Размышления о
Koveras
дневник заведен 14-04-2004
постоянные читатели [68]
13, acTpo, Aiden 69, aidez, ANN_in da club, ArchiDragon, Arushi, Atlantida, Banzai, big boss, BrightBlade, Classic-Club, ContraDei, CreateR, Cyber SHADOW, Elkin, House MD, Hydralisk, insteadMe, Irishka, Jonn, Koveras, Latronis, Lestaja, little chewie, Lorylin, Loskoron, Nimrod, Noliko, PALADIN, RedLine Graphics, redRaven, rutina, SaRiTiKoN, Schwarzweiss, Slow, Smiling Man, Svartkladd, The House Of Rock, TimeLine Flash, TonyS, Tre-ne-ne, Tutta, TwisteD, ZEAl, Алхар, Альхен, Аспирин Лыш, Библиотека, Букля_, Ветренный, Витольд, Долл, Дочь Революции, зет, Ква-кВася, Кошка Шшш, Лайшалас, Молот Торы, ПАРАД ПАРАДА УРОДОВ, ПАРАД УРОДОВ, Примус, Синоби, Скромняга-2, Черта, Шери, шорох_ветра, Эл
закладки:
цитатник:
дневник:
хочухи:
местожительство:
Германия, Карлсруэ
интересы [25]
фантастика, фэнтези, ролевые игры, стихи, философия, юри, Джаз, эстетика, квесты, Метал, хард рок
антиресы [3]
политика, жара, тупость человеческая
Поплавок
index.jru
Понедельник, 6 Сентября 2010 г.
08:45 Полтергейст
Л. ко дню рождения.

Флоренция недаром считается колыбелью Ренессанса. Её улицы не просто манят взор стариной, они ею дышат. Можно день за днём повторять один и тот же туристический маршрут по её улочкам и мостам через Арно, и каждый раз натыкаться на новые уголки, каждый из которых, быть может, дал жизнь произведению зодческого искусства где-нибудь на другом конце света. Флоренция, «цветущий город», принадлежавший когда-то отставным легионерам, а много позже — гениям Данте, Боккачо, Леонардо, Галилео… Многие забыли, сколь многим мир обязан маленькому полуострову-сапожку в Средиземном море. Но Флоренция помнит.

Есть у Флоренции и ещё один плюс — население в полтора миллиона человек. Недостаточно, чтобы начать задыхаться, но в самый раз, чтобы избавиться от призрака мёртвого города. По крайней мере, мы с Гретой сильно на это рассчитывали, потому и сидели сиднем тут все три месяца с нашего билефельдского приключения.

Итальянцы — замечательные люди и обворожительные пройдохи. Если не давать вешать себе на уши лапшу, то жить здесь намного проще, чем в Германии. Наших с Гретой совместных капиталов и знания английского хватило, чтобы снять небольшой окружённый зеленью коттеджик в пригороде Флоренции и старенький «Форд» для поездок. С тех пор мы убивали время, как умели, бродили по старому городу, незаметно вливались в толпы иностранных туристов, но познание нового почему-то перестало радовать. Мы как будто ждали чего-то. Нового явления исчезнувшей по своей манере в ночи Лючии, может быть?
В тот вечер мы вернулись домой за полночь. Остановив машину на лужайке перед коттеджем, я принялась тормошить задремавшую на переднем сидении возлюбленную.

— Мммн? — не открывая глаз, промычала Грету.
— Приехали, ваше высочество, — сообщила я. — Соблаговолите продолжить свой монументальный сон у себя в постели.
— Вообще-то, «высочеств» до постели положено на руках доносить, — мечтательно улыбнулась она, глядя на меня из-под приопущенных век.
— Обойдёшься, — я перегнулась, чтобы чмокнуть её в точёный носик. — Грет, вылезай давай, простынешь.

Спорить дальше она не решилась и выползла вслед за мной в прохладную темноту сентябрьской ночи. Снаружи наш домик выглядел необитаемым: одинокий фонарь перед входом едва освещал слепые проёмы окон, а вокруг тихонько переговаривался ночными шумами редкий лес. Сама не знаю, почему мы выбрали именно это уединенное место, откуда до ближайшего жилья было полчаса на машине... Включив сигнализацию, мы в обнимку поднялись на невысокое крыльцо.

Уже доставая ключи, я замерла — входная дверь была приоткрыта.

— Что такое, Хан? — Грета вздрогнула.
— Ты не помнишь, я запирала дверь сегодня утром или забыла? — спросила я нарочито спокойно.
— Запирала… — мы испуганно переглянулись.
— Воры? — предположила она. — Или…

Она не окончила, и с минуту мы напряжённо прислушались к дому. Внутри стояла тишина. Мне даже показалось, что сквозь шум листьев я услышала тиканье огромных башенных часов в гостиной, доставшихся нам от хозяина вместе с прочей мебелью.

— Похоже, уже ушли, — неуверенно произнесла Грета.
— И надеюсь, ни с чем, — также без особой уверенности ответила я.

