Через три часа мне стукнет четверть века. Есть такая замученная фраза, что я никогда бы, мол, не поверил, что мне когда-то будет так много. Это, видать, буду уже не я. В этом смысле я был прав, так думая: ведь я уже не тот, каким был мальчик, который так думал.

Но когда же, когда именно он успел умереть? Когда именно родился тот, который сейчас?

Когда я был маленький, я очень боялся засыпать, потому что думал, что умираю; а наутро просыпается новый человек с моей памятью — но не я. Ведь неуловим миг засыпания, мгновение, между тем, когда ты осознаёшь себя, и моментом, когда ты вдруг обнаруживаешь себя в удивительных местах во сне или же просыпаешься утром, ничего не помня. Я научился отслеживать моменты засыпания с тех пор как обрёл некоторую силу в мире снов — и тем не менее, мне по-прежнему жутковато от того самого момента потери непрерывности сознания.

Всё-таки когда именно тот я превратился в этого? Ведь тот, он определённо умер, исчез, как и ещё несколько до него, и как исчезну я сегодняшний: также бесшумно, совершенно незаметно — как в неуловимый момент засыпания.

Жизнь — это непрерывное отслеживание своего сознания: всего, что вокруг него и внутри него. Смерть — бессознательное состояние, когда стихийная, посторонняя воля берёт верх над сознанием. Именно в этот момент нас нет. Жизнь есть постоянное сосредоточение и внимательность. Смерть есть рассеяное блуждание образов и мыслей.

Иногда кажется, будто большинство людей пребывают почти всё время именно в этом состоянии. Состоянии смерти. Издревле люди знали это состояние и боялись его, закрепив этот страх в ленендах о живых мертвецах; сказках, которые мы понимаем слишком буквально, в то самое время как это — ни что иное как предостережение.

Жить — значит понимать. Жить — значит вникать. Жить — значит держать себя за волосы.

Не-живой не принадлежит сам себе, он послушный раб хаотических ощущений, мыслей и желаний. Не-живые — удобный инструмент чужой воли. Слишком много разумного обитает в окружающей нас материи, и малая часть из них желает нам добра.

Враг не дремлет. Но бодрствующий камрад сильнее, потому что пребывает с Богом и не знает смерти.

Да будет тайная вечеря. Кто видит здесь пищу, что ж, ешьте: это тело моё. А кто чувствует жажду, пейте: это кровь моя. Бодрствуйте со мной в эту ночь, в ночь моего рождения.

Люди, которые играют в игры; игра, которая всегда идёт в одни ворота. В мои ворота. Или, постойте… или я чего-то не замечаю? Неужели и я иногда бью по мячу? Может быть; впрочем, вряд ли. А знаете, ведь в приступе человеконенавистинечства писать обличительные трактаты удивительно легко.

Люди которые играют в… правда, не знаю как и назвать. Да нет, конечно не в это, разве можно в неё играть? Люди играют в отношения какие-то что ли, но не в неё. Наверное, кого-то эта игра возбуждает, не всегда сильно, так хотя бы слегка, надоест — можно и приостановить на время.

Среди девушек моего возраста и страше почти невозможно найти не отравленных этой игрой. Да что там, кто младше — и те в пути на погибель и куда больше вреда им от сверстников, чем от старшего, но по-своему целомудренного. Если меня вдруг обвинят в педофилии (слово-то какое противное!) — то речь свою я начну именно так; а пока отбрехиваюсь только перед самим собой. Шутки — в сторону: по-своему, я тот же охотник. Был вред от моих пуль и всего такого, был; но считаю, что вред этот оправдан, потому что есть вещь страшнее — насилие над разумом, а вот в это я уже не играю.

