Интервью с директором новосибирских электричек. Задумайтесь над фразой:

«…То есть повышение тарифа в среднем на 10%, которое произошло в феврале, почти никак не сказалось на пассажиропотоке. Это показывает нам, что мы находимся в допустимых рамках».


 

Вот и у нас в Новосибирске, славном городе на Оби, появились транспортные карты: красненькие такие; положив на неё деньги, можно расчитываться в муниципальном транспорте. Для наземного транспорта — полоска, для метро — железка, какая и была раньше на метрокарточках.

Уяснив для себя то, что с первого августа как по волшебству все наши троллейбусы, автобусы и даже трамваи будут оснащены устройствами для приёма таких карт, решил выступить в роли новатора и подопытного в одном лице, потому как трамваями пользуюсь ежедневно, да и вообще муниципальный транспорт люблю — больше из ностальгических соображений. К слову сказать, частные перевозчики не спешат внедрять у себя такую систему: ведь никто им аппарты для считывания за просто так не даст, а покупать им совершенно ни к чему, им и так денежки идут.

Кому это вообще выгодно? Понять нетрудно. Карточки будут действовать по системе «Золотая корона»…

Заприметив по дороге на работу киоск с красной лентой, которую успели наклеить как-то недавно враз, в течение одного дня, решил прямо с утреца и исполнить свой замысел. За рулём киоска сидела бабулька предпенсионного возраста. Вопрос о скидках с ней выяснить толком не удалось: получается, что положить можно только либо 200, либо 400, либо 600. Скидка в первом случае будет 5%, во втором — 10%, а в третьем — 15%. Оказалось, что скидка получается не в момент зачисления денег на карту, а в момент оплаты проезда, что махом разрушило все мои логические построения. Как же так, хотел выяснить я, вот если я кладу 400 — скидка у меня 10%, а если я хочу скидку 15% — то должен единовременно зачислить 600, это понятно, а если я положу 600, а потом буду докладывать по 200 — то как тогда, скидка навсегда останется 15%? Или она изменится? Если да, то когда именно? А если я на следующий день положу ещё 200 — то всё, скидка потеряна?…

Решил-таки положить 400. Плюс 70 — стоимость самой карты. Но бабуля не смогла совладать с коварной машиной, намагничивающей карту. Поинтересовавшись, разбираюсь ли я в компьютерах, бабушка попросила меня зайти в киоск. Когда я увидел это чудо техники, первое что я заметил, что это скорее не компьютер, а калькулятор. Небольшое устройство с зелёным экраном и специальной пластиной с метками, на которой следовало размещать карту строго по этим самым меткам. К прибору прилагалась отксеренная инструкция на нескольких листах, где пошагово описывался процесс управления машиной после включения оной в розетку. Поскольку после первого же пункта прибор спросил нечто такое, о чём инструкция молчала, бабуля впадала в ступор и добрых пять минут вытыкала шнур питания из розетки и втыкала обратно, надеясь, что «компьютер» образумтся и бяку спрашивать не будет. Но устройство настойчиво спрашивало: войти ли в сеть? Осмотр прибора показал наличие нескольких разъёмов похожих на разъёмы вроде обычного телефонного и витой пары. Разумеется, ничего подключено не было, как не было в каморке и проводов. Спросил бабушку, доводилось ли ей уже продавать карточки, на что та честно ответила «нет». Поинтересовался также, не должен ли прибор быть подключен к сети, на что бабуля ответила, что он подключен, указав на вилку в розетке… Короче говоря, прибор исправно-таки входил в меню пополнения карты, но упрямо требовал подключения к сети для проведения операций. Вскоре мне всё это наскучило, и я вышел ни с чем.

По дороге думал о том, необходима ли подобному сеть, ведь понятное дело у кондукторов считывающие приборы будут автономными. Так что неясно: либо бабулю не достаточно хорошо обучили обращению с прибором, если пытались учить вообще, либо, что у нас вполне возможно, прибор поставили, а сетевой кабель не провели. Пришёл к выводу, что вероятно и то и другое. На обратном пути загляну, поинтересуюсь, заработала ли машинка, потому что карточку всё-таки хочу. Правда, у нас на Зыряновской есть другой киоск.