Соваться внутрь было глупостью. Как бы нам не везло до сих пор в делах потусторонних, но со здоровым грабителем, если он ещё там, двум девушкам не управиться — на этот счёт у меня иллюзий не было. Следовало вызвать полицию, но со стражами правопорядка в нашем положении связываться было себе дороже…

Я толкнула дверь. Она бесшумно распахнулась. В коридоре было темно. Я сделала шаг внутрь, нащупывая выключатель. Грета мёртвой хваткой вцепилась в другую руку. Лампа в коридоре виновато замигала и погасла, не реагируя на мои манипуляции выключателем.

— Какого чёрта ты сейчас-то?.. — рассвирепела я и осеклась, только сейчас заметив, насколько взведена. Если в доме и сидел вор, теперь он точно знал о нашем присутствии. Но в комнатах стояла тишина…

В темноте мы двинулись вглубь коридора. Единственная дверь направо вела в обширную гостиную. Замерев на пороге, мы напряжённо уставились в освещённую падающим через многочисленные окна лунным светом мглу. Сквозь сумрак проступали журнальный столик, диван, кресла, да чернела у стены громада часов. Моя рука привычно начала искать выключатель, но, видимо, от нервов я никак не могла его нащупать…

— Окно, — тихо указала Грета.

И правда — окно как раз напротив двери оказалось открытым. Лёгкий ветер колыхал полупрозрачные занавески. Часы отбили час ночи, заставив нас если не вскрикнуть, то подпрыгнуть на месте. Но что-то насторожило меня куда больше.

— Грет, не дыши, — прошептала я и тоже задержала дыхание. Стало совсем тихо.

Нет, не совсем. Сквозь мерное тиканье и шелест едва различимо проступало чьё-то дыхание.

Мои нервы были на пределе, когда из груды темноты, которой был диван, проступили две зелёные точки. Глаза — той жуткой, нечеловеческой зелени, которую я так хорошо помнила по Шварцвальду. Жалко всхлипнув, я повернулась к Грете и наткнулась на безмятежный, безумный взор, который почти сумела забыть. Чёрный волна первобытного ужаса захлестнула меня с головой.

— Нет… нет! Почему опять…

Вместо ответа массивная громада настольных часов размеренно зашагала к нам. На миг, приближающийся кошмар парализовал меня, но лишь на миг. Что-то мелькнуло перед моими глазами, вырывая из ступора. Не соображая, что делаю, я подхватила обмякшую Грету на руки и двумя безумными прыжками оказалась у открытого окна, а потом — на траве перед домом. Не оглядываясь, я побежала прочь.

У поворота, где дорога к коттеджу отходила от основного шоссе, я остановилась и опустила Грету на землю. Слава богам, в её глазах не было безумия — наверное, мне всё же показалось. Только остатки страха и… изумление. Впрочем, оно было объяснимо. Если бы мне сказали, что я способна пробежать пол-километра с Гретой на руках, я бы тоже ошалела…

— Адреналин, — почему-то виноватым тоном предположила я.
— А, — ответила она и опустила глаза.

Не сговариваясь, мы побрели вдоль по дороге в сторону города. В какой-то момент наши руки нашли друг друга и больше не отпускали.

Слева от нас чернела темнота леса, от которой мы старались держаться подальше, прижимаясь к правой стороне, за которой тоже был лес — но метрами ста ниже. Машин в столь поздний час уже не было, но довольно скоро мы выбрались на ярко освещённую фонарями смотровую площадку, с которой днём, наверное, было видно всю Флоренцию. Тут были скамейки, на одну из которых мы и уселись.

Какое-то время мы молчали. Потом я заметила, что Грета неслышно плачет.

— Что такое, маленькая? — я подвинулась поближе, чтобы обнять её.
— Мне страшно, Хан, — сквозь слезы пробормотала она.
— Мне тоже, — призналась я, целуя её в мокрые щёки и заплаканные глаза.
— Почему мы, а?.. Что мы им сделали?.. — Грета уже не плакала, а жалобно спрашивала, как ребёнок, которого бросили родители в новогоднюю ночь. Её плечи вздрагивали. — Почему они не оставят нас в покое…

Я не ответила, просто прижала её к себе покрепче. Это помогло, она немножко расслабилась. Мне тоже было страшно, но от мысли, что у меня есть кого защищать, мне стало спокойнее. Как странно порой совпадают прямо противоположные желания…

— Что будем делать? — наконец, спросила она. Как всегда, она пришла в себя первой и немного отодвинулась, чтобы смотреть мне в лицо.
— Не знаю. Дождёмся утра и пойдём обратно?
— Ты думаешь… оно к утру исчезнет?
— Не знаю. Но если оно хоть немного сродни тому, что в Шварцвальде, то должно…

Грета неловко замолчала. Она так и не вспомнила ничего, что с нами было в Шварцвальде, и не могла себе этого простить. От мысли о Шварцвальде меня озарило:

— А… а давай позвоним Лючии?
— У тебя остался её телефон? — её глаза загорелись.
— Должен был… — ответила я, лихорадочно шарясь в памяти мобильника. — Вот!