Это похоже на тир. Охота и прицельная стрельба. А в основе — боязнь сближения. Как странно мы устроены! Боимся одиночества и близости боимся так же сильно! Нам по душе лишь лёгкое касание, лицемерная золотая середина. Не оттого ли любим этот старый милый ход с подпусканием поближе и внезапным отталкиванием? Не оттого ли славные камрады ищут девушку без лица идеальных форм, символ недосягаемой женственности; и молодые леди мечтают об абстрактном принце-мачо с низким баритоном и сильными руками? Он приезжает вечером, а уезжает рано утром; ему на войну или же на деловую встречу — не так важно; он предвосхищает свой визит представлениями, он оставляет на прощанье смутные воспоминания. Таковы наши высокие притязания, они — глинянные големы, а не живые люди.

Живые люди нам не нужны. У них болит голова, у них плохое настроение, их любовь непостоянна и подчинена Всемирному Ритму угасания-возрождения, но даже в моменты проявления — прояляется странно; люди не знают красивых слов и, бывает, говорят невпопад, они неуклюжи в движениях и не угадывают наши желания, они бывают злы и пошлы, грубы и насмешливы, у них бывают критические дни и состояния нестояния — они слабы, потому что они живые люди. У них странные оболочки и ещё более странные колодцы внутри, у нас нет времени туда лазить, да и слишком темно там.

Зачем нам живые люди? Ограничимся видимостью отношений. Мы придумаем лишь дюжину правил, и пусть пара из них будет ожидаемо нарушена — так даже интереснее. Мы будем флиртовать, мы будем намекать, строить глазки, развязно грубить и двусмысленно шутить: мы покажем нашу готовность к игре, и как пить дать обманем: потому что это игра.

Мы запишем в табличку плюсики и минусики, согласимся на компромисс и будем жить с полуприкрытыми глазами — как и раньше, такими же одинокими, но с иллюзией чего-то между.

Мне кажется иногда, что негде дохнуть. И я бы задохнулся, если бы не видел снов. Я бы сдох, если бы не юные глаза; маленькие, светлые глазки, ещё не увидевшие что такое

вылепленная примерными Красивыми Людьми. Расфуфыренная и разодетая в розовое. Тошнотворно вонючая, как ни одно из человеческих выделений. Блудница верхом на звере. Я говорю об игре в любовь.

Не просто прийти к тому, что мужчина и женщина — два человека, а не два Начала, и не путать яичницу с даром Божьим. Что они равны совершенно, хотя и разнятся в методах по сути своей физиологической природы. А это значит, что любовь — прежде всего дружба, дружба между двумя человеками: честность и близость, открытость и вмещение, терпение и бесстрашие. Остальное важно, очень важно, но вторично, как сахар в чае. «Учитель, так не лучше ли не класть сахар вовсе?» — «Кто может, не кладите».

Что могу сказать в своё оправдание? Да нечего, собственно… Я не жалею, что не хочу быть настоящим мачо. И прямота моя порой не к месту, и всё такое… Справлюсь. Лишь бы хватило меня на то, чтобы всё-таки быть достойным её, Той Самой. И если бы всё было чуть по-другому… Если бы мой отец был для меня примером мужественности, если бы я не был маменькиным сыночком и бабушкиным внучком, если бы был чуть смелее и настойчивее, чуть грубее, чуть мачистее, если бы не влюблялся я так искренне и глупо, если бы циничнее относился к всем тем милым и хорошим созданиям, которые навсегда остаются в моём сердце… И если бы не видел тех снов — кто знает, может быть, я бы и не видел ничего тогда.

Да, тогда бы не видел.

последние деньги трать, не бойся
будет ещё
теперь так будет всегда
будет больше, чем я обещал
зачем ты врёшь, будто ты отдала мне всё
я был один, ничего не хотел
не видел, не знал
какая ошибка: ты думала, это любовь
когда я ушёл, тебе стало проще мечтать
хотела убить мою жизнь — и это сбылось
но ночью ты плачешь, ты больше не можешь спокойно спать

мне не нужна твоя жизнь, не нужна твоя смерть
охотники — рядом
если будут стрелять — ты отвернись
чтобы не встретиться взглядом

Current music: Смысловые Галлюцинации - Охотники