Вот, выхожу из каморки потихоньку... С читателями начал общаться.
Всё-таки общение выгоднее монолога. А раньше я просто боялся, как бы не плюнули в самое-самое уязвимое... Не от этого ли бежал из Абилити-Клуба? Но прихожу к общению, нельзя без него.
Надобно открывать двери души нараспашку. Не бояться, правда. Ведь если у тебя огонь души ярок и горяч — то и тысяча плевков его не затушат. Но из открытых створок вырвется пламя и растопит лёд; и чьи-то ладони потянутся, чтобы согреться.
Открой дверь, и я войду, и принесу с собою... Такой вот солнечный денёк, как сегодня, и снежок, серебрящийся в холодно-ласковом солнышке. Сижу дома, хвораю, на работу не пошёл. Зато могу наблюдать всё это великолепие.
Current music: Дельфин - Дверь
Давно уж замечено, что духовное развитие — это соединение разрозенного, соединение двойственностей, слияние того, что кажется противоположным.
Нетрудно видеть, что и любовь, во всём многообразии понимания этого слова, тоже сводится к двум понятиям, как-то:
Любовь-страсть. Это как раз та, которую на Востоке называют "эрос", когда она носит половой характер. Но любовь-страсть не обязательно сексуальна и не только на Востоке: именно на низших проявлениях этого чувства играет современная
западная потребительская парадигма: проталкивая свой товар потенциальному покупателю (то есть покупателю с потенцией
), продавец стремиться вызвать у первого
страсть к предлагаемой продукции. Неудивительно, что в большинстве случаев реклама сводится к раздражению самых простых вариаций человеческой страсти: пищевой и сексуальной, а иногда и всех вместе.
Отходя от лирического отступления, надо сказать, что, конечно, страсть — далеко не только желание
потребить вожделенный объект или хотя бы стремление находиться с ним рядом. На более высокой ступени любовь-страсть — это видение Бога в любимом человеке, предмете или пейзаже. У любящего возникает всё многообразие переживаний вплоть до мистических... Что можно как раз и назвать истинной сутью и смыслом этой любви.
Противоположность ей —
любовь-забота. На Востоке её называют "агапэ", и это слово для западного уха прозвучит ново. Можно назвать эту любовь и любовью-жалостью и любовью-жертвой, но мне кажется, что слова
жалость и
жертва имеют в современном понимании не тот смысл, что в древних трактатах. Потому как и жалость и жертва — понятия изначально
радостные. Современно будет сказать так: любовь-сопереживание.
Это чувство близко к материнскому. Оно призывает сделать для возлюбленного всё возможное, отдать себя, пожертвовать собой. Увидеть мир с позиции любимого и понять его ценности: что для него хорошо, что хорошо для его пути и помочь ему в этом. Позиция любви-заботы похожа на ощущение
себя Богом, поэтому она и противоположна страстной любви.
Следует заметить, что оба истинных вида любви не имеют никакого отношения к обывательскому пониманию любви как привязанности: они отличаются направлением внимания, в первом случае на любимого, а в последнем случае — на себя.
Искатели идеальных отношений правы — такая связь между двумя существами имеет место быть и представляет собой слияние двух видов любви — на первый взгляд, противопоставленных друг другу. Высшая нота этого слияния — встреча с сотрудником противоположного пола, данного навеки и представляющего из себя вторую половинку нашей души. И как всё разрозненное по мере роста души стремится к соединению, так и две её части стремятся обрести единство.
Когда же это произойдёт? Не раньше, чем мы познаем в достаточной сетепени такие разрозненности как две любви и мужское и женское начало. Не раньше, чем сможем жить полной жизнью в видимом одиночестве. Именно тогда женщина встретит своего витязя, а мужчина найдёт свою боевую подругу, и они вместе продолжат путь в Бесконечность.
Не так ли задумано, чтобы им быть вместе? Делать одно дело, вместе творить и поддерживать друг друга? И только узкое сознание привязанности, пошлости и себялюбия мешает этому...
"И оставит он отца и мать и прилепится к жене своей..."
Жить в одиночку видится теперь чем-то малым и не продуктивным, а главное — неестественным. Возможно, это и не самая чёткая запись, мысли несколько путаются; я писал это долго, и вот закончил, как есть. Это должно было быть написанным.