Дрожащими пальцами я нажала кнопку соединения и прижала трубку к уху. Грета прижалась с другой стороны, чтобы тоже слышать разговор. Разумеется, было бы излишне оптимистично ожидать, что Лючия ещё пользуется этим номером, к тому же, было уже поздно…

— Лючия Рован у аппарата, — произнёс по-немецки знакомый голос в трубке. Грета восторженно взвизгнула.
— Лючия, это я, Ханна, — у меня тоже отлегло от сердца.
— Ой, привет, Ханна, — похоже, ей тоже было приятно услышать мой голос. — Я так понимаю, Грета тоже там? Неразлучны, как Плеяды… А вы в курсе, что уже четвёртый час ночи?
— У нас — второй, — поправила Грета без особой виноватости. На только что проснувшуюся Лючия похожа не была.
— Тоже не вечер. Что стряслось-то?

Я, сколь могла, кратко описала, что произошло. Лючия долго молчала на другом конце, а мы не решались прерывать её размышления.

— Похоже на полтергейст. Или на генус локи, хотя они не обитают в человеческих творениях… Может быть, какой-нибудь дух. Но могу вас успокоить — ничего подобного швардвальдской твари у вас дома не завелось.
— Уже хорошо, — согласилась я. — Но что нам теперь делать? Там в доме наши документы и почти все деньги…
— Во-первых, я почти уверена, что это существо активно только по ночам, так что утром туда вполне можно будет вернуться… Но если вам боязно, могу посоветовать обратиться к одному человеку, моему старому другу.
— Он колдун?
— Алхимик. Но в магии тоже разбирается. Зовут его Маэстро Лео Нотареччи, можно просто Маэстро. Живёт в собственном особняке в западной части города. Просто поймайте такси и назовите особняк Нотареччи… Там скажите, что вы от меня, Маэстро меня помнит и наверняка поможет.
— Спасибо огромное!
— Ой, да на здоровье, — Лючия обнадёживающе хмыкнула. — Удачи вам там с вашим полтергейстом.

Распрощавшись, я положила трубку. Наши дальнейшие действия были очевидны. Вызвав по тому же мобильнику такси, мы отправились к Маэстро Нотареччи. Таксист, галантный, несмотря на поздний час, итальянец, сначала растерялся, но быстро нашёл искомый адрес на карте и домчал с ветерком.

Особняк Маэстро встретил нас запертыми воротами и сонной тишиной. Это было внушающее уважение старое здание в стиле позднего Ренессанса, хотя я бы не поручилась сказать, какой из мастеров того времени приложил руку к его строительству. Двухэтажный особняк состоял из центральной части и двух крыльев, в одном из которых, несмотря на позднее время, ещё горел свет. К зданию прилегал обширный сад, окружённый высокой изысканно украшенной оградой, края которой терялись в темноте.

Пока мы с Гретой неуверенно топтались у ворот, не зная, как подать о себе знать, из темноты сада возникла девушка в чёрно-белом платье, в котором я с удивлением узнала стилизованную униформу французской горничной. Маэстро, похоже, был человек с причудами, хотя надо было отдать должное — девушке наряд шёл отменно.

— Добрый вечер, — по-итальянски поприветствовала нас горничная, осматривая нас непроницаемым взглядом через прутья ворот, и что-то спросила.
— Здравствуйте, — неуверенно ответила я. — Вы говорите по-английски?
— Да, конечно, — так же невозмутимо и без малейшего акцента ответила она. — Чем я могу вам помочь?
— Простите за поздний визит, мы к Маэстро Нотареччи по рекомендации мисс Рован…

Горничная на секунду задумалась, потом незаметным движением руки отперла ворота и с лёгким поклоном пригласила нас войти:

— Добро пожаловать в особняк Нотареччи. Я немедленно сообщу Маэстро о вашем визите.

Мы прошли по засыпанной гравием дорожке, поднялись по ведущим к массивным дверям ступеням и оказались в просторном холле.

— Сюда, пожалуйста.

Невозмутимая горничная провела нас в небольшую уютную гостиную. При свете стало видно, что девушка немногим младше нас, симпатичная, я бы даже сказала — миловидная, если бы не нечто в её чертах, на осознание чего у меня ушло немало времени. Много позже я сообразила, что в её строгом профиле было ровно столько жизни, сколько требуется, чтобы не казаться статуей — но не больше…

Усадив нас в старинные кресла, горничная вышла и минут десять спустя вернулась в компании плотного пожилого мужчины. Он был невысок, носил очки и густую бороду и был одет почему-то по моде девятнадцатого века. Хотя то обстоятельство, что наш визит не поднял его с постели, безусловно, радовало. Это, должно быть, и был Маэстро.

— Добрый вечер, прекрасные синьорины, — поздоровался по-английски хозяин дома, окинув нас взглядом и на секунду задержавшись глазами на моих волосах, — или, быть может, лучше сказать «добрая ночь»? Позвольте представиться — Лео Нотареччи, алхимик, землевладелец и ваш преданный слуга. Спасибо, Галатея.

