, поэтому четвертая волна попыталась разбить их формацию, но воля сверхчеловека удержала людей вместе.

Вскоре над горизонтом показалась Цитадель — три огромные башни из стекла и металла. Привычно прищурившись, Лето пригляделся к башням, разглядывая конструкцию, потом поднял взор выше… и едва не выпустил штурвал. Высоко над башней, раскинув руки, парил человек в черном и с длинными черными волосами. Лето узнал его, несмотря на отпущенную за три года шевелюру. Аврелус улыбался своей понимающей улыбкой, глядя, казалось, прямо ему, Лето, в глаза. Как будто приглашал.

Мелькнувшая вблизи опасность заставила Лето оторвать взгляд от башен и вернуться в объективную реальность. После четвертая волны от их крыла осталась едва ли половина, но скорости они не сбавляли. Пятая задержала их дольше, чем они могли себе позволить, потому что самолет Каты был сбит. Не расклеилась, подумал Лето, следя глазами за пылающим шаром, стремительно уносящимся к земле, покрытой тонким слоем тайги поверх вечной мерзлоты. А пальцы тем временем набирали программу полета на ближайшие шестьдесят секунд.

То, как сестра катапультировалась, Лето не видел, скорее почувствовал. Положение ее он зафиксировал, уже просачиваясь через купол кабины. Разбежался по крылу, прыгнул. После гула двигателей тишина свободного падения ударила по ушам, но он был не против. Взмахнул рукой, подкорректировав траекторию, чтобы поймать сестру в наиболее удачной точке. Лишь бы не стала открывать парашют раньше времени, с неожиданной нежностью подумал Лето. Не стала, подумал он, мягко подхватывая тело девушки несколькими секундами позже. В глазах Каты был такой ужас, что сверхчеловек на миг с благодарностью подумал о генерале Хирке.

— Лето! Я боялась, что…
— Не сейчас!

Шестьдесят секунд почти истекли, а значит, истребитель должен был быть где-то рядом. Ах да — вот он. Придерживая сестру одной рукой, Лето откинул купол другой и снова угнездился в пилотском кресле. Кабина снова закрылась, и самолет по крутой дуге вышел из штопора.

— Ну, так чего ты боялась?
— Уже ничего, — отмахнулась Ката, устраиваясь поудобнее у него на коленях. — Держись за штурвал, рыцарь!

Лето хмыкнул, но совету внял. На душе было радостно и легко. Пятая и шестая волны прошли мимо, когда среди тундры под ними замелькали предместья Цитадели. Какие-то домишки, коттеджи… «Лаборатории и 'городок',» шепнула Ката. Ах да, она же здесь работала. Три года назад. Лето быстро оглядел небо над башнями, но там никого уже не было.

План входил во второй этап. По сигналу лидера, часть пилотов покинула кабины и десантировалась посреди военного городка. На удивление много, если учесть, что десант был добровольный. Оставшиеся в небе сделали круг почету и умчались на запад, уводя за собой зигов. Впрочем, на земле зигов можно было не опасаться, пехоты у них не было. На земле владычествовали демоны.

Огромные мохнатые твари, оснащенные рогами и копытами, были самой частой разновидностью. Гигантский пауки и летающие шары с черепами вместо глаз были у них чем-то вроде боевых слонов и коней, насколько он уяснил из имевшихся наблюдений за их повадками. Все демоны на Земле были религиозными фанатиками, свято верившими, что уничтожение планеты было волей их демонического бога. Люди звали подобное «крестовыми походами».

На стороне демонов была численность, но вооружение людей оказалось совершеннее, поэтому до центральной башни добрались, потеряв всего двоих десантников. Их оставалось девятнадцать, включая ударную группу. Сама же башня оказалась бесконечным лабиринтом коридоров и комнат, где только инстинкты сверхчеловека помогали им найти дорогу. Ни Ката, ни Шез не узнавали свое прежнее рабочее место.

До верхнего этажа добралось только трое. Шез, молча принявший в живот пулеметную очередь, едва не разорвавшую его тощее тело пополам, остался двумя этажами ниже, последним проблеском сознания залив нижние этажи морем огня и отрезав от людей погоню. Обещание выполнить не получится, флегматично подумал Лето, сам испугавшись своего спокойствия. Неужели он все-таки превратился в андроида, как описывалось в его любимых книжках?

Предпоследний этаж. Поднявшись по тому, что некогда считалось пожарной лестницей, их троица вывалилась в огромный и совершенно пустой коридор, обставленный мраморными колоннами. Лето вопросительно посмотрел на сестру, но та отрицательно покачала головой. Не узнает, понял Лето и вытащил из клапана три пистолет пулемета — свой запас эти двое уже давно израсходовали. Ката оружие взяла, но Али отказался, сказав, что у него все-таки что-то осталось. Лето пожал плечами и двинулся по коридору туда, где, по его мнению, был конец.