Такие дела, как обычно — бардак. Удивлюсь, если купленная карточка будет исправно работать.


Добавление. Карточку купил. Никакой железки там нет, я отстал от жизни, теперь в метро тоже карточки с полоской. Тем не менее, деньги на метро и на наземный транспорт зачисляются отдельно и никак не пересекаются: наземный в киосках, которые раньше проездными торговали, а метро — в кассе метрополитена. Дурдом. Ждите отчётов об удобстве использования карточки…


 

Ладно, нагнал я на своих читателей тоску, попробую разрядить обстановочку:

Буш на саммите.

Скоро техасский мачо сможет тягаться с самим Борисом Е., и хотя до нашего клоуна-демократа ему далеко, но определённые успехи есть, вот Черномырдин уже нервно курит:

Новые бушизмы.

Путин, не в пример ему, жжёт по-взрослому. И гордость какую-то испытываю, честное слово, читая эту, в общем-то, обличительную и досадливую статью:



А на сладкое, истинным ценителям, антипутинская и антироссийская статья. Чтобы иметь представление, чего они хотят и что они о нас думают. Они боятся, а это значит, что то, что русскому хорошо, то для НАТОвца — смерть:




 

Я совсем что-то размок, теку из собственного носа; и несмотря на это всё меньше и меньше хочу писать о собственной жизни, по крайней мере так, чтобы это кто-то читал.

Мои ПЧ стали друзьями постепенно, и друзьям всего не расскажешь. Вначале кажется, что друг — это тот, кому можно всё рассказать, с этим согласен я и теперь, но чем дальше живёшь, тем всё сложнее что-то рассказывать. Может быть, не пиши я всего, и не было бы этих людей, и не были бы они мне так близки, как сейчас.

Мне всегда казалось, что я умею выражать свои чувства, и даже очень хорошо и искренне; и тем не менее чувства, наверное, как-то по-другому должны выражаться, не так прямо. Скажу больше: твои чувства к людям, они тем больше им понятны, чем менее прямо, чем более тонко ты их выражаешь. Чувства — они должны чувствоваться, а не слышаться ушами…

Маша уехала на неделю с родителями, и меня попросили зайти к ним и полить цветы. Цветов было мало, больше кактусы да пальмы и ещё что-то науке неизвестное. Самое яркое — это запах книг, учёности, профессорская квартира почти сразу бьёт этим запахом. А ещё ванная комната — в ней пахнет тем же до боли приятным, желанным и полузабытым запахом, как и когда-то в ванной у Маши. Но тепеь у неё пахнет только жизнедеятельностью малыша. Я понял, как я скучал по этому, её, запаху.

И ещё в её отсутсвие я смог слегка прийти в себя, как бывает, когда запах какого-то помещения, в котором ты находишься, уже настолько не замечается, что кажется, что воздух самый обычный, но стоит выйти наружу, как понимаешь, что запах был, и вполне определённого рода.

Теперь я смог увидеть, как многое потерял из своих свойств. Как многое есть у меня в заначке, чем по какой-то причине не мог воспользоваться всё это время, и не только воспользоваться, но даже вспомнить о существовании этих вещей; а если и вспоминал, то они мне казались чем-то непонятным и незначительным. Стоило разлучиться на день, как какая-то магия, которая будто бы была на меня наложена — растаяла.

Я увидел вновь многое из того, что могло бы ей понравится, чего она безуспешно ждала и что упрямо хотела вызвать во мне. Интуиция не обманывала её — во мне действительно есть вещи, которые бы она хотела видеть. Вещи эти не то чтобы неописуемы, но называние их трудоёмко и даже черевато, так что я не буду говорить о них, оставив только местоимение «вещи».

И ещё более того нашлось вещей, которые были бы безразличны для Маши, и даже нежелательны — но очень дороги мне самому, и я тоже не мог воспользоваться ими, пока Маша была на расстоянии возможности контакта.

Почему? Почему я позволяю моим любимым свойствам пропадать внутри?… Жалко, не знаю ответа.

Может быть, среда настолько сильнее.

Я хотел бы, чтобы людям, нет, чтобы единственному дорогому человеку было нужно всё, что у меня есть. Я бы согласился и на одну только возможность применять, то, что есть, довольствуясь равнодушием.