Последнее относилось к горничной, которая послушно кивнула и вышла.

— Добрый вечер, меня зовут Ханна Эдельшталь, — представилась я, протягивая руку для пожатия. К моему изумлению, пожилой итальянец удивительно изящно для своей комплекции поклонился и прикоснулся губами к моим пальцам. Похоже, о наступлении следующего столетия ему просто забыли сообщить — дважды. Но в старомодной обходительности что-то было…
— Грета… Эдельшталь, — едва запнувшись, представилась и Грета и была так же поприветствована поцелуем руки.
— О, так вы из Германии? — на безупречном немецком обрадовался Маэстро. — Вы родственницы?
— Да, мы из Германии, — быстро ответила Грета. — Мы сёстры.
— Понятно, — улыбнулся наш хозяин, оглядывая нас снова с едва заметным лукавством. Похоже, стандартное объяснение наших отношений его не убедило, но они его особо и не интересовали… — Я рад приветствовать друзей несравненной фрау Рован в моём доме. Как она, кстати, поживает?
— Когда мы в последний раз с ней виделись, — я обрадовалась смене темы, — у неё всё было в порядке. Правда, она говорила что-то про то, что ей придётся покинуть страну… Но это было три месяца назад.
— Покинуть страну? — Маэстро удивлённо приподнял бровь.
— Германию. Мы были в Билефельде…
— Понятно, — серьёзно кивнул он. — Она всё-таки туда забралась… Мерзкое местечко. Простите за нескромность, но ваши волосы… это оттуда?

Я с усмешкой поправила свои седые прядки.

— Нет, это из Шварцвальда, с год назад.
— Я вижу, вы не гостья в тайном мире, — неожиданно улыбнулся Маэстро и обнадёживающе добавил: — Если вы до сих пор живы, то ничего он вам больше не сделает. А ваша, скажем так, сестра — она тоже была с вами?
— Да, оба раза, — я посмотрела на Грету, но та сидела с отсутствующим видом. Наверное, опять вспоминала Линду. Впрочем, не мне, вздрагивающей при виде малейшего намёка на ту зелень, её осуждать…
— Интересно, — протянул Маэстро, обращаясь скорее к себе, чем к нам. — Однако простите моё излишнее любопытство… Что же привело вас ко мне в столь поздний час?

Собрав волю в кулак, я заставила себя кратко пересказать наше ночное приключение. Грета, очнувшись от транса, как могла, подтвердила мой рассказ. У меня гора с плеч упала, когда я поняла, что безумное выражение на её лице мне просто привиделось…

— Да, Лючия права, это очень похоже на полтергейст, — Маэстро поправил очки и задумчиво погладил бороду. — Но меня удивляет, почему он проявил себя через столько месяцев после вашего переезда… И эти зелёные «глаза»…

Какое-то время он размышлял, а мы сидели, тихо глядя на колыхающиеся в лунном свете деревья за окном. Наконец, он снова заговорил:

— Полтергейсты — увы, не мой профиль, — он развёл руками, — но я постараюсь вам помочь, чем смогу. И из уважения к вашей покровительнице, и по собственному желанию. Но мне нужно подготовиться, поэтому выйти мы сможем не раньше завтрашнего вечера. А пока разрешите мне предложить вам своё гостеприимство. Вы, наверное, хотите спать?

Только тогда я заметила, как болели мои ноги. Да и руки отзывались о моём с ними обращении не слишком лестно — давешняя пробежка с Гретой в охапку была не слишком полезной для организма. Мы благодарно кивнули.

— Я велю Галатее приготовить вам комнату для гостей. Вы с… сестрой ведь предпочитаете спать в одной комнате? — каким-то образом он умудрился произнести этот вопрос столь учтиво, что он не казался несусветной наглостью. Мы с Гретой дружно зарделись и снова кивнули.

В тот же миг на пороге гостиной появилась Галатея и с неизменно невозмутимым видом уже по-немецки попросила нас следовать за ней. Маэстро витиевато попрощался с нами и удалился в недра особняка. Идя по тёмным коридорам за горничной, я попыталась запомнить дорогу, но не преуспела.

— Прошу вас, — Галатея распахнула двери в одну из комнат. Судя по всему, левое крыло особняка предоставлялось гостям, в то время как сам Маэстро жил в правом. — Комната целиком в вашем распоряжении, завтрак подаётся с девяти до двенадцати, если вам что-то понадобиться, просто позовите меня с помощью колокольчика у двери.

Просторная комната с видом в сад была освещена несколькими свечами и выглядела вполне пригодной для жизни. Каким-то образом Галатея предугадала итог нашего разговора с Маэстро и заранее всё приготовила. Слава богам, кроватей в спальне было две, и обе были аккуратно заправлены. Не зная, как поблагодарить горничную, я замялась.