Когда он почуял, что в коридоре они далеко не одни, было уже поздно. Выстрел дальнобойной винтовки с другого конца коридора бросил Кату на пол, но Лето и Али успели, как учили, встать в стойки, оставляющие минимальную площадь поражения врагам. Пистолет-пулеметы в их руках заплясали, захлебываясь огнем и выкашивая прущие орды демонов, но скоро стало ясно, что им не отбиться. Оставалось бежать.

На бегу подхватив сестру, Лето устремился к концу коридора. Демоны появлялись из-за колонн, наверняка оснащенных какими-то потайными ходами, а то и клапанами в рост демона… Ката была жива, с облегчением понял сверхчеловек, считывая биоритмы, более того — в сознании, несмотря на рану средней тяжести в живот. Потерпи, сестренка, сейчас вырвемся… Лето отходил спиной вперед, поливая свинцом особо ретивых преследователей.

Внезапно колонны кончились, а с ними кончились и демоны. Дальше шла высокая мраморная лестница. Взбежав по ней, Лето вдруг явственно выделил из общей какофонии выстрелов и демонического рева звук бойка, щелкающего впустую. Обернувшись, он увидел, как Али, могучий, ростом под стать любому демону, отбрасывает бесполезные пистолеты на край лестницы и засучивает рукава. Даже демоны оторопели от такого героизма, но Лето в последний момент сообразил, что за «запас» оставался в рукавах флегматичного африканца и едва успел прикрыть рукой глаза Каты.

Мускулы предплечий Али чудовищно вздыбились, потом лопнули, отвалились кисти рук, а из обнаженных костей как по мановению волшебной палочки выросли два ручных минигана. Неспешно раскрутились и открыли огонь. Али давал им с Катой время уйти. И они ушли.

На вершине ступеней их ждал уютный лифт. На панели было всего две кнопки, поэтому Лето нажал верхнюю, и двери быстро, но без угрозы закрылись. Сверхчеловек осторожно опустил сестру на пол, посадив так, чтобы она опиралась спиной о стену лифта.

— Лето… — Ката по-прежнему была в полном сознании.
— Да?
— Пообещай мне…

Нехорошее предчувствие поднялось в груди Лето.

— Пообещай мне… что не убьешь его…
— Но мы же за этим сюда шли!
— Нет… что угодно… только не убивай… пожалуйста…
— А что? Что мне делать?
— Обещай, Лето…

Лифт начал плавно тормозить.

— Обещай…
— Ладно, чтоб тебе, обещаю, что попробую!

Ката улыбнулась, полуприкрыв глаза. Будет жить, определил Лето по биоритмам, не пропали даром тренировки. На всякий случай положил ей на колени свою аптечку, чтобы не искала. Лифт остановился, двери медленно раскрылись.

Из кабинки Лето вылетел со скоростью пушечного снаряда, механически поливая свинцом все вокруг, не особо надеясь на успех. Только приземлившись, он огляделся. Огромный цилиндрический зал-колодец, занимал весь этаж. По сравнению с ним, коридор внизу казался каморкой. По круглой стене шла винтовая галерея с колоннами, отделанная в стиле барокко, а кое-где в стены были воткнуты флагштоки, на которых развевались невиданные флаги. На первый взгляд в зале было пусто, лишь потом Лето догадался посмотреть вертикально вверх.

— Что ж вы так, товарищ Ниа, неаккуратно… — посетовал с приветливой улыбкой зависший высоко под куполом Аврелус. — Только зашли, как сразу палить. А здесь, между прочим, ценное искусство.

Казалось, он был безоружен, но кто знает, сколько клапанов на своем теле мог иметь он…

— Тысяча извинений, товарищ Аврелус, я не знал, где вас искать, и потому был немного растерян.
— Ваши извинения приняты, товарищ Ниа, — и Аврелус, ничуть не смущаясь оружия в руках Лето, опустился на приемлемую высоту, аккуратно встав на один из флагштоков. Присмотрелся к лицу противника: — Вы похожи на вашу сестру.

Вот тут Лето растерялся. Он не знал, как ответить, но немедленно начать огонь было бы просто неправильно. Оставалось только смотреть в глаза предателя человечества и ждать, что он сделает дальше.

— Знаете, так приятно разговаривать с человеком, реакции которого непредсказуемы… Вы уж простите меня, но вы, наверное, еще не познали этого удовольствия, а вам не было многолетнего опыта. И еще раз простите меня за то, что не веду себя, как подобает вселенскому злодею, замыслившему уничтожить мир.
— У нас с вами странный разговор, — только и нашелся Лето, — одни извинения.
— Да, вы правы, поэтому предлагаю…

Он все-таки ударил первым, обрадовался Лето, когда одни рефлексы вскинули его руки в ответ на движение Аврелуса и нажали на курки. В следующий момент он уже оторвался от пола, забрасывая себя за ограду ближайшей галереи.