Последнее, наверное, ещё возможно.

А в остальном я слышу, как разум твердит мне, что нет такого идеального человека, а если бы и был — кто я для него или для неё? Нужен ли я таким людям? Я встречал такую женщину, которую должен встретить каждый мужчина в своей жизни, если и не для того, чтобы иметь спокойствие считать свою жизнь прожитой не зря, то хотя бы для того, что иметь меру и представление, о том, в каком направлении следует искать идеалы…

Но об этом, может быть, будет другая история.

А может быть, её не будет, ведь выбор — который пусть и не сделан — но по меньшей мере обещание не позволят мне теперь слишком опрометчивых записей. Оборотная сторона близости — её тонкость, её хрупкость, и вдобавок к нежности всегда требуется осторожность.

Но смогу ли я когда-нибудь успокоиться? Сможет ли сердце набраться тихой мудрости покоя, и мерять доброе долгими часами а не граммами? Смешное сердце, увы, способно только на пылкую и скоротечную влюблённость, важнейшим качеством которой является принцип: что имею, не ценю. Будет ли наоборот: любовь, которая ценит то, что имеет? Настоящая, заботливая, самоотверженная? Ведь только она имеет ценность и геройство, влюблённость же — только самоуслаждение каких-то особых рецепторов.

Завтра, когда последняя из трёх исчезнет навсегда, может быть, мне уже станет всё уныло и пресно, да так, что не захочет сердце радости лихой… Кем буду я тогда? Неужели только тем, кем все эти полгода? Или же другие, выскоие добродетели откроются вместо старых и изживших себя?

И первой их трёх я обещал то, что не мог выполнить, и не выполнил обещаного, и не разу ни видел её, и она уехала теперь в Москву. И вторая очаровала близостью духа, но и её я обманул, а может быть и нет, я никогда не говорил ей о чувствах, может быть, был чуток мудрее. А третьей — говорил, но вот и она исчезает, непохожая ни на кого, и другой такой нет, и она, как и все три, только символ, и не более того, но я снова почувствовал себя живым, и снова почувствовал себя предателем, хотя это был, может быть, просто выбор в сторону очевидного, и, трезво судя, самого правильного.

Она теперь тоже уезжает в Москву.

Рассудок принимает доказательства и тело подчиняется, и я бы хотел сказать ещё много, но чувствую, что не имею права на такую роскошь, как разузданность своих чувствований и привязанностей — хотя бы потому, что был и по ту сторону, а теперь я по эту.

Как хранить верность? В плане событий — довольно легко, а вот чтобы внутри… Я не хочу, чтобы это звучало, как оправдание, но это именно оно и есть.

И если я всю жизнь пытался делать так, чтобы помочь человеку, сделать ему легко, приятно и не обидеть — пусть даже это и выглядит как потакательство или неспособность отказать — но линию надо гнуть до конца, как в малом — так и в большом, а иначе — лицемерие.

Я попытался написать какие-то рифмы о влюблённости в предыдущей записи… Чтобы объяснить, или же…

Странно даже иногда мне, что я всегда счастлив.

Ценой чего? Ценой кого, позвольте спросить? Уж очень счастье моё попахивает паразитизмом: какое же это счастье, если я сам счастлив, а людей вокруг счастливыми сделать не могу?

А ведь только сегодня я задал себе этот интересный вопрос.

Если счастье моё заставляет кого-то чувствовать себя беспричинно несчастным… То это не счастье уже, и не любовь, и уж лучше этого тогда быть несчастливым самому… Так ли, или мне только кажется, что когда я сам чувствую себя несчастным и подавленным, то… Дальше даже думать-то страшно, что из этого может следовать. А следовать может только то, что я и сам интуитивно, но только по мелочам, вопреки даже собственному желанию, ругаясь и проклиная всех и особенно облагодетельствованного — но делал, и, что удивительно, продолжаю делать.

