Никогда в меня не вкладывали ничего из того, что теперь есть во мне. Меня не просили о помощи, когда было тяжело, и развлечь не просили, когда было грустно. Меня не заставляли объясняться за провинности. Почему в один из дней мне захотелось читать? Почему в один из дней мое существо решило, что неплохо бы взять домашнюю работу на себя? И наконец, что мне совсем непонятно, откуда в мою голову пришла идея праздновать Пасху с полным убеждением в том, что это самый лучший праздник? Кто вел меня все эти дни: тот, кого я знаю, или тот, кого мне мечталось узнать? Теперь я путаюсь в этом. Меня занимало перечисление того, что я еще не умею, и чему необходимо как можно скорее обучиться. Нельзя, конечно, исключить тот факт, что при несколько другом стечении обстоятельств мне были бы, например, не известны бесчисленное множество кондитерских фабрик и продукция, которую они выпускают. Скажем так, объекты, которые вам приходится менять местами, выбираете не вы, но научиться перемещать их вы должны сами. Я всегда была одна и никого не звала в свои дела. Попытки объяснить взрослым то, чего я хочу, я не то, что бросила рано, я их никогда не предпринимала. Одна мысль не давала мне покоя: пусть я молчу и пусть им некогда, но это не может лишить меня мира. С чего я вдруг решила, что мои полкомнаты равноценны целому миру и даже больше его? И чем могла я там заняться, когда никто не учил и я не просила учить: я стала складывать слова. Теперь это единственное, что я умею, и убогость моих умений не делает мне чести.