Ему вменяют, что он ей «засовывал пальцы». Представь: двухметровый мужик с огромными пальцами и семилетняя девочка. Ее четыре раза показывали гинекологам, и не нашли никаких повреждений. У него в тот же день взяли смывы, у нее — тоже, делали экспертизу покрывала, одеяла — никаких следов биологических, генетических — всюду отрицательный результат. И вот у следствия есть показания этой девочки, записанные следователем без видеозаписи. Но, как мы выяснили через лингвистическое исследование, слова в протоколе допроса не принадлежат семилетнему ребенку, потому что семилетние дети не говорят такими словами. Не говоря уже о том, что ее показания дословно воспроизводят абзацами показания ее мамы — это тоже установлено через исследование. Дальше больше.

Следствие назначает психолого–психиатрическую экспертизу девочки. Эксперты говорят: у девочки острая реакция на стресс. Эта экспертиза была проведена через два месяца после предполагаемого события преступления, которого, как мы уверены, не было. А простой поиск в Гугле «острой реакции на стресс» выдает, что это такое состояние, которое возникает в течение несколько часов после психотравмирующего события и проходит в течение двух–трех дней максимум. То есть, возможно, это была реакция на следственные действия или на что–то вообще никак не связанное с уголовным делом? Но они делают следующую экспертизу и исправляют диагноз. Теперь они называют состояние девочки «смешанной тревожной депрессивной реакцией с расстройством адаптации». И говорят: этот диагноз находится в причинно–следственной связи с тем, что в отношении девочки совершил Иванов.

Эксперт, откуда вы знаете, что он вообще чего–то совершил? Как эксперт может в выводах написать, что до 25 декабря такая–то была психически здорова, а потом Иванов совершил с ней такие–то действия, и она психически заболела? Вы наблюдали ребенка по месту жительства? Или вы просто почитали обвинительное заключение и переписали его? Эксперты, по сути, копируют обвинительное заключение, выходя за рамки своих компетенций. А вот вопросы, которые перед экспертами ставит следователь: «Какова степень тяжести вреда здоровью, причиненная обвиняемым Ивановым потерпевшей такой–то»? То есть то, что событие преступления было, хотя оно оспаривается подсудимым, экспертами выдается за факт. Как и причастность к преступлению конкретного человека. Как будто бы все уже доказано.

— Следователь неправильно поставил вопросы?

— Это то же самое, как спрашивать: «Как давно вы перестали пить коньяк по утрам?» У них уже ответ есть в самом вопросе. Все доказано. Это абсолютный выход за пределы компетенции эксперта.

— И что суд?

— 14 июня вынесен приговор: 12 лет и 2 месяца, но текста приговора у нас нет до сих пор. Судья провозгласила вводную и резолютивные части, мы не знаем до сих пор, как суд оценил все наши доказательства.

http://worldcrisis.ru/crisis/3091886