Как я не сопротивляюсь, питер яростно сражает меня милотой.

«Молодой человек, садитесь», - обращается какая-то старушка в полупустом автобусе.
"Тётя Люба", – говорит соседка, когда я спрашиваю её имя, и потом, чуть подумав, смущённо поправляется: - "Людмила"
Таксист рассказывает, чем прекрасны спальные районы.
Вежливо разговаривают полушёпотом какие-то школьницы, заселившиеся в соседний номер хостела.
Девочка с ресепшена скучает по Иркутску так старательно, что по нему начинаю скучать и я (хотя я никогда в нём не был).

В прошлые приезды я чувствовал снобскую скрытую агрессию Питера. В этот раз – доброжелательную милоту.
Может что-то изменилось во мне?

Каждый прохожий, кажется, принадлежит к какой-то милой детской субкультуре. Особо это лёгкое попугайство заметно в толпе.
Проезжаю мимо Авроры, открытой для посещений.

А вокруг ещё пять тысяч Лемонов, пятнадцать Шнуров и сто пятьдесят Аким в разных вариациях.

После Чечни и лагеря йогов (где не были ни одного плаката без пунктуационных ошибок) – Питер сражает интеллигентностью. Я просто таки наслаждался этим забытым ощущением в Краснодаре. Здесь оно почти сбивает с ног. Мне хочется разговаривать со случайными прохожими, но это таки не Чечня.

Снимая старинную квартирку, как две капли воды похожу на ту, в которой жил в Ярославле. При этом ярославскую, напомню, строили гитлеровцы для своих офицеров. В Питере очевидно никакие гитлеровцы квартир не строили. Дом сталинский. Поразительно, здесь даже выключатели на тех же местах, что и в гитлеровском. Даже заколоченное окно в ванную (потому что в начале двадцатого века ванны часто не освещались лампочками, и для освещения делали окна).
Я сразу знакомлюсь с соседями и расспрашиваю их о распорядке уборки. Засранцев-соседей из Ярославля я буду всю жизнь помнить.

Покупаю плед. ДА, МНЕ ОЧЕНЬ СТЫДНО.

У соседки шикарный ч0рный кот. Смотрю на него в немом восхищении.
Я наконец-то живу с котэ.

Питер теперь ассоциируется у меня с Одессой. Чуть менее одесский, чем Одесса, но ведь близко.
Не могу прощупать чёткое мнение о городе. Что-то от Одессы, что-то от центральной России, что-то оттуда, что-то отсюда. У меня не получается чёткий образ.
Надо купить шарф. Без шарфа не то.

Заселяюсь не совсем в центре, но рядом. (на Лесной)
Не совсем напротив работы, но ещё более рядом.
Хочу ездить в офис вообще на самокате, потому что велик недостаточно смузи. Впрочем вижу через дорогу от дома стоит велопарковка по карточкам. А самокатопарковки не стоит. Хмм…

А вот всеобщая страсть с зауженным штанам меня уже задолбала. Это хуже леопардовых лосин.
А ещё замечать во что кто одет, это ко мне с Кавказа прилипло, и я уже не могу иначе. Это чудовищная провинциальность на самом деле. Я разочарован в себе.

А ещё я постоянно борюсь с желанием спрашивать у всех: «а вы откуда». Меня здесь никто об этом никогда не спрашивает. Ещё одна привычка, которая намертво прилипла ко мне после жизни на Кавказе.

Соседи с готовностью рассказывают про свои обиды друг на друга.
«Семьдесят мегабит вам достаточно?» – спрашивает провайдер. Думаю, у меня хард столько потянет с трудом.
«Спуститесь под мост, там бургеркинг», – говорит охранник бизнес-центра.
«Вот вы бритву на стиральную машину положили», – говорит соседка, пока я бреюсь. – «А это не ваша стиральная машина, увидит её владелица и возмутится – зачем вы это сделали?»
"Ищете работу, которая раскроет ваш потенциал?" - спрашивает рекламный щит макдональдса.

Размышляю, какие квартиры мне нравятся больше – новые с гладким евроремонтом или старинные с ободранными тысячелетними кирпичами? Не знаю. И те и другие по своему прекрасны.
Ещё размышляю, что за шесть лет я ни разу не находил жилья, к которому нельзя было придраться. Помоему такого в мире не существует.

Где-то в параллельной вселенной все идут на выборы, все должны идти на выборы, никто не должен остаться равнодушен.
Точнее, конечно, это я где-то в параллельной вселенной.

В целом – я счастлив.
Хорошо быть мной.