Мистическое может представляться хаосом, а может – порядком. Одним хочется увидеть первое, другим – второе. И это вполне достижимо, поскольку можно пассивно созерцать мистическое в первозданной таинственности, и даже дополнительно затемнять его мутными интерпретациями, а можно активно его познавать и тем самым демистифицировать. Первая установка суть иррационалистическая, идеалистическая, метафизическая. Вторая – рационалистическая, материалистическая, позитивистская. С их противоположностью связано много недоразумений, а особенно с тем что до некоторого момента эти установки едины и неразличимы. Оба мистика тянутся к тайнам природы, и пока до их понимания далеко – кажутся друг другу союзниками. Их объединяет не только общий интерес, но также отчуждённость от прозаически настроенного социального большинства. Но дружба их сколь неизбежна столь и временна. Она обречена на болезненный, скандальный разрыв с глубоким разочарованием друг в друге и чувством обманутости, изменничества.

Глубокая лживость понятия "философия" состоит в том что номинально этим словом именуется любовь к знанию, т. е. второй тип мистики, а реально – мистика вообще, и даже с преобладанием первой разновидности. Основное противоречие внутри философии состоит в противостоянии иррационалистического и рационалистического, идеалистического и материалистического, метафизического и позитивистского лагерей. Так называемая "история философии" в догматизированном академическом варианте представляет собой не историю познания, а историю хаосоискательства, и самое гадкое в том что эта иррационалистическая практика узурпировала за собой статус философии как "высшей формы познания".

Разоблачение этого недоразумения позволяет нам очистить материализм, он же позитивизм, он же рационализм, от вылитых на него помоев. Во-первых, материалистические убеждения никак не связаны с культом телесных удовольствий. Приверженец последних с равным успехом может быть материалистом и идеалистом. Но скорее всего ему наплевать на то и другое, потому что он много трахается и мало думает. Интерес к мистическому по определению "духовный", как в материалистическом, так и в идеалистическом обличии. Связка между духовностью и идеализмом – наглая ложь религиозной идеологии, которая была в инвертированном виде перенесена ею же на материалистов. Протесты против идеализма и против христианского принижения телесного действительно в некоторых случаях совпадали, например у Ламетри, но это было скорее исключением чем правилом и большинством материалистов осуждалось. И в любом случае связанность этих протестов была реакцией на связанность соответствующих христианских идеологем.

Во-вторых, материализм не является мировоззрением "обедняющим реальность" в эстетическом смысле. Материализм не имеет никакой идейной связи с идиотскими эстетическими концепциями вроде соцреализма. Искусство и познание имеют общую природу, которая заключается в стремлении к трансцендентно-мистическому. Разница только в том что для искусства оно служит объектом воспроизведения и созерцания (с сохранением мистической ауры), а в познании происходит его демистификация. Клевета на материализм исходит из абсурдного предположения будто какой-либо познающий субъект способен довести миропознание до логического конца, т. е. постичь универсум целиком, не оставив ни малейшей ниши для мистического. Но способности любого из нас не позволяет выполнить эту задачу даже на стотысячную долю процента. Даже если наука ответит когда-нибудь на все вопросы (что само по себе сомнительно), отдельно взятый человек может быть причастен только к крохотному фрагменту научного знания. Субъективно для каждого из нас (и каждого из наших потомков) вселенная всегда будет оставаться мистическим хаосом, лишь мизерная часть которого освещена фонариком разума. Сколь бы продуктивен не был материалист в демистификации реальности, перед ним всегда будет простираться таинственная бескрайняя бездна. Более того, материалистическая позиция более эффективна с точки зрения мистического опыта, потому что материалист проникает в непознанную реальность глубже и шире. Раскопав поверхностные слои мистического он приобщается к более глубоким, до которых пассивный мистик никогда не доберётся. И как заметили ещё древние, познанное и непознанное подобны радиусу и окружности. Чем больше радиус (познанное) – тем протяжённее окружность (граница с непознанным). Что же касается искусства (т. е. антропогенного конструирования мистического) с материализмом оно соприкасается только в одной точке – в отказе признать виртуальное реальным. Никаких ограничений на содержание виртуального материализм не накладывает.

Почему же рационалистическая мистика не вытеснила иррационалистическую? Потому что познание – дело сложное, а познание мистического – вдвойне. Не все могут и не все хотят им заморачиваться. Пассивное или волюнтаристское отношение к мистическому для большинства проще и удобней. Запрещать людям мыслить простым и удобным для них образом – всё равно что ссать против ветра. Но конфликт неизбежен. Иррационалистический мистик по определению релятивист, агностик. Он отрицает "окончательную истину" и тем самым отрицает абсолютно всю философию рационалиста, из "окончательных истин" конструируемую. Точно также рационалист отрицает релятивизм и построенную на нём философию агностического мистика.

Помимо клеветы на материализм и узурпации философского звания у идеалистов есть ещё один метод попрания истины. Дихотомия рационализм-иррационализм переносится внутрь идеализма. Пассивный мистик, воспринимающий трансцендентное как неинтерпретируемый "поток сознания" объявляется иррационалистом, а мистик-волюнтарист, затемняющий суть дела мутными теориями, рационалистом. На самом же деле иррационалист в таком понимании всегда рациональней, поскольку он принимает мистическое "как есть", а так называемый "рационалист" мистифицирует его дополнительно, т. е. убегает от ясности ещё дальше. В этом случае иррационалистическое пренебрежение к истине очевидным образом дополняется шиваитской амбицией.