Третий день напеваю эту песню, и она постепенно обрастает какими-то моими словами, музыка, что ли, такая лёгкая и простая, что может быть и не стоит даже приводить оригинальный текст, ведь каждый из вас может сам включить её и начинать сочинять что-то своё; но всё-таки текст её, пусть и бессмысленный в отрыве от мелодии, я здесь приведу:


     небеса на коне, на осеннем параде
     месят тесто из тех, кто представлен к награде
     а по ящику врут о войне…

     я живу на весах в это качество года
     моя песня, конечно, дождливого рода
     моя песня не спета
     и не одета

     моя песня — ответ письмам Анны и Лизы
     брызги ветра висят на промокших карнизах
     собрала их губами Весна
     и исчезла она

     я с бедой на плечах доползу до дороги
     умереть — ничего, если выпить немного
     но мешает уйти от тебя
     наше «Я»

     где опасность и бред — там живые могилы
     нас за верность и хлеб поднимают на вилы
     этой осенью платим за свет

     пляшем на виражах, повороты веками
     и никому нет конца, даже тем, кто не с нами
     наша песня с тобой в облаках

     и пока ничего, ничего не случилось
     я вчера ещё помнил, что жизнь мне приснилась
     этой осенью стала она

          и если вокруг одно лихо
          и если кругом слишком тонко
          люби всех нас, Господи, тихо
          люби нас всех, Господи, громко

          иногда наша жизнь зарастает цветами
          это значит, мой друг, Он прошел между нами
          но увидеть Его нелегко…


 

Current music: ДДТ - Осенняя

безумен путник, что сорвал
с собой цветок страны желанной
поставив в вазу у окна
свидетель будет увяданий

но если сможешь унести
лишь яркое воспоминанье
то будет вечно он цвести
хранясь живым внутри сознанья

в краю далёком дождь и град
растопчут лепестки и листья
неведенье спасёт твой клад
любовь твою оставив чистой

желанная! беги с утра,
пока пути в росе и дыме
не возвращайся, и тогда
мы будем вечно молодыми


 

Лазил по, так сказать, инету. И вот какие ссылочки попались:

Гороскоп человеческих мерзостей

Козероги — маленькие старички в молодости. Расцветают физически где-то к 30, причем выглядят лучше, чем в свои 18. Впадают в конкретный транс в случае лажи и грузятся на полную катушку.

Мужчина-Козерог честолюбив, но похотлив, мелочен и невероятно зануден. Он справедливо считает всех женщин распутными и активно предпочитает анальный секс. Уверенный, что знает жизнь в 100 раз лучше, он часами парит нам мозги, поучая, что и да как надо делать. Он неразборчив в средствах, нетерпим к легкомыслию, ненавидит, когда ему отказывают и настоящий фанат в работе. Козерог считает, что главной целью окружающих является стремление усложнить его и без того непростую жизнь. Если он всерьез на кого-то обиделся, этот никчемный человечишка будет навсегда вычеркнут из списков. НАВСЕГДА. Если повезет, то обязательно женится по расчету. Забавно, что при всех их достоинствах, Козероги отличные друзья. Без дураков.

Почти целиком верно. Скажем так: некоторые фразы настолько удачны, что на пару сомнительных можно и не обращать внимания… А ты чего смеёшься? Ты про себя почитай! 


 

     Люблю отчизну я, но странною любовью!
     Не победит ее рассудок мой.
     Ни слава, купленная кровью,
     Ни полный гордого доверия покой,
     Ни темной старины заветные преданья
     Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
     Но я люблю — за что, не знаю сам —
     Ее степей холодное молчанье,
     Ее лесов безбрежных колыханье,
     Разливы рек ее, подобные морям;
     Проселочным путем люблю скакать в телеге
     И, взором медленным пронзая ночи тень,
     Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
     Дрожащие огни печальных деревень.
     Люблю дымок спаленной жнивы,
     В степи ночующий обоз
     И на холме средь желтой нивы
     Чету белеющих берез.
     С отрадой, многим незнакомой,
     Я вижу полное гумно,
     Избу, покрытую соломой,
     С резными ставнями окно;
     И в праздник, вечером росистым,
     Смотреть до полночи готов
     На пляску с топаньем и свистом
     Под говор пьяных мужичков.

После разочарования в Михее, ищу «свой» форум. Там, где можно засесть и общаться — общаться продуктивно, чтобы боль, польза и радость общения сочетались в приятной пропорции. Пока не нашёл, хотя пересмотрел разных кандидатов: от Хобота до Экслера. Самая большая проблема в том, что я не понимаю формально, чего же я ищу, и расчитываю только на свою систему чутья «свой-чужой».