— Спасибо, Галатея, нам больше ничего не нужно, — пришла мне на помощь Грета. Получилось у неё весьма аристократично, хотя чему я удивляюсь…

Горничная кивнула и исчезла. Мы помогли друг другу раздеться, задули свечи и улеглись. Тень деревьев за окном рисовала причудливые узоры на стенах, и я быстро задремала.

Однако не успела я уснуть, как что-то тёплое и мягкое скользнуло ко мне в постель. Даже сквозь дрёму я без труда узнала запах Греты и расслабилась. Не говоря ни слова, моя возлюбленная тесно прижалась ко мне, я обняла её в ответ, и так мы и уснули, крепко обнявшись на слишком узкой для этого кровати…

Проснулась я от гула мотора. Судя по солнечным лучам в окне, было позднее утро. В особняке царила такая тишина, что я без труда услышала шорох гравия под шинами автомобиля во внутреннем дворике. Хлопнула дверца машины, входная дверь, потом был радостный возглас, похоже, женский, и ровный гул голоса Маэстро. О чём они говорили, было не различить, поэтому я перенесла внимание на более оперативные вопросы.

Грета всё ещё уютно сопела у меня под ухом, тесно прижавшись ко мне всем телом. Повернувшись, я уткнулась носом в её темноволосую макушку. Встать с кровати, не разбудив её, не представлялось возможным, поэтому я, скрепя сердце, попыталась вывернуться у её из рук. Как я и ожидала, Грета что-то обиженно пробормотала и проснулась, глядя на меня снизу вверх. Не выдержав, я наклонилась и нежно поцеловала её в опухшие со сна губки. Она попыталась снова меня обнять, но я оказалась быстрее и проворно вскочила. И вовремя — через миг в дверь постучали и на пороге появилась Галатея.

— Доброе утро.
— Доброе утро, Галатея.
— Я пришла помочь вам с утренним туалетом.

Мне самой хватило умывания и причёсывания на скорую руку, однако Грета решила воспользоваться редкой возможностью по полной. Когда Галатея принялась аккуратно расчёсывать её тонкие волосы перед зеркалом, я почувствовала укол ревности, но и мне пришлось признать, что у профессиональной горничной это получилось лучше, чем у меня… Чтобы отвлечься, я спросила:

— У Маэстро гости?
— Гостья, — Галатея говорила невозмутимо, но мне впервые почудилось беспокойство в её голосе. — Знакомая. Но я её вижу впервые с тех пор, как… начала здесь работать.
— А ты… вы давно здесь работаете?
— Четыре года, — лаконично ответила она, и я не стала больше навязываться.

Через полчаса Галатея проводила нас в столовую. Она была заметно больше вчерашней гостиной, но выглядела не столь обжитой — наверное, Маэстро редко ей пользовался.

Сам хозяин дома и его гостья уже сидели за столом. Они дружно чему-то смеялись, но когда мы вошли, незнакомка с интересом уставилась на нас чёрными, с чертятами глазами. Это была яркая женщина старше нас с Гретой, но младше Лючии. В её манере держаться сквозила непоколебимая и удивительно притягательная уверенность в себе. Одета она была, в отличие от Маэстро по новой моде, ярко, почти вызывающе, но с тем же безупречным вкусом. Чем-то она была похожа на него самого, и ещё совсем неуловимо — на Галатею, хотя сравнивать эту светскую львицу и тихую горничную было непросто.

— Доброе утро! — приветствовал нас Маэстро. — Пожалуйста, знакомьтесь — Айра Нотареччи, моя, скажем так, дочь.
— Дочь? — уточнила я.
— У всех нас запутанные семейные обстоятельства, — обезоруживающе улыбнулся Маэстро, и мне оставалось только согласиться.

Мы с Гретой представились и обменялись с Айрой рукопожатиями. Её же, похоже, куда больше интересовала Галатея. Под любопытным взглядом гостьи несчастная горничная растерялась и — к моему изумлению — немного зарделась. К счастью для неё, Айра заметила её смущение и повернулась к Маэстро. Галатея воспользовалась возможностью шмыгнуть за дверь.

Лукаво глядя на «отца», Айра протянула что-то по-итальянски, из чего я уловила только слово «Галатея». Тот невозмутимо ответил, она задала ещё один вопрос, на который Маэстро ответил так же коротко и расхохотался. Айра попыталась нахмуриться, но тоже звонко рассмеялась.

От этой сценки я невольно почувствовала себя незваной гостьей (каковой, кстати, и являлась). Грета полностью разделяла моё чувство, поэтому мы тихонько уселись за дальний край стола. Галатея неслышно возникла у нас за спиной, поставила перед нами континентальный завтрак и поспешно испарилась.

Когда мы допили кофе, Маэстро и его гостья прервали разговор и пересели поближе к нам.

