Влада Мариановна была учителем русского языка и литературы. Уже одно это, по моему глубокому убеждению, является комплиментом. Человек, который рос и формировался под влиянием всего того, на что у нас вечно не хватает времени, но что так хочется успеть охватить, прочесть, ну хоть взглянуть, не может быть никаким. Да, мне встречались руссички-сволочи, руссички-истерички, но они были возвышенными и стильными сволочами, утонченными истеричками. В поведении всех без исключения знакомых мне учителей русского есть моменты, когда чувствуется балансирование на грани. Между «громко» и «так, чтоб дух захватывало». Между «мне интересно» и «я этим дышу». Между…
Влада Мариановна была не только учителем русского языка и литературы, но и замечательным человеком. Хотя это было непросто.
Дружба наша случилась в пятой школе. В пятом классе (моем). В тот год мы обе были новенькими. Я пришла учиться, Она – учить. После моей первой школы, где на уроках у пожилой заслуженной учительницы молчали даже самые отмороженные ученики, мне было неясно, как можно вытворять Такое. В то время в моде были мексиканские телесериалы, и имя, вернее, отчество руссички, по неведомой логике кличкодавательства, проассоциировалось у класса с ранчо, где росла Просто Мария, а вовсе не Марианна из «Богатые тоже плачут». Сейчас мне трудно представить, как бы поступила я, если бы тридцать десятилетних выродков хрюкали, мычали и кричали «ранчо!ранчо!» на моих уроках. Во всяком случае, я вряд ли стала бы от урока к уроку стараться чтоб им было интересно. Без всяких двоек в дневниках. Без криков. Без подключения родителей…
А мне было интересно. Я до ночи писала какие-то гениальные сочинения на совершенно непрограмные, а Ее, просто интересные и действительно творческие темы. Мне до слез хотелось порадовать Ее своими ответами и домашними заданиями. Надо ли говорить, что Она заметила мои старания. А я заметила, что нравлюсь Ей и стала заступаться за Нее перед одноклассниками. Это помогло. Все видели, что наши отношения выходат за рамки «учитель-ученик», но почему-то боялись вмешиваться. Все ведь нормально, если пытаться перевести в слова: я люблю русский, стараюсь, получаю за это поощрение от учителя…
Бред… Просто к пятому классу я уже достаточно много знала о жизни, чтобы просто сказать: я дружу с Владой Мариановной. Потому что это ненормально. Извращенно. Преступно. И хотя мне было приятно с Ней общаться, а дни, когда были Ее уроки, я любила больше выходных, я даже себе не могла сказать «люблю». «Люблю русский» – пожалуйста, а вот «люблю Ее»…
Она же переросла тот возраст, когда думаешь, что знаешь о жизни достаточно много. И вышла из него вне стада – характерная особенность всех людей, любимых и уважаемых, а так же ненавидимых и презираемых мною. И когда третьего декабря – в мой день Рождения, - Она поздравила меня при всем классе, краснела я, а Она улыбалась. Пятого декабря я поздравляла Ее – тихо, на перемене. У меня теперь была открытка и маленькая цветочная композиция, сделанная Ею, у Нее – тоже открытка с ками-то самопальными «сднемрожденческими» стишками и фаянсовый дракончик моего изготовления.
Зимой мы ставили несколько сцен из «Алисы в Стране Чудес». Ясно, кто был Алисой. Мы показывали их прямо на уроках, потом пили чай, и я была счастлива. Потом эти постановки должны были демонстрироваться на уровне школы, но я заболела, и мою роль играла дублерша. Замечательная девочка Света О., которой это было нужнее, чем мне. А потом я приша опять в школу после столь редкого для меня гриппа, и все говорили, что из меня Алиса лучше… И тогда я вдруг поняла, что уже давно меня любят одноклассники, и даже поклонники имеются, и что все это потому, что я замечательная, и потому, что рядом Она.
А еще я любила сидеть у Нее после уроков. Мы говорили о жизни, литературе, Она очень многому меня научила. Однажды вечером (я училась на второй смене) мама была на родительском собрании, а я ждала ее и сидела в соседнем кабинете с Владой Мариановной. Она проверяла диктанты и нашла в моем две ошибки. Она была сильно огорчена – я к тому моменту была отличницей на Ее уроках, и тут такое… Мне было стыдно-стыдно-стыдно, я готова была переписать этот диктант сто-тысяч-мильонов раз, лишь бы не огорчать Ее. Я не спала целую ночь, мамины и папины претензии на вечную тему «опять-на-тебя-жалуются-где-домашние-задания-что-за-прогулы-английского» прошли мимо меня. Все было не важно теперь, когда я Так Ее огорчила. А на следующее утро Она выдала нам тетрадки с результатами диктанта. В моей стояла пятерка, а ошибки были аккуратно исправлены синей ручкой. Потом Она сказала мне: «Я не могла иначе». И я видела, что Ей теперь стыдно из-за меня. Стыдно, но хорошо… И это было, как… Как переспать с любимым, но женатым человеком. Или как лишить девственности того, кто любит тебя без взаимности… Упоительно и страшно… Навсегда… Только мне было десять…