"Наша беседа может продолжиться и так, товарищ Ниа, " послышался в голове Лето голос Аврелуса, говоривший на Языке Знания. «Вам, наверное, интересно, как именно я обуздал зигов и демонов».
«Неужели вы скатываетесь в это клише, товарищ Аврелус? Фирменная 'речь злодея'?» язвительно ответил Лето тем же. Руки и ноги тем временем независимо от сознания простреливали наиболее вероятные пути движения противника и уносили его с линий наиболее вероятного ответного огня. Целиться его отучили еще полгода назад.
«Могу же я позволить себе такую шалость?»
«Валяйте».

Лето никак не мог попасть в противника, но он и не ожидал легкого боя. Хватит и того, что Аврелус тоже не мог его задеть. В конце концов, от тонны оружия в клапанах осталась почти половина. Эту дуэль выиграет тот, чья концентрация продержится на миг дольше.

«Про демонов, я думаю, вы догадались и так. Эти фанатики были готовы с радостью расстаться с жизнями, если это уничтожило бы Землю. А зиги… зиги настолько испугались демонов в прошлый раз, что готовы были на любую сделку, лишь бы уничтожить 'врата' на поверхности планеты».

В какой-то момент оба почему-то оказались лицом к лицу под самым потолком зала. Падали они молча, изо всех сил пытаясь выгадать момент и выстрелить в противника. Лето дважды почти успел, но оба раза Аврелус успевал сбить его прицел свободной рукой. То же самое случалось и с его собственными выстрелами.

«Чего я не понимаю, товарищ Аврелус, так это зачем вам это понадобилось? Вы не похожи на безумца…»

Они оттолкнулись труд от друга и отлетели к противоположным стенам. Одним движением выудив из клапана свежую пару винтовок — "перезарядка по-нью-йоркски, " подумалось ему, — Лето вновь устремился вверх по галерее.

«О, тут совершенно особая история, но о ней чуть позже, с вашего позволения…»

Два сверхчеловека повторили подъем и спуск, на этот раз воспользовавшись флагштоками.

— Аврелус, наша с вами беседа и поединок кажутся мне совершенно бессмысленными!
— Не поверишь, друг мой, — мне тоже.
— Мы уже на «ты»?
— Я тебя в полтора раза старше, парень!

Смешно, подумал Лето.

— Лето, у меня к тебе предложение!
— Я слушаю.
— Как насчет продолжить нашу дуэль на благородном холодном оружии, пока мы не разбомбили в конец все плоды моих дизайнерских усилий?

Лето огляделся на истыканные пулями гобелены, выбитые стекла и изуродованные мраморные колонны.

— По-благородному, значит, по-благородному…
— «Иду на вы!» — оптимистично отозвался с другого конца галереи Аврелус.

Оба вылетели из укрытий одновременно, и прямой меч Лето схлестнулся с изогнутым — Аврелуса точно посередине пути. Как в дешевых мультиках, усмехнулся Лето. Когда в дуэли участвуют два сверхчеловека, даже вектор тяготения превращался в оружие, поэтому упасть им уже не грозило.

— Ты, кажется, спрашивал про причину… — Аврелус орудовал мечом и говорил, совершенно не сбивая дыхания, тут Лето ему уступал.
— И?
— Я тебе расскажу притчу…

Клинки сшибались с такой силой и частотой, что воздух кричал от боли.

— Однажды на свете жил хороший парень, которому с детства было предначертано спасти мир. Он вырос с этой мыслью и никогда не сомневался в своих способностях и обязанностях. И вот однажды его предназначение почти сбылось. Почти — потому что выяснилось, что его мир вовсе не нуждается в спасении. А значит, и он сам не нужен никому. И парню стало плохо, но он не унывал и решил, если не получилось у меня — получится у другого. А я уж со своей стороны приближу этот знаменательный день… С фантазией был мальчик, правда?

Оба стояли на диаметрально противоположных флагштоках и смотрели друг другу в глаза.

— Так вы… ты вовсе не собирался разрушать мир?
— Почему же? Еще как собирался! Иначе ты бы не пришел меня убивать, потому что все было бы понарошку.
— Но…
— Я хочу, чтобы ты меня убил и спас тем самым мир. Я хочу, чтобы ты сделал то, что не позволили сделать мне.
— Но почему я?!
— Если бы не пришел ты, пришел бы кто-нибудь другой. К тебе лично у меня нет никаких претензий, Лето.
— И ты думаешь, я смогу тебя убить после того, что ты мне сказал?
— Сможешь, Лето, сможешь… Я не оставлю тебе выбора.
По техническим причинам рассказ разбит на две части, см. ниже.
Закрыть