— Вам очень повезло, что Айра вернулась именно сегодня.
— Так получилось, синьорины, — заговорила по-немецки, но с лёгким итальянским акцентом она, — что я только что закончила обучение магическому искусству. Когда Леон рассказал мне о вашем полтергейсте, я решила, что нельзя упускать такой шанс попрактиковаться. Вы не против, надеюсь?
— Нам всё равно, — ответила за нас обеих я, не сразу сообразив, что «Леон» — это и был Маэстро.
— Вот и славно, — улыбнулась волшебница. — Предлагаю не тянуть время и отправиться прямо сейчас. Я на машине, Маэстро, поэтому ждите нас самое позднее — к ленчу.

Легко вскочив, она ураганом пронеслась по коридорам, ориентируясь в особняке, как в родном доме. Во дворе стоял её автомобиль — роскошный чёрно-серый «Альфа-Ромео», с головой выдававший состоятельную девушку. Айра села за руль, я показывала дорогу, Грета устроилась на заднем сидении, и через полчаса мы остановились рядом с нашим собственными «Фордом» перед коттеджем.

Глядя на тёмные окна нашего временного дома, меня охватила неприятная дрожь от воспоминания о нашем вчерашнем, вернее, ещё сегодняшнем приключении, но я заставила себя выйти из такой уютной машины. Грете тоже было не по себе, она едва не оступилась на ровном месте. Но Айра, легкомысленно напевая под нос какую-то песенку, уже устремилась к так и стоявшей с ночи открытой двери.

У самого входа она резко притормозила и жестом велела нам остановиться. Мы послушно замерли. «Песенка» волшебницы плавно превратилась в монотонный речитатив, когда она вдруг свернула в сторону и пошла в обход коттеджа. Мы с Гретой насторожённо проводили её глазами, когда она скрылась за углом, и вздохнули с облегчением, когда она появилась с другой стороны.

— Я не чувствую тут полтергейста, — обескураженно развела руками Айра, приближаясь к нам. — Что-то здесь есть, но его следы мало похожи на нежить…
— А на что похожи? — поинтересовалась я.
— На нечто странное, — задумчиво произнесла волшебница, — чему здесь быть никак не положено. Вы пойдёте со мной внутрь?
— А это опасно? — спросила Грета.
— Со мной — точно нет, — лучезарно заверила нас наша спутница. И мы пошли за ней. Что мы всё время находим в этих ведьмах?

В коттедже мало что изменилось с ночи, разве что было намного светлее. От взгляда на привычные, белые в цветочек обои коридора, на пребывающие в изысканном беспорядке куртки на вешалке и туфли у входа, ночные страхи стали потихоньку отступать… В гостиную первой вошла Айра, я, глубоко вдохнув, — следом, Грета замыкала процессию. Диван, несколько кресел, журнальный столик, даже часы — всё стояло там, где им было положено. Правда, окно по-прежнему было распахнуто, не давая забыть, что ночные события не были всего лишь тривиальным кошмаром.

Волшебница, тем временем, двинулась в обход комнаты с грацией матёрой хищницы. Я готова поклясться, что она даже принюхивалась к чему-то для полного сходства. Наконец, она остановилась перед часами, с большим интересом рассматривая циферблат.

— Грета, Ханна, посмотрите-ка сюда…

Мы с опаской приблизились. Когда мы были буквально в двух шагах, циферблат полыхнул оранжевым пламенем и что-то маленькое, рыжего цвета метнулось к нам мимо головы Айры. Я успела отпрянуть, но неведомый снаряд целил не в меня, а в Грету, угодив ей прямо в грудь. От неожиданности она вскрикнула и неуклюже плюхнулась в очень удачно стоявшее кресло, одновременно пытаясь оттолкнуть рыжего агрессора от себя.

Когда мы с Айрой подскочили к креслу, Грета с изумлением рассматривала свою добычу снизу вверх: в её вытянутых руках трепыхалась маленькая рыжая лиса, вернее — совсем еще лисёнок. Детёныш с энтузиазмом сучил лапками и изъявлял острое желание облизать гретино лицо (я его, впрочем, понимала).

— Что это? — беспомощно поинтересовалась Грета у Айры.
— Это ваш полтергейст, — глаза волшебницы смеялись, когда она погрозила лисёнку пальцем: — Ууу, несносная девчонка, перепугала ни в чём не повинных соседок.

Зверёк жалобно тявкнул, но попыток добраться до гретиного лица не оставил.

— Он опасен? — спросила Грета.
— Во-первых, это она, — поправила её Айра. — Во-вторых, сейчас она не опаснее простого щенка. К тому же, тебя она, похоже, полюбила…

И правда — стоило Грете немного согнуть руки, чтобы поближе рассмотреть мордочку лисицы, как та не упустила шанса облизать розовым язычком гретины щёки и нос.

