Знаете, тут оказалось, что среди читателей этого дневника есть геи.

В связи с этим небольшое откровение. Мне нравятся мужчины, причём даже не просто как-то там, а именно какие-то мачистские черты: уверенный взгляд, уверенные действия, чёткие, твёрдые черты лица, да, впрочем, и твёрдость характера вызывает во мне чисто братское уважение. Мне хочется быть иногда нежным и мягким с друзьями-товарищами, обнять за плечо, сказать ласковое слово — и в этом я себе иногда и не отказываю. Такие моменты меня смущают, но я знаю: это женская половинка во мне просыпается из полудрёмы и улыбается миру.

Предчувствуя движение в задних рядах, поясню: нормальные люди отличаются от геев тем, что первые не дают свободы женской половинке внутри себя, а ищут её вовне, полагаясь на женщину — спутницу жизни. Вторые дают внутренней женщине свободу, по каким-то причинам не желая или не имея возможности найти контакт с женщиной во внешнем мире. Так я понимаю эти вещи — и я, конечно, не гей, потому что я ищу свою половинку где угодно, на небе, на земле ли; но та, что внутри меня, пусть спит, до женского воплощения, а пока пусть ей снятся розовые сны.

Другое дело, что я слишком женственен по характеру… Ну так и не удивительно: воспитан мамой, бабушкой и отцом, мямлющим перед мамой, даже слово весткое боящимся сказать. Видать, такой я угоден Богу; видать, чутким полусном дремлющая женственность требуется для лучшего выполнения моего жизненного пути.

Однако, на днях-то я понял важные вещи: что я и вправду боюсь и недолюбливаю женщин, и потому боюсь и недолюбливаю — что боюсь маму. Так я понимаю, что когда отец строжится, а мама мягко ухаживает — это нормально, и ребёнок учится чуть-чуть боятся отца — и уважать его именно в лёгком страхе. А мать он, напротив, учится нежно любить. Я же учился нежно любить мягкого и забавного папу, и бояться строгую и вынужденно-властную мать. И вот он, люди, корень бед, то, что я так долго не мог понять: почему мне нравятся малолетки и так неприятны повзрослевшие девушки, умеющие говорить с теми самыми материнскими нотками в голосе.

Вот так небольшое откровение становится большим, и золотая стрела, наконец-то, попадает в маленькое, но тугое яблоко.

Конечно, я очень люблю свою маму. Её тип женственности — это именно и есть тот самый, желанный и возвышенный тип, именно то, что я ищу — и чего, по страху этому детскому, избегаю. Ненавижу и люблю Близнецов и Раков — мама у меня на стыке. Ибегаю и стремлюсь. Самое желанное и самое болезненное сошлось в одной точке — пожалуй, такие откровенные и важные вещи я ещё не выкладывал в своём дневнике.

Теперь я понимаю сложную дилему: мама и папа — две части меня, очень разные, но уживающиеся во мне и не более и не менее легко, чем уживались и любили друг друга настоящие мои отец и мать. Мама навязывала мне неприязнь к людям отцовского типа (в чём не преуспела) и одновременно ставила в идеал тип других мужчин, нрвившихся ей уже потом, после развода (и это к неё получилось хорошо). Вот так мама и стала моей совестью — ни больше и не меньше, и я стал смотреть на мир во многом именно мамиными глазами: на мужчин и на женщин, и на отношения, и на поступки. Так, я многое боялся делать не только из-за собственной слабости, но и потому что боляся обидеть маму — сначала настоящую, гнева которой я очень боялся и боюсь до сих пор — а потом и другую, маму внутри, маму в голове. К слову о папе, нелишним будет сказать, что меньше всего страха у меня именно к знаку Льва — и такие люди, и девушки и парни — мне наиболее милы и симпатичны, и именно в нежно-сексуальном плане.

Я понимаю, что побороть страх этот можно только став сильнее, много сильнее, чем я сейчас есть. Портить отношения с реальной мамой — хорошие отношения! — не знаю, есть ли смысл. Возможно, это поможет чем-то. Я ведь не знпю вот чего: а нужны ли мне мамины идеалы, нужна ли мамина совесть? Как бы ни была хороша моя мама, как бы ни были мы близки, всё-таки хочется своего пути, именно шальной свободы от не-моей совести. Хочется попробовать пожить именно своей собственной совестью, узнать, в чём она заключается. А для этого всё же надо избавиться от жёсткого влияния мамы — и она тут, конечно же, ни при чём, это я должен как-то сделать сам.

Пока это всё с трудом помещается в моей голове, но уже многие события моей жизни, смысл которых я не понимал, становятся куда более ясными. Тот самый страшный демон, который приносит безысходность, тот самый мой враг — это всё где-то рядом, и моя боязнь мамы — это на самом деле боязнь его. И вся история со львицей Schatten и пошедшем на поводу у своей недалёкой мамы Денисом представляется теперь в очень интересном и куда более понятном свете.

Всё откладываю рассказать про встречу с Князем Тьмы, но чем дальше, тем меньше желания. Но это было, и он придёт снова… Прошу прощения у всех девушек, которых обозвал дурами: гнев был не в ваш адрес, а всё тому же Его Величеству Страху.