Я с неприязнью замечу, что Рыбаков всё-таки пишет грязно. Сильно, но грязно. А Пелевин — не так сильно, и ещё более грязно. А частенько случается и такое: берёшь хвалёное, начинаешь — и видишь, что в этом действительно что-то есть, но уже порядком для тебя давнешнее и протухшее. Особенно ярко ощущается, когда то, что берёшь в руки — оно уже тобой читанное, только давно. И это давно становится с буквой г.

Интересно, а я пишу грязно?

Глумливость автора — от пережитой боли, наверное. А вообще, почём мне знать? Я переживал другие виды болей, поэтому наверное и глумлюсь по-другому.

Несправедливо сказать, что можно вот так вот взять и занезависеть от чужих мнений. Медленно, но верно — они гнут. Когда разные люди, не сговариваясь, вещают, по сути, одно и то же — да сколько угодно может быть это ересью — но начинаешь поневоле сомневаться. А.Г. сказал как-то, что обмусоливание идеи с другими людьми тем и хорошо, что они тыкают в слабые места, которые тебе надо ещё шлифовать и шлифовать. Только самому — а не им доверять. А то так нашлифуют, что от идеи один обмылок останется. Умный Васька слушает, да ест.

Наверное, сомнения полезны. Это такой вид творчества — борьба с сомнениями. Наедине, неспеша, не пытаясь одним махом все сомнения завалить — они выживают и снова размножаются. А наоборот — покумекать, как и что, где правда — а где не пойми чего. И щелчком их, по носу, по носу!

Рубить головы Гидры и прижигать огнём.

С изумлением обнаруживаю, что благодать — не просто нечто без краёв и дна, а вполне даже меряется в литрах, килограммах и ваттах, имеет свойство не только прибывать, но и убывать, и более того — вполне прогнозируемо.

Пути Господни неисповедимы, но в какой-то момент ты идёшь рядом с Ним и, как два инженера или архитектора, вы делитесь секретами и взвешиваете банки с благодатью, прикидывая расход на предстоящую часть вполне очерченного пути. Жмёте руки и расходитесь — ты снова вниз, а Он как бы сверху: для подстраховки, — извиняется Господь, — к тому же оттуда лучше видно.

И если делишься благодатью — то на некоторое время рука твоя скудеет, и чувствуется вакуум в душе — и тем он больше, чем с меньшей пользой ценное было потрачено. Но и здесь находим плюс: ведь это довольно точное мерило целесообразности действий, только вот задним числом. И, как всё, что задним числом происходит — болезненное.

Бедный, бедный Иегова! Как томился Он, как мучался, создавая и предначерчивая каждую деталь этого мира! Как рвалась Душа Его, как строил Он, разрушал и снова строил, рисовал и стирал, добиваясь безукоризненности, не моща оставить халтурным. Как источал всю Благодать Свою и даже более чем мог, как чуял опустение в Своём Сердце! Как метался над сырой поверхностью, ища вдохновения, как слушал звёзды и колесил по сатурновым кольцам… В полном, полнейшем, беспросветном одиночестве.

if I go, will you follow
me trough the cracks and hollows?
and I would be your Cain
if you would be here now

Current music: Tiamat - Cain