Чистое – чистое небо над бескрайним зелёным полем. Дорога убегала куда – то туда, где взгляд уже не успевал за мыслью.
- Дальше на машине ехать бесполезно, дорога слишком узкая, - сплюнув, предупредил нас помятый местный мужик, - А туда, куды вам надо… Эт ещё далеко. Но тут только по прямой. Никуда не сворачивайте, найдёте.
Меня везли лечить.
- Не, но дальше то нам как? – Спросила тётка в блестящих очках и белом халате, - Посмотрите, она же не дойдёт, - тыкая в меня пальцем, уверяла она, - у неё гемоглобин низкий и всё такое…
- Вот со всем и таким… - Попробовала вклиниться я, - Идите все на хуй. А я буду жить в чистом поле! Отвалите, а! – Мне уже и вправду порядком надоела вся эта возня.
- Я дам вам телегу с лошадью, - сообщил мужик, - за 500 рублей до места. Потом приеду, заберу.
- Дамасского рысака что ли? – поинтересовалась тётка.
- Не. Кобылу Фросю, - растерянно проговорил он.
- Блядь, знаешь что, - злобно прошептала она, - За 500 рублей твоя Фрося должна быть золотой! – очки злобно блеснули.
- Пегой, - роняя изо рта сигарету, прошептал мужик.
- У тебя есть 500 рублей? – вспомнив о моём существованье, прошипела тётка.
- Идите на хуй, - выпучив глаза и вертя головой, выдавила я.
Ехали в телеге. По полю. Солома колола всё тело, и наглое солнышко припекало ошмётки волос на голове.… Какого чёрта я тебя встретила? Ну. Зачем? Чего мне в жизни не хватало? Видимо наваждения, чтобы засыпать и просыпаться с одним и тем же именем на губах, в ушах, в мозгах.… Везде! И ведь ни просто так любовь – морковь. Тебе же было совершенно плевать на меня. Поэтому мы и были иногда рядом. Тебе попросту всегда было всё равно, есть я или нет. Так что моё отсутствие смущало тебя ни чуть не больше, чем моё присутствие.
А я, дура, страдала. Я никак не могла избавиться от этой дурацкой влюблённости. И гипнотизировала телефон, и ныла друзьям, и ревел по ночам. Всё без толку….
Дорога всё бежала и бежала вдаль. Солнце садилось за мягкой, прозрачной речкой, показавшейся из–за пшеничных рядов. С той стороны берега стояли берёзы, и ветер колыхал их молоденькие верхушки, от чего становилось ещё спокойнее. Я посмотрела на свою ногу, торчащую из под штанов. Сквозь неё было видно, как по сену ползёт навозный жук. Плохо дело…
Всё случилось в начале весны. Едва солнышко начало припекать наш маленький город, я стала замечать странные изменения. Во – первых я резко начала худеть. Ну, если бы не эта зараза, которую я так любила, я бы порадовалась этому факту. А потом.… А потом я стала замечать детали шариковой ручки, закрытые пальцами, маму сквозь закрытые веки, шарящую по моим вещам. А ещё иногда по ночам, если форточка была открыта, я поднималась над кроватью и висела так по чуть – чуть.
И вот однажды ночью, когда я вновь придавалась этому робкому полёту, вошла мама.
Дальше моя судьба была предопределенна.
- Острая нехватка в обратной любви и нежности, - констатировала тётка в белом халате,
- ? – спросила мама.
- Ну, вот эта ваша дочь, значит, всё отдаёт, отдаёт, а взамен ничего. Так не долго и вовсе раствориться. Бывали случаи, - водрузив очки на нос, сообщила она.
- И что делать?
- Искать силы у матушки – природы.
- Идите на хуй, - в первый раз в жизни при маме сказала я. За что незамедлительно получила по губам.
Я покопалась в штанах и извлекла от туда пачку с тремя сигаретами. Как – то опасно, конечно, курить на сене, но хочется же! Я аккуратно. Поле обрывалось километра за три от Фроси, и там за пшеницей, начиналась река. Интересно, какая, затягиваясь очередным дешевым говном, подумала я. Обь, какая – нибудь… или Волга… или, чем чёрт не шутит, может это мой родной Дон. Пусть будет Дон. Так спокойней.
На маленьком кусочке земли между полем и рекой стоял деревянный дом. Не маленький и не большой. Обыкновенная дачка. Но вот что странно, в округе, кроме этого домика не было больше никаких признаков человеческих поселений. Фиг знает что, напряглась я.
- Это вот, - показывая нам на дом, сказала Фрося, - то самое место, - Там уже никакая любовь никого не достанет!
Мне уже было глубоко параллельно, что я еду к чёрту на куличики, что Фрося разговаривает…. Но я ей почему – то поверила и всматривалась в голубоватые шторки, колышущиеся на ветру.
Иди на хуй, любовь моя, иди на хуй. Мне предстоит одна из самых мучительных вёсен в моей жизни.