21:35 12-03-2008
Наброс #3 (кругом одни евгеи)
Кстати, по поводу недавнего прогона про корсиканца-сиониста и шикльюбера-масона.
Благодаря сновтигре появилась мысль, как протянуть мостик к нашему времени.
Согласно вышеуказанным версиям, основной задачей сионистов являлось основание государства Израиль, и, понятно, привлечение туда евреев. У напольона это не получилось вообще совсем, у гитлера, в смысле - его союзников, в смысле по итогам, получилось почти. А у кого ещё получилось? Т.е. кто ещё сыграл на руку сионистам?
Ответ: чуваки, развалившие Советский Союз.
«В начале 90-х годов резко увеличилось число прибывающих в Израиль репатриантов, в основном из республик бывшего СССР. Всего в период с 1990 по 1996 год прибыло свыше 600 тысяч человек» ©
Благодаря сновтигре появилась мысль, как протянуть мостик к нашему времени.
Согласно вышеуказанным версиям, основной задачей сионистов являлось основание государства Израиль, и, понятно, привлечение туда евреев. У напольона это не получилось вообще совсем, у гитлера, в смысле - его союзников, в смысле по итогам, получилось почти. А у кого ещё получилось? Т.е. кто ещё сыграл на руку сионистам?
Ответ: чуваки, развалившие Советский Союз.
«В начале 90-х годов резко увеличилось число прибывающих в Израиль репатриантов, в основном из республик бывшего СССР. Всего в период с 1990 по 1996 год прибыло свыше 600 тысяч человек» ©
08:51 12-03-2008
2000 лет в выживаниях
...В 1179 г. церковь постановила, что взимание процента на ссуду запрещено Священным Писанием, равно как и законами естества, и что все христианские ростовщики будут наказаны отлучением от церкви. Так как каноническое право не распространялось на евреев, это постановление не затрагивало еврейских ростовщиков, и вскоре ростовщичество стало в Западной и Центральной Европе преимущественно еврейским занятием. […]
…Речь шла, по мнению Зомбарта, о столкновении двух диаметрально противоположных систем моральных и правовых норм. В Римском или германском праве все обязательства рассматривались как имеющие исключительно личный характер, а цена определялась исходя из имеющей личный характер категории «справедливой цены». В Талмуде же представление об обязательстве абстрагировано от человека, может передаваться, становится «требованием на предъявителя». Если понятие о «справедливой цене» там и существует, то лишь в отношении к своим, в применении к чужим представление о «справедливой цене» отсутствует, цена такова, какую реально можно получить. В качестве одного из примеров, иллюстрирующих противоположность этих двух моральных систем, Зомбарт приводит отношение к собственности. В римском праве и праве многих средневековых народов собственность понимается гораздо более лично, больше рассматривается как «продолжение человека», чем теперь. В связи с этим её отчуждение воспринимается как нечто неестественное, и право обычно стремится его затруднить. В Талмуде же прямо противоположное отношение. Так, если по германскому средневековому праву украденная и потом купленная у вора вещь должна быть безвозмездно возвращена первоначальному владельцу, то Талмуд считает её собственностью купившего, а первоначальный владелец может её только выкупить обратно. То есть, в первом случае между хозяином и вещью предполагается некая связь, которая не исчезает из–за того, что кто–то другой заплатил за неё какую–то сумму (мы могли бы это сравнить с нашим отношением к похищенному ребенку), во втором же случае это отношение исчерпывается уплатой цены вещи.
Коренное различие в хозяйственной морали евреев и христианского общества отмечает и Гретц. В «Истории евреев» он пишет по поводу польских евреев:
«Не–еврейский мир должен был, на свою беду, убедиться в преимуществе талмудического закона польского еврейства».
И надо признать, что в общемировом масштабе этот закон действительно победил. «Индустриальное общество», охватывающее теперь практически ведь мир, основывается именно на этой талмудической, как уверяет Зомбарт, хозяйственной морали.»
[...]
…В XVIII–XIX в.в. происходит резкий перелом в положении европейского еврейства. А именно, среди евреев возникает быстро растущее движение за выход из изоляции: за усвоение образа жизни окружающих народов, их культуры. Это течение придает совершенно новый характер европейским еврейским общинам. Параллельно усиливается борьба и за юридическое равноправие евреев, которого они и добиваются в XIX в. в подавляющей части европейских стран.
Принятие евреями образа жизни европейских народов в среде этих народов часто называют «эмансипацией», в еврейской же среде это течение называли «Хаскала», а сторонников его — «маскилим».
