Невежество – это забвение света в царстве тьмы…
…Забвение – это туман сознания…
…Туман – это страх неизвестного, прячущегося в тени…
…Страх- это боль, жгущая душу…
…Боль – это смерть, что кричит вдали…
…Смерть – линия крови, которая тянется из прошлого,
переплетается с настоящим и уходит в будущее…
И никто не в силах остановить её…

Добро пожаловать!
Психиатрическая лечебница
Палата №6



День первый
Я не помню, как всё началось - я был поглощён белым плотным туманом. Со всех сторон доносились голоса, обрываемые резкими душераздирающими криками. Я видел людей в белых халатах. В следующую секунду всё смолкло, и барабанные перепонки разрезала кошмарная тишина. Разумеется, это был лишь сон. Обычный сон…

День второй
Я проснулся. В этой комнате кто-то есть. Я слышу его дыхание. Я чувствую его присутствие. Если я сейчас протяну вперёд свою руку, я дотронусь до него. Его никто не видит, даже я, но я его слышу. Он разговаривает со мной, и я не боюсь его. Я не испытываю совершенно никакого страха, ни даже далёкого хотя бы едва ощутимого намёка на страх. И я не смогу долго сопротивляться. Я знаю, что рано или поздно он придёт за мной, а потом… а потом придет смерть. Самый легкий способ избавиться от всего этого. А может быть, это будет что-то иное. Моя прошлая жизнь давно закончилась. Лишь туманные воспоминания иногда приходят и уходят, оставляя меня ни с чем. Теперь я другой человек в другом месте с другими проблемами. Глупо надеяться и ждать, что все станет таким, как прежде. У меня нет на это времени. Я должен... бежать. До конца... каким бы он ни был. Мне нужно отсюда выбраться…

День третий
Мне открылось движение, частью которого, пусть даже лишней, незваной и незаметной, я невольно стал. Время стало для меня статичным. Теперь оно измеряется для меня только в высоту. Расстоянием между мной и асфальтом и ничем кроме. Я просто лечу. Я листок клёна, красно-жёлтый, обожённый осенью. Я чувствую встречный поток ветра. Я чувствую, как ветер играет со мной, нежно ласкает меня, бережно подкручивает. Я достиг состояния невесомости. В последний миг перед встречей с мокрым асфальтом я познаю истину и тогда всё закончится… Я опять увидел людей в белых халатах. Меня держали чьи-то перепуганные руки. Кто-то хилой грудью закрывал окно… Меня привязали к кровати. Через час пришли люди и поставили на окна решётки.

День четвёртый
Можете не спрашивать моё имя, потому что я при всём моём желании не смог бы его назвать. Из моей прошлой жизни я почти ничего не помню. Что со мной происходит? Я наступил на город, и он съёжился подо мной, под подошвой моих ботинок, под рифлёной, под резной, под суровой и грузной. Я слышал как хрустели кости домов и как с шипением, свистом и сдавленным писком выплёскивалась из них кровь… Я знаю лишь, что раньше я не был таким мрачным и кровожадным, как сейчас. По крайней мере, я очень надеюсь, что не был... Меня всё ещё преследуют жуткие видения последнего кошмара. Ничего не понятно. Не помню, чтобы раньше со мной случалось что-то подобное. Я... вообще... ничего не могу вспомнить.