— Ну хватит, хватит! — прикрикнула Грета, и ко всеобщему удивлению, лисёнок сразу присмирел и обвис у неё на руках, время от времени дружелюбно потяфкивая. Грета воспользовалась возможность сесть поудобнее, не отпуская добычу из рук. Меня же последняя невзлюбила — когда я протянула руку её погладить, то была встречена суровым зелёным взором (тем самым, который так напугал меня ночью) и клацаньем зубов. Потом я заметила ещё кое-что.
— Айра, а почему у неё два хвоста?
— Потому что это не обычная лиса, — волшебница присела на корточки возле кресла и рассматривала зверёныша, мудро держа свои руки при себе. — Это кицунэ.
— «Кицунэ»? — не поняла я.
— Да. Японский дух природы, обретающий форму рыжей лисицы. Насквозь магическое существо. Количество хвостов варьируется от одного до девяти.
— А что этот японских дух делает в Италии? — поинтересовалась Грета, как-то убедив лисёнка сидеть смирно на подлокотнике кресла, освободив ей руки.
— Понятия не имею. Может быть, его завезли сюда случайно с часами… — волшебница поднялась, рассматривая их обеих странным взглядом. — У меня для тебя две новости, Грета.
— Хорошая и плохая? — испуганно поинтересовалась она.
— Это зависит… Во-первых, у тебя теперь появился фамильяр, во-вторых, ты маг.

Повисла тишина.

— Фамильяр? — неуверенно переспросила Грета.
— Маг? — одновременно с ней повторила я.
— Фамильяр — магическое существо, привязанное к магу особыми узами, — объяснила Айра, в её глазах мелькнуло понимание и сочувствие. — А маг этой кицунэ — ты, Грета.
— Но… я не маг. Я ничего не знаю о магии.
— Знания — дело наживное. А вот сила бывает не у каждого. Я сразу почувствовала в тебе старую кровь, Грета, ещё в особняке Маэстро. В Германии много древних магических родов, хотя я никогда не слышала об Эдельшталях…
— Эдельшталь — это моя фамилия, — решилась на откровенность я. — Фамилия Греты — Вайссгольд.
— Вайссгольды, — уважительно, если не сказать — благоговейно, повторила Айра. — Одна из древнейших баварских династий. Меня удивляет, что родственники тебя ничему не обучили…
— Мы с ними не общаемся, — отрезала Грета.
— Прошу прощения, — смутилась Айра. — Я не знала…
— Ничего страшного…

— Как бы то ни было, — поспешила прервать неловкую паузу волшебница. — Ты маг, поэтому настоятельно советую тебе задуматься об обучении. Оно тебе понадобится, хотя бы для того, чтобы управляться с ней, — она показала на кицунэ. — Кроме того, тебе придётся дать ей имя.
— То есть, как… Я не понимаю, кто я ей вообще?
— Хозяйка, — терпеливо ответила Айра. — Не знаю, сколько времени она провела в этих часах, но постоянное присутствие мага разбудило её и придало ей сил. Теперь она к тебе привязана. Это значит, что если ты её бросишь, она умрёт…
— Ну уж нет, — решительно воспротивилась Грета и сгребла животное в охапку, к вящей радости последнего. — Мы в ответе за тех, кого приручили. Тебя будут звать Линда, милая. Тебе нравится твоё имя?

Наверное, моё лицо приняло какое-то необычное выражение, ибо Айра вопросительно подняла бровь, но я не стала объяснять. Лисёнку же имя явно понравилось.

— Линда, — повторила волшебница. — Интересное имя для кицунэ, ибо в японском нет звука «Л»…
— И что мне теперь с ней делать… — спросила Грета, глядя на лису. — Появляться с ней на людях — слишком эксцентрично для нашего образа жизни.
— Если знаешь как, фамильяра можно сделать невидимым, — оптимистично сообщила Айра.
— А если не знаешь?
— Тогда тем более надо учиться.
— А… ты можешь меня этому научить? — Грета в упор посмотрела на нашу спутницу.
— Этому — могу, — сдержанно ответила та. — Но для полноценного образования вам нужен настоящий учитель.
— Настоящий — это вроде Лючии? — подала голос и я.
— Лючии? — Айра посмотрела на меня круглыми от удивления глазами. — Вы знаете Лючию Рован?
— Да, мы с ней встречались дважды…
— Тогда вам несказанно повезло. Хотя… вряд ли она встретила наследницу Вайссгольдов по чистой случайности. С магами её уровня случайности не случаются…
— А она настолько сильный маг? — удивилась я.
— Лючия учила моего учителя, — сообщила Айра. — В Европе равных ей почти нет. Разве что верховные Иллюминаты, но вам про них знать не обязательно… Если вы её знаете лично, то Грете тем более следует учиться у неё.
— Но она далеко, — напомнила Грета. — А мне как-то надо научиться прятать… Линду.
— Заклинание невидимости — не самое простое на свете, но при достаточном владении азов у тебя должно получиться, — волшебница оценивающе оглядела нас. — Не думаю, что Леон будет против, если мы останемся у него ещё на недельку. Как насчёт этого?

Грета неуверенно посмотрела на меня.

— Ты тут маг, тебе и решать, — я усмехнулась. Почему-то мысль о том, что моя маленькая Грета — могучая ведьма, меня рассмешила. Не потому, что я не верила в её силы. Просто это было так не похоже на неё… и в то же время мне стало немного страшно. Не за себя — за неё. Я видела, на что способна магия, и ещё больше боялась неизвестности. Но для меня это значило лишь то, что мне придётся присматривать за ней не в два, а в четыре глаза…
— Я… согласна, — медленно произнесла Грета.
— Тогда поехали домой, обедать, — улыбнулась Айра. — Потом разберётесь, что делать с этим местом.