Этот переворот несомненно связан с увеличением хозяйственного влияния евреев. Так, уже с XVI, а систематически с — XVII в. еврейские дельцы осваивают совершенно новую сферу деятельности — колонии европейских стран. В Бразилии евреи скоро стали гoсподствующим слоем, в частности, держали в своих руках сахарные плантации, бывшие основой экономики страны. Так же и на Ямайке они заняли господствующее положение, и христианские купцы жаловались, что евреи их вытесняют. […] В докладе инквизиции из Южной Америки в 1636 г. говорится: «Они стали хозяевами всей торговли в королевстве: от парчи до грубого холста, от алмазов до тминных зерен, все проходит через их руки». […]
В немецких государствах типичной комбинацией были «князь и еврей» (Furst und Jud), причём в руках последнего находились финансы государства. Так, больше ста лет придворными банкирами императорского двора а Вене был дом Оппенгеймеров. […]
В сочинении «Прусская монархия» Мирабо пишет: «Единственные торговцы и фабриканты, располагающие в прусских провинциях большими состояниями — евреи. Среди них есть миллионеры».
И Гретц подтверждает, что богатства евреев в Берлине далеко превосходили богатства христианских бюргеров. Поэтому можно не удивляться, что Мирабо, ненадолго посетив Пруссию, так чутко воспринял проблему еврейского равноправия: он был кругом в долгу у еврейских ростовщиков. Так же и Лессинг, написав пьесу «Евреи», вскоре получил доходное место в считавшемся мало чистоплотным деле по чеканке монеты, находившемся в руках у банкиров Эфраим. Когда же он писал своего «Натана», ему выдал аванс еврейский купец Мозес Вессели из Гамбурга. По этим отдельным штрихам можно представить себе ситуацию в более широком масштабе. «Лица свободных профессий» — писатели, журналисты, актёры были тогда очень мало обеспечены, и финансовая поддержка для них значила чрезвычайно много. Да и владетельные князья тоже были восприимчивы к подобным аргументам. Например, в начале ХIХ века банкир из Франкфурта–на–Майне Амшель Ротшильд уплатил великому герцогу Дальберту 400.000 гульденов, за что тот предоставил франкфуртским евреям равные права с остальным населением.
Во время революционных и наполеоновских войн эмансипация распространялась и на другие завоеванные Францией или находящиеся под её влиянием территории. Так, она охватила всю Германию — закон об эмансипации евреев в Пруссии, в частности, был принят в 1812 году. Идею предоставления евреем полного равноправия поддерживал влиятельный канцлер Гарденберг. […]
Такие бурные изменения, как всегда, взвали и реакцию — как идейную, так и политическую. Например, Фихте писал в 1793 году:
Почти все страны Европы охватывает мощное, враждебно–настроенное государство, находящееся в состоянии войны со всеми остальными государствами, и в некоторых из них чудовищно угнетающее rpаждан… Это государство основано на ненависти ко всему человеческому роду.
Такой идеологической реакции на эмансипацию параллельна позиция практического и прагматического деятеля — Наполеона. В 1806 году он созвал заседание Государственного Совета для обсуждения вопроса о положении евреев во Франции. Поводом были жалобы на то, что в Эльзасе еврейские ростовщики и спекулянты оказались хозяевами почти всех земель и скота (даже Гретц допускает, что «некоторые еврейские ростовщики, возможно, проявили большую жесткость»). Наполеон сказал:
Французское правительство не может быть равнодушным к тому, что нация, способная на любые низости, стала безраздельно господствовать над двумя прекрасными департаментами Эльзаса… Целые деревни обращены евреями в свою собственность, они заменили феодалов… Они рискуют однажды быть перебитыми возмущенным населением Эльзаса, как это уже столь часто случалось, и почти всегда по их вине.
И т.д.
…Речь шла, по мнению Зомбарта, о столкновении двух диаметрально противоположных систем моральных и правовых норм. В Римском или германском праве все обязательства рассматривались как имеющие исключительно личный характер, а цена определялась исходя из имеющей личный характер категории «справедливой цены». В Талмуде же представление об обязательстве абстрагировано от человека, может передаваться, становится «требованием на предъявителя». Если понятие о «справедливой цене» там и существует, то лишь в отношении к своим, в применении к чужим представление о «справедливой цене» отсутствует, цена такова, какую реально можно получить. В качестве одного из примеров, иллюстрирующих противоположность этих двух моральных систем, Зомбарт приводит отношение к собственности. В римском праве и праве многих средневековых народов собственность понимается гораздо более лично, больше рассматривается как «продолжение человека», чем теперь. В связи с этим её отчуждение воспринимается как нечто неестественное, и право обычно стремится его затруднить. В Талмуде же прямо противоположное отношение. Так, если по германскому средневековому праву украденная и потом купленная у вора вещь должна быть безвозмездно возвращена первоначальному владельцу, то Талмуд считает её собственностью купившего, а первоначальный владелец может её только выкупить обратно. То есть, в первом случае между хозяином и вещью предполагается некая связь, которая не исчезает из–за того, что кто–то другой заплатил за неё какую–то сумму (мы могли бы это сравнить с нашим отношением к похищенному ребенку), во втором же случае это отношение исчерпывается уплатой цены вещи.
Коренное различие в хозяйственной морали евреев и христианского общества отмечает и Гретц. В «Истории евреев» он пишет по поводу польских евреев:
«Не–еврейский мир должен был, на свою беду, убедиться в преимуществе талмудического закона польского еврейства».
И надо признать, что в общемировом масштабе этот закон действительно победил. «Индустриальное общество», охватывающее теперь практически ведь мир, основывается именно на этой талмудической, как уверяет Зомбарт, хозяйственной морали.»
[...]
…В XVIII–XIX в.в. происходит резкий перелом в положении европейского еврейства. А именно, среди евреев возникает быстро растущее движение за выход из изоляции: за усвоение образа жизни окружающих народов, их культуры. Это течение придает совершенно новый характер европейским еврейским общинам. Параллельно усиливается борьба и за юридическое равноправие евреев, которого они и добиваются в XIX в. в подавляющей части европейских стран.
Принятие евреями образа жизни европейских народов в среде этих народов часто называют «эмансипацией», в еврейской же среде это течение называли «Хаскала», а сторонников его — «маскилим».
Этот переворот несомненно связан с увеличением хозяйственного влияния евреев. Так, уже с XVI, а систематически с — XVII в. еврейские дельцы осваивают совершенно новую сферу деятельности — колонии европейских стран. В Бразилии евреи скоро стали гoсподствующим слоем, в частности, держали в своих руках сахарные плантации, бывшие основой экономики страны. Так же и на Ямайке они заняли господствующее положение, и христианские купцы жаловались, что евреи их вытесняют. […] В докладе инквизиции из Южной Америки в 1636 г. говорится: «Они стали хозяевами всей торговли в королевстве: от парчи до грубого холста, от алмазов до тминных зерен, все проходит через их руки». […]
В немецких государствах типичной комбинацией были «князь и еврей» (Furst und Jud), причём в руках последнего находились финансы государства. Так, больше ста лет придворными банкирами императорского двора а Вене был дом Оппенгеймеров. […]
В сочинении «Прусская монархия» Мирабо пишет: «Единственные торговцы и фабриканты, располагающие в прусских провинциях большими состояниями — евреи. Среди них есть миллионеры».
И Гретц подтверждает, что богатства евреев в Берлине далеко превосходили богатства христианских бюргеров. Поэтому можно не удивляться, что Мирабо, ненадолго посетив Пруссию, так чутко воспринял проблему еврейского равноправия: он был кругом в долгу у еврейских ростовщиков. Так же и Лессинг, написав пьесу «Евреи», вскоре получил доходное место в считавшемся мало чистоплотным деле по чеканке монеты, находившемся в руках у банкиров Эфраим. Когда же он писал своего «Натана», ему выдал аванс еврейский купец Мозес Вессели из Гамбурга. По этим отдельным штрихам можно представить себе ситуацию в более широком масштабе. «Лица свободных профессий» — писатели, журналисты, актёры были тогда очень мало обеспечены, и финансовая поддержка для них значила чрезвычайно много. Да и владетельные князья тоже были восприимчивы к подобным аргументам. Например, в начале ХIХ века банкир из Франкфурта–на–Майне Амшель Ротшильд уплатил великому герцогу Дальберту 400.000 гульденов, за что тот предоставил франкфуртским евреям равные права с остальным населением.
Во время революционных и наполеоновских войн эмансипация распространялась и на другие завоеванные Францией или находящиеся под её влиянием территории. Так, она охватила всю Германию — закон об эмансипации евреев в Пруссии, в частности, был принят в 1812 году. Идею предоставления евреем полного равноправия поддерживал влиятельный канцлер Гарденберг. […]
Такие бурные изменения, как всегда, взвали и реакцию — как идейную, так и политическую. Например, Фихте писал в 1793 году:
Почти все страны Европы охватывает мощное, враждебно–настроенное государство, находящееся в состоянии войны со всеми остальными государствами, и в некоторых из них чудовищно угнетающее rpаждан… Это государство основано на ненависти ко всему человеческому роду.
Такой идеологической реакции на эмансипацию параллельна позиция практического и прагматического деятеля — Наполеона. В 1806 году он созвал заседание Государственного Совета для обсуждения вопроса о положении евреев во Франции. Поводом были жалобы на то, что в Эльзасе еврейские ростовщики и спекулянты оказались хозяевами почти всех земель и скота (даже Гретц допускает, что «некоторые еврейские ростовщики, возможно, проявили большую жесткость»). Наполеон сказал:
Французское правительство не может быть равнодушным к тому, что нация, способная на любые низости, стала безраздельно господствовать над двумя прекрасными департаментами Эльзаса… Целые деревни обращены евреями в свою собственность, они заменили феодалов… Они рискуют однажды быть перебитыми возмущенным населением Эльзаса, как это уже столь часто случалось, и почти всегда по их вине.
И т.д.