По атрибутике сам диссидент, Руслан диссидентов брезгливо презирал. Отвращала люмпенская истеричность, неопрятность, неумелость и элементарная бытовая лень. Необязательны в речах и ненадёжны в поступках. Ни в драку, ни в разведку. Ни в п***у ни в Красну Армию. «Аутсайдеры… — цедил он: — никчемушники.» Да, протест, неприятие стадных правил, и даже гражданственность взглядов, непричастность к злу — но если кого прихватывало ГБ, он мгновенно размазывался, сдавал всё и вся, как декабрист Николаю. Исключений было десяток характеров на весь Союз — на каждого по тыще рыл немытого андеграунда. Оправдание любого своего дерьмизма тем, что власть плоха. Как-то всё это ущербно…


Поэтому у меня нет принадлежности. Я не толкинист, я не неформал, я не цивил, я никто. Поэтому я могу быть кем угодно, и от этого никто не пострадает. Вы хотите от меня определённости? Я — это я. Размазанный, как электрон по орбите (не моё сравнение, но понравилось и запомнилось), но всегда локализуемый при необходимости. Мне всё равно, в общем-то, где локализоваться. Поэтому принцип Гейзенберга. Поэтому я с тобой, тобой, тобой… Если ты привык считать, что люди врут, то я буду для тебя врать. Если ты привык, что врут те, кто не похож на твоих близких, я, возможно, буду для тебя врать. Если же тебе важен человек, а не на кого он похож или не похож, если ты не будешь подходить к человеку, как к одному из, а начинать знакомство с чистого листа, то тогда ты обязательно увидишь правду, а не своё отражение.