Однако, сегодня мне пришёл в голову такой критерий: я ищу форум, где признают себя неправыми. Если найду на каком-то форуме хотя бы десяток раскаяний и искреннего признания правоты собеседника — то это будет наиболее общий показатель уровня интеллекта и культуры.


 

После неоднократных упоминаний послания Президента от мая сего года, решил посмотреть, что он там такого интересного сказал. Вот ссылка на официальный текст:



Конечно, это только слова, но, тем не менее, сам факт, что они прозвучали, что на таком высоком уровне признаны общеизвестные но неофициальные истины — уже само это знак без сомнения добрый; а говорил Путин о многом: и о недоверии народа к правительству и крупному бизнесу, и об американском «волке», который кого хочет, того и «кушает и никого не слушает»… Как сказал Сергей Кара-Мурза, «мы, ценя созданный сообща образ В. В. Путина, как необходимый для сборки инструмент, не должны уповать на него, как на идола. Символ делает своё дело, а мы должны делать своё — гражданское».

И послание его в высшей степени символично.

 

Про так называемый куриный грипп.




 

 

Вчера ночью мне приснился Дельфин. Кто такой Дельфин — объяснить трудно, ещё труднее будет объяснить, каков именно был этот сон, и большим искусством было бы показать так, как будто это моему Постоянному Читателю он приснился, так, чтобы тот понял и проникся — ну, примерно такую высшую цель, конечную и почти недостижимую, я своими записями и ставлю. Есть исполнитель Дельфин, или правильнее — Dolphin, это его «товарный знак», как он сам выразился однажды; но я вряд ли могу сказать, что тот Дельфин, для которого у меня даже специальное место уготовано внутри, и который это место, без сомнения занимает, тот, образ которого и был вызван в сновидение, чтобы показать мне, как мазком строго определённой краски, какой-то важный момент в жизни, чтобы этот момент был для меня понятен, — так вот, вряд ли это тот Дельфин, который на самом деле поёт песни. Это какой-то особый персонаж, как и все в моём личном зоопарке. Хорошо жить без подсознания, то есть отделяя от себя его, как некий чёрный ящик, и не неся ответственности за его содержимое; имея вместо подсознания вполне доступный и сознательный зверинец, или, правильнее сказать, заповедник.



Приснилось, что Дельфин приехал ко мне домой, как будто бы через знакомых, то ли потолковать по какому-то делу, то ли переночевать негде было, впрочем вряд ли, он же всё-таки знаменитость. Так или иначе, подразумевалось, что он не знал, о том, что мне прекрасно известно, кто он такой, и, более того, я его большой поклонник; я в свою очередь тоже делал вид, будто бы он просто знакомый моих знакомых. И это дало ту правильную нотку в общении, сделало его лишённым кумирства и пафоса, и, что важнее — неизбежного неравенства положений; главным же было другое: сама личность Дельфина. Он был молодой, моего возраста, наверное, хотя на самом деле он меня почти на десять лет старше, и он был грустный. Такой, каким представляется в песнях: немного суровый и немногословный, но непоказно добродушный; однако настощий Дельфин, каким я знаю его из интервью, человек скорее довольно весёлый.

Этот сон словно бы пробудил что-то, я бы сказал — веру во что-то, о чём я немного позабыл, упустил из виду, обращая внимание в жизни на другое. Под личностью Дельфина я увидел другую личность, заповедную для меня и почти тайную, не могу сказать, что реальную, может быть, это какой-то образ друга, по большей части не реализовавшийся в жизни, хотя наверное подсознательным образом я как-то этот идеал примерял на тех, кого по жизни выбирал в друзья. Этот идеал был мне знаком, но личность Дельфина окрасила его в особый цвет, наверное, это оттенок всех чувств, которые соотносятся у меня именно с его музыкой и песнями.

Сон не показался мне особенно ярким, когда я проснулся, но всё-таки я стал ожидать от дня какой-то важной встречи, может быть, с тайным другом, хотя это было бы невероятно, и, забегая вперёд, могу уверенно сказать, что встречи, которая произошла потом, я всё-таки не ждал, встречи именно с этим человеком.

