Посмотрите, какие у меня здоровенные мускулы (издевательски надувает щеки), я правда очень сильная. Я все смогу, знаете, правда?! Может, кто-то другой бы сдался на моем месте, но у меня хватит сил дойти до конца, потому что я знаю, что я смогу. I'm just testing myself. И в этом, похоже, вся моя жизнь.

Вся женская жизнь, как один день...

Я бы хотела изобрести лекарство против старости, чтобы мой папа не старел, чтоб он навсегда остался таким же красивым и гордым, каким был когда-то. Угрюмым. Добрым. Сильным. В футболке с американской газетой. Я так радовалась, когда он улыбался, я знала, что значила тогда его улыбка. Не каждый случай мог такую вызвать. Мой папа. Я хочу, чтобы он всегода был со мной. Таким.
Чтоб он брал сильной рукой мою маленькую ладошку, чтобы долго и интересно рассказывал, что происходит вокруг меня, чтобы вел меня в первый ряд смотреть Золушку. Двеннадцать месяцев. Читать ему вслух Булычева. Ходить в музей Пушкина вместе. Гулять. Смотерть скачки вживую. Гладить шершавый нос лошади. Слушать пластинки. Пан Бржезина. Пеппи длинный чулок. Карлик нос. Буратино. Хатабыч.
Давить на тугую кнопку Электроники. Сдувать пыль с винила.
Водить пальцем по коркам бесчисленных книг.
Я не могу видеть, как он стареет, это причиняет мне боль. Я бы все отдала, чтобы его волосы не седели.
А они белеют безвозвратно. И сразу после смерти бабушки он так сдал, и мне все время хотелось плакать. Почему, зачем красота уходит? Зачем она сдается, почему не держится, почему.
За стеклом теперь огромный портрет бабушки. Красивой, молодой, чернобровой. Тот самый, которым она всегда гордилась. Последний раз, когда я была у нее, мы говорили о красоте.