Роберт Фрост.
ПАН.

Пан вышел из леса, седой весь.
словно лишайник. Мир начинался здесь.
Стоя на солнце, он долго смотрел вниз
глазом цвета стены, позаросшей мхом,
на лес долины, лесом покрытый холм.

Так он стоял на солнце, в руке свирель,
на высоте, и видно ему отсель,
что нигде среди его земель
нет ни дымка, ни крыши, лишь голый склон.
Так-то! -- подумал, -- и топнул копытом он.

В сердце его был мир -- уже сюда
к тощим пастбищам не поведут стада,
разве что раз в году, да иногда,
звякая ведрами, дети пройдут -- и что ж?
На то, что увидят, их будет рассказ похож.

И отшвырнул он дудочку: не с тобой
новые песни мира, а для лесной
хватит ястреба, соечки голубой:
скрипы в чаще, хныканье у крыла --
уже музыка для него была.

Все изменилось всюду, по всей земле.
Этой дудкой попробуй расшевели
хоть можжевельник, хоть васильков вдали
нежную стайку -- скорее, переполох
произведет в них бессмысленный ветра вдох.

Дудочкой радости веку была спокон --
нынче ж век обнаружил другой закон.
Он опустился на выжженный солнцем склон
и отвернулся прочь, теребя цветок.
Играть? -- Что, что же играть он мог?