И вот, днём повстречал я Таню. Как-то давно я писал, кто она, и даже фотографию помещал, но вряд ли та запись скажет много. Таня — это тот самый нежный ещё идеал, тот, который был до того, как я потерял невинность в жизни, и почти позабыл, как смотреть на мир детскими глазами; она — идеал тех ещё, старых-забытых ценностей, она — из того мира, где всё было по-другому.

Было время, что я забывал её; но потом были времена, что я ждал и боялся случайной встречи с ней. И хотя в сознании я давно перестал обожествлять её — а было и такое, что обожествлял совершенно рассудочным образом, а не только чувствами — тем не менее, в моём заповеднике она осталась ангелом, little tin godess, несмотря на то, что сознание имело не один повод разочароваться в любом из её аспектов, который бы я ни посмел ранее назвать совершенным. Она всё же порхала неким вросшим в корку мозга символом чистоты, личность её, и отношения с ней все были давным-давно забыты, и не доставляли беспокойства сами по себе, но символ продолжал жить — и имел черты её действительные, хотя забытые, притуманившиеся и изрядно подкрашенные.

Судьба снова повернула своё обычное колесо, кем бы ни была она: то ли существом разумным, вроде ангела-хранителя, то ли хитроумным законом природы, преломившимся в призме моей отдельно взятой личности именно таким образом, что один из углов поворота этого колеса нёс сначала кризис локальных ценностей, затем физическое недомогание, и, как его разрешение — событие, обычно именно как во сне, так и наяву, как фактическое, так и в виде цветка переосмысления, внезапно распустившегося из недр чёрного ящика подсознания, и настойчиво являющего себя рассудку.

Сама же встреча была короткой. Я узнал её в автобусе, подошёл, она меня вроде бы тоже узнала, мы коротко поговорили, можно сказать — просто обменялись бессмысленными вопросами, и разошлись: она спешила. Я был разочарован не менее, чем рад встрече. И дело не в том, что я не занимал никакого сопоставимого места в её душе — это вполне ожидаемо, дело скорее в том довольно описанном классикой и банальном разочаровании: «о витязь, то была Наина!». Да, не только не ангельски красива, но скорее неприятна, её внешность обрела один из неприязненных типажей, и не сам по себе типаж был отвратителен, но именно то, что божественные черты были натянуты на неприятное, были скомканы и выпучены, чтобы соответствовать тому неприемлимому…

Нет смысла, думаю, лишний раз оговариваться о субъективности впечатления: Постоянный Читатель и так это прекрасно понимает.

Но смысл встречи был: она — как вторая точка, а первая — Дельфин, через которые провелась какая-то прямая, какая-то граница, может быть; или, может быть, это как раз указатель пути, идущий из бесконечного далёка и устремлённый в бесконечное будущее: если и не указатель всего Пути, то, по меньшей мере, та прямая, вдоль которой так хочется продолжить движение на ближайшем отрезке жизни.

* * *

     your eyes are the constant that draw me in
          отталкиваясь от земли ногами
          целясь в пушистое брюхо неба
          взращивая пустоту между нами
          таю последним теплом лета
     your sparkle lashes me to milk
          не держи меня, солнце, пальцами
          отпусти за усталыми птицами
          станут наши сердца скитальцами
          на подошвах песка крупицами

     when your beauty turns to feel
     rest and it will eventually clear
          пил тебя, молоко нежности
          сворачивалось на углях желанья
          выкипало пеною безмятежности
          потеряв белизны сиянье
          ждал тебя, слушал шорохи
          капли падали, роняя вес разный
          растекались закатным всполохом
          перепачкался весь красным

     and I as always
     as ever wait here
     and I in despair

     не удержать
          it's hard to hold…
     в руках обломки скал
     не отыскать
          we can not find…
     того, кто ветром стал
     не пожалеть
          apologize…
     и не сказать «прости»
     и не успеть
          we've got no time…
     его уже спасти
          …to save him

     не удержать…

          it's hard to hold pebbles in our hands
          we can't find
          we became the wind
          we can not apologize to them
          we've got no time to save him




Current music: Dolphin & Stella - Глаза

“…я бы сосредоточил внимание на исполнении тех предложений, которые были сформулированы шестью странами. Они весьма конструктивными, на мой взгляд, являются.”