Грета попыталась встать с кресла, но пригревшаяся у неё на груди Линда успела уснуть, поэтому подняться у неё получилось не сразу. Глядя на спящего двухвостого зверька, я вдруг подумала — теперь нас будет трое. И Грета станет колдуньей. Наша жизнь становилась всё любопытственнее и любопытственнее, и я понятия не имела, что с нами станет завтра…
Пятница, 12 Марта 2010 г.
23:45 Ace Combat 5: The Unsung War
Пятая часть... не такая как Zero. Менее личная и, тем не менее, щемяще близкая. Здесь нет асов, которых знаешь в лицо и с которыми ощущаешь почти физический конфликт. Но тут есть ведомые - верная, как скала, Нагасэ, пробуждающий отцовские инстинкты Гримм и сыновьи - Баррет, прикольный Чоппер. К ним привыкаешь, а отчаянный крик Нагасэ "Climb, nuggets!" врезается в память намертво. Их не хватает - почти как не хватало Пикси и PJ'ея. У них все хорошо в конце, но все равно остается ощущение потери, в то время как после Zero оставалось обещание новой встречи.

В техническом плане игра не столь совершенна, как Zero, - ощущение обратной связи с самолетом не то. Здесь намного более сложные ландшафты для миссий воздух-земля, но не столь занимательные воздушные бои. Последняя миссия антиклиматична - все эти якобы асы выносятся с пол-пинка, остается лишь с содроганием вспоминать последнего босса Zero. Но предпоследняя - даже хуже чем аналогичная в Zero. Нет, честно. Если бы не эмоциональная закалка из предыдущей игры, я бы не выдержал и бросил после десятого провала. И когда игра зависла во время финальных титров и не дала мне сохраниться, чтобы получить плюшки от полного прохождения.

А плюшки нужны, ибо свою любимую Су-37 я так и не получил в первое прохождение, пришлось в последних миссиях летать на буржуинском рапторе. Что досадно, зато есть повод перепройти. Хотя есть что-то странное в полете с персонажем, которого ты начал считать живым человеком и который погиб у тебя на глазах. А еще я хочу Ace Combat 04. -__- Хотя у меня лежит Final Fantasy XIII едва начатая, да и Heavy Rain на следующей неделе доставят...

Current music: Ace Combat Zero - The Unsung War (из последней миссии)
Настроение: щемящее
Суббота, 6 Февраля 2010 г.
14:19 Ace Combat Zero: The Belkan War
Сказать, что я восхищен, — не сказать ничего. Похоже, что я, наконец-то, нашел ту игру, которую неосознанно искал уже очень давно. Даже лучше — я нашел целую серию таких игр. И это офигительно.

Ace Combat — это игра о полете. Полете, где чувствуешь скорость, землю далеко внизу и шум моторов ведомого. Вообще удивительно, как это ощущение вообще можно создать в игре. Но факт остается фактом — создается и это великолепно. Кроме того, по мере прохождения вырабатывается стойкий фетиш на боевые самолеты, особенно на Су-37, которую в игре нежно именуют «Терминатор», а я еще и «Су-тян». В свете последнего становится понятна моя бурная реакция на взлет ПАК ФА неделю назад. Все-таки родственники.

Игра не без огрехов, конечно. Третья миссия офигительно сложная для первого прохождения, ибо сражаться с четырьмя асами разом в самом начале игры, да еще и без приличного самолета (читай: «сушки») — то еще удовольствие. Зато тем более доставляет победа. Признаюсь честно, в первое прохождение (играл на F5-E без апгрейдов, путь рыцаря) прошел третью миссию с четвертой попытки, потому что банально не хватало времени. Да и прошел-то по чистой случайности, ибо два последних аса глупейше подставились за 40 секунд до конца. Потом дико бесила предпоследняя миссия, где сначала надо пролететь через каньон, а потом — через туннель. RRRAAAGGEE!!! Пока до меня дошло, как там надо лететь, чуть не свихнулся. Ну и последняя миссия — прошел исключительно на удачу, хотя она от этого доставляет не меньше. См. также мои подсказки по прохождению ниже.

Самый запомнившийся момент — освобождение Директуса и колокола. Кто проходил, тот поймет. И музыка, ох, какая тут музыка. Вспоминается симуна, и хочется пускать большую чистую слезу...

В общем, мои мытарства по покупке PS3 60GB (более поздние версии игры для PS2 уже не поддерживают) и, собсно, игры на английском ебае (в Германии ее можно достать только на немецком, что, сами понимаете, не труъ) окупились со сторицей. С другой стороны, я понимаю, что Zero был скорее аддоном к пятой части (что чувствуется в отвесной learning curve), поэтому бюджет у него был заметно меньше (что чувствуется в не слишком развