Печальной истории этой начало
В поэме моей в прошлый раз прозвучало,
И раз уж ее на стихи положил,
То все же сегодня продолжить решил...

***

Защелкали птицы. Весеннее солнце,
Не зная беды, заглянуло в оконце,
Но встретило сумрак опущенных штор,
Никто не проснулся, увы, до сих пор.

Два тела в постели лежат бездыханны,
Затянуты коркой кровавые раны,
А в кресле еще одно тело лежит -
Несчастный Ванюха там, скорчившись, спит.

Спи, спи, паренек! Пусть душа отдыхает!
Когда ты уснешь так спокойно - кто знает?
Такие страданья тебе предстоят,
Что ты проклянеш этот вечер стократ!

А день уж пошел. Затрещали мобилы,
Пришло ровно в девять отцовы громилы
(На стрелку ли, в банк ли собрать их велел?),
Явились и видят: "бугор" околел...

Причины понятны: топор и Ванюха.
Ему для порядка заехали в ухо,
Но сильно не били - не та у них страсть,-
А больше спешили что можно украсть.

Потом покатилось: машина, ментура...
На все отвечал он спокойно и хмуро:
Ум знал, а душа не могла осознать,
Что больше не встретит отца он и мать.

Какие, быть может, плохие ни были,
Но все же по-своему сына любили,
Их нежные ласки он вспомнил теперь,
Ведь любит детеныша даже и зверь!

...Отцовский был вызван отец из деревни,
Мужчина в соку, а не то, чтобы древний
Старик. Деловит и подтянут. На вид
Такой же, как сын его, тертый бандит!

Смекнул, что к чему старикан очень скоро:
На сына убийство плевал он; их ссора
Пятнадцать годов уж как их развела,
Он внука не видел - такие дела!

Но здесь "состраданьем" проникнулся к внуку,
Сыграл, что любовь пересилила муку:
Была старикану ОПЕКА нужна,
Ему отдавала богатства она.

Иначе пошли б государству хоромы,
А Ваньке - колонии или детдомы.
В итоге двенадцатилетний пацан
Родному "дедуле" в опеку был дан.

Спихнула с себя его служба опеки,
Понять ничего не смогла в человеке,
Волчаре матерому дали овцу!...
Но тута рассказ мой подходит к концу,

Кто если читает, учтите, что все же
Историю эту продолжу я позже,
А счас за курсач - тороплюсь его сдать,
Не то за искусство мне несдобровать!
,