Мне некогда говорили, что жизнь человека колеблется между двумя ключевыми векторами -- стремлением к любви и стремлением к смерти. Иногда этот журнал читают умные люди психологи, они, наверное, скажут лучше; к тому же я, опять же наверное, могла неточно запомнить. Но сейчас, в осенний дождь за окном и ночь на душе, мне кажется, что запомнила я все-таки верно.

А еще мне кажется, в этот дождь и ночь, что это само высказывание очень верно, и более того -- стоит стремлению к любви хоть как-то осуществиться, или -- что точнее -- осуществиться определенным образом, или, что еще скорее -- неожиданным образом, стремление к смерти начинает резко преобладать.

Мне начинает сладко сниться моя смерть.
Мне начинает мучительно сниться погоня за ней.
Причем не так, как она, возможно, снится потенциальным самоубийцам, жаждущим ее с влюбленным пылом, а так, как ждут старых друзей, как ждут отосланного слугу -- то до боли, до рези в сердце нетерпеливо, то набираясь некоторого терпения, потому что знаешь -- скоро, пусть не так скоро, как хотелось бы иногда через сердечный тоскливый спазм.

Занятно, мне всегда думалось, что я умру в преклонном возрасте, среди роз. Не детей; я почему-то совершенно не могу себе представить своих детей. Даже в мечтах недавнего прошлого они мне представлялись взрослыми, такими взрослыми, которых я сама хотела бы видеть подле себя, хотела бы иметь в единомышленниках и соратниках, или просто друзьях; и при этом с налетом меня, такой меня, какой бы я могла стать, будь жизнь вокруг иной. Но не иначе. Никак не иначе.

А иногда мне казалось, что я умру, исполнив то, что мне всегда казалось наиболее очевидным моим предназначением -- причем не всегда, о, отнюдь не всегда великим и роковым, мне ли быть тщеславной; но так, поставив точку этой самой смертью.

Теперь не так.

А еще занятно, что я никогда не дорожила жизнью и не боялась смерти -- боли, быть может, но не смерти, и не могла понять тех, кто боится. Иные из тех, кто меня знают, сказали бы, что это расовая особенность; быть может. Но да, не дорожу. А сейчас, может быть, менее, чем когда-либо.

Надо пойти исповедаться, кстати.