День пятый
Я пытался встать на ноги, но не мог. Я пытался пробраться сквозь белую мглу и внезапно очнулся на кровати, спеленатый в простыни, как ребёнок. Мне потребовалось немало времени, чтобы освободиться от пут. Постепенно ко мне вернулось зрение. Белая пелена сменилась хаотично танцующими красными точками, а затем, словно на фотоплёнке, проявился интерьер холодной операционной. Кроме медсестры в комнате никого не было. Она стояла достаточно близко, чтобы я смог оценить её стройную фигуру и приятные формы. Я шумно втянул ноздрями воздух. Пахло канализацией, мочой и хлоркой. К уже привычной повседневной вони пахло ещё чем-то таким, что вызвало во мне необузданную животную похоть. Её запах. Слегка уловимый запах её парфюма, её ножки, её дыхание требовали от меня решительности, грубости и жестокости. Я хотел сейчас высосать её дыхание. Я хотел выпить её кровь. Я хотел её убить. Я хотел её сейчас всю облизать. Я хотел, чтобы её животик сокращался от внутренних толчков в потоках оргазма. Я хотел это видеть. Я хотел чувствовать её пульсацию изнутри, её судороги. Я хотел чувствовать как стенки её влагалища конвульсиями сжимают мой член на пике её наслаждения при каждой волне оргазма. Во мне смешались дикая страсть к её телу и жажда убийства. Я мог кончить просто глядя на её лицо, даже не дотрагиваясь до неё руками. Тёрлись непроизвольно её худенькие коленки друг о друга. Шуршали её колготки. Она подбежала ко мне, обхватила меня руками, впилась в меня своими сладкими напомаженными губами и нежно языком вползла в мой рот. Я вдыхал её дыхание. Я чувствовал её вкус. Она возбудила меня. Я стал задыхаться от страсти. Я срывал с неё одежды, я целовал каждый обнажённый кусочек её стройного пахнущего тела. Я медленно вошёл в неё, погружаясь в её мягкую влажную плоть сантиметр за сантиметром, пока мой член не скрылся в ней полностью. Она смотрела в мои глаза и протяжно выдохнула, обхватив меня ногами. Она не закрывала глаза. Свои большие голубые глаза. Я видел что она чувствует по её глазам, по её дрожащим губам. Я услышал её шёпот. Я тебя чувствую! Какой он крепкий, я чувствую! Так глубоко. Да, ты достаёшь. Я стал двигался быстро, дико, глубоко. Я чувствовал себя каким-то зверем, самцом. Она отдавалась страстно и с упоением, растворяясь, исчезая во мне. Мой оргазм взорвал бы сейчас всё это здание. Мощными толчками извергающейся спермы я бы утопил всю планету. Не останавливайся! Двигайся! Да, вот так! Сильнее! Ещё глубже, до конца! Да, ты заполняешь меня полностью! Ещё! Мне хорошо! Она кричала. Она стонала. Она грызла воздух визгами, матами, свистом, криками, стонами, шёпотом, шипением, кашлем, кряхтеньем, холостыми позывами тошноты. Оргазм разрывал её изнутри. Она брызгала своими выделениями. После серии её оргазмов я погрузился в неё языком, чувствуя её вкус, ощущая языком её влажные стенки, я почувствовал как жидкость стекает в мой рот, я проглотил, я высасывал и глотал её оргазменные соки. Брызги проникали в мой рот, ноздри, глаза. Бесцветная, прозрачная почти без запаха её жидкость. В ней не было привкуса соли, как вначале, когда я чувствовал её возбуждение. То была её смазка. Но вкус её соков изменился. Это была не смазка. Её внутренние железы выбрасывали влагу, заполняя её влагалище после каждого оргазма. И я кончал вслед за ней. Кончал много раз. Она чувствовала эти моменты. Она замирала, зная, что я сейчас кончу. Она смотрела мне прямо в глаза. Шептала, что она чувствует как головка члена стала ещё больше. И я видел, что она чувствует каждый мой толчок. Я выбрасывал в неё семя. Она принимала и переживала со мной каждый момент. Я видел её приоткрытый рот, чувствовал её учащённое дыхание. Мы смотрели друг другу в глаза. Выплеснув сперму, я прижимался к ней, пытаясь отдышаться. Она касалась губами моего уха и шептала. Так хорошо! Чувствую тебя! Да, пошла! Чувствую! Мне тепло! Тепло разливается по мне! Я чувствую, как тепло у меня глубоко внутри! Она была ненасытна. Не дав мне передохнуть, она ласкала меня, гладила спину, кончиком языка трогала мои соски, смотрела мне в глаза. И оставаясь в ней, я чувствовал как мой член опять твердеет. Он пульсировал, обретал форму, становился крепким. О, да! Вот так! Шептала она. И её губы расплывались в улыбке. Я видел, как она чувствует моё возбуждение. И мы опять двигались навстречу друг другу и снова оргазмы накрывали нас обоих. Её трясло. Жидкость её флюидов, выделяемых при оргазменных толчках, стекала вниз по её ногам. Мы барахтались в этой луже причудливой формы из моей спермы и её выделений. Мы плыли как по реке или по ручью, по пруду, по озеру потные, слюнявые… Покачнулась стена палаты, поплыли кровати, скосилась раковина, закружилась голова. Я блеванул. Рвота вышла желчью. Смешались запахи. Завертелась карусель света и тьмы. Я провалился в пустоту.

День шестой
От всех этих кошмаров мне становится не по себе. Я боюсь выходить. В коридоре ждёт меня чудовище. Всякий раз, когда я выхожу в сортир помочиться, оно нападает на меня сзади, впивается мне в мозг, и я словно превращаюсь в безвольную куклу, управляемую злобным кукловодом... Я пытаюсь заснуть. Заснуть - труднее этого я ничего и придумать не могу. А сон больше похож на бессильное забытье. Он окутывает меня непроницаемой оболочкой, из которой невозможно выбраться. Всё, что имеет хоть какое-то значение, бесследно исчезает, а меня вынуждают жить по правилам, не имеющим никакого смысла... Я закрываю глаза и на меня медленно спускается потолок, скоро он меня раздавит, я уже не могу дышать.


День седьмой
Сегодня он снова приходил ко мне, я его чувствовал, он говорил со мной. Он дал мне в подарок пистолет. Зачем он мне подарил его, я не знаю. Захватывающий шедевр гениального австрийца Гастона Глока. Пистолет стал продолжением моей руки. Я научился разбирать и собирать его закрытыми глазами. Теперь я не боюсь чудовищ и злобных тварей, которые ходят по коридору. Я убил в себе эмоции. Я стал холодным как меч. Ненависть и только ненависть заостряет мои чувства, мобилизует древние инстинкты и природные рефлексы. Я не доверяю никому, враг везде. Ненависть становится выше, чем просто чувство, она становится моим естеством. Я подозреваю всех и каждого. Я чувствую жертву на расстоянии по запаху, по шагам на лестнице, по дыханию. Я ежедневно разбираю свой пистолет и собираю снова. Вид оружия питает ненависть. Я сливаюсь воедино с пистолетом, я чувствую холодную сталь ствола. Я ложусь спать в одежде. Я готов к действию в любую минуту. Я жду и дышу спокойно. Ненависть убивает во мне нервозность, она воспитывает во мне терпеливость. Ярость слепа, гнев неразумен. Моя ненависть должна быть чиста от этих примесей. Она становится холодной и чистой, как стол патологоанатома. Я готов драться за свою ничтожную жизнь до последней капли крови. Ненависть даёт мне нечеловеческую силу и скорость. Я думаю о ненависти ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Я постоянно думаю о враге. Я знаю, что снаружи меня ожидают эти твари... Много всяких тварей. Я хочу идти дальше! Если вы хотите этого так же сильно, как и я, идите со мной. Я не могу ничего обещать. Только неистовую боль и вездесущую смерть...
Не смотри на меня! Не слушай меня! Просто иди за мной!