Путин — просто Йода какой-то; стенограмма ответов Президента на вопросы интернетчиков, бьёт наповал своей непосредственной и живой передачей путинского способа изъяснять мысли.

Это своеобразное интервью заставило вспомнить курсы коммуникатики Авессалома Подводного, и, с интересом для себя, проследить за беседой Путина и двух журналистов, зачитывающих вопросы, с точки зрения подводновской системы. Как-то на одной из лекций Подводного, где я присутствовал, была разыграна такая сценка, где автор играл роль посетителя ресторана, а его помощница — официантки, с тем, чтобы проиллюстрировать различные модальности реплик в общении. Сидит, значит, Подводный на стуле, подходит официантка и справшивает: «что будете заказывать?», а он: «ну, меня в целом интересует ПИЩА». Она ему: «хорошо, но что бы вы хотели конкретно?», а Подводный в ответ: «вы знаете, с раннего детства я любил борщ…».


 

Исследование и выводы: десять базовых правил, которые должен знать каждый. Статейка на iXBT про правила общения и обращения с сотовым телефоном среди людей.   


 

Продолжаю читать «Литературную газету». Не имея своих слов, цитирую чужие:

“Озверение накапливается и передаётся по наследству. Если в начале 90-х у людей не было ненависти к богатым, то сегодня образовалось новое классовое чувство. Что, он едет по Москве на «майбахе»? Можно жечь из огнемёта, не спрашивая фамилии – хороший человек на «майбахе» не ездит!

Вот русская интеллигенция, которая гордилась своей святостью, своей миссией, своей больной совестью, защищает сегодня Ходорковского. Я допускаю, что Ходорковский совсем не хуже любого другого олигарха. Они кричат: «Это несправедливо, что сидит Ходорковский, тогда надо сажать всех!» Да, надо! И вас надо. Потому что вы налоги не платите, гонорары получаете долларами, в конверте, избегая бухгалтерских ведомостей… Но почему нужно защищать Ходорковского, а не того, кого он ограбил? То, чем владеют российские олигархи, создано трудом всех. Они не брякнули палец о палец, они не нанимали геологоразведку, не засылали в тайгу и тундру вертушки, не бурили буровые, они не делали ни-че-го! Они лишь сумели через бумажные операции обозначить себя хозяевами того, что было на карте страны. Народ никогда не признает это справедливым…”




 

“В старорежимные годы подавляющая часть творческой интеллигенции была советской. Да, чуть ли не каждый второй был инакомыслящим. Но не надо путать инакомыслие с диссидентством. Инакомыслие – состояние духа. Диссидент – профессия, как правило, неплохо оплачиваемая, хотя временами рискованная. Наша интеллигенция, как и весь народ, была советской в том смысле, что искренне или вынужденно, восторженно или сцепив зубы разделяла советский цивилизационный проект и участвовала в его воплощении. И ничего постыдного в этом нет. Попробуйте получить в Америке кафедру или работу в театре, объявив, что вы не разделяете принципы открытого общества. Да вам не доверят даже класс с недоразвитыми неграми или роль «кушать подано»!”

Акунину тоже прилетело:

“Западные литераторы и издатели, кажется, абсолютно уверены, будто на Руси нет других писателей, кроме стабильного десантного взвода постмодернистов, полудюжины детективщиц, похожих друг на друга, как маникюрные флаконы, парочки порнографов-капрофилов и нескольких авторов, озабоченных исключительно проблемой отъезда на историческую родину… Когда была устроена встреча кабинета министров с фандорствующим Акуниным, как главным современным российским литератором, стало ясно: это не случайность, а политика, направленная на максимальное снижение нравственного авторитета и мировоззренческого воздействия литературы на российское общество. Ведь правительство встретилось не с могучей творческой личностью, влияющей своими идеями и образами на власть и мир, а просто с успешным издательским проектом.”

И всей какбыинтеллигенции заодно:

“Либеральная интеллигенция препятствует оздоровлению страны тем, что в любом решительном действии власти, направленном на укрепление государственности, видит покушение на права человека, имперские амбиции и спешит наябедничать Старшему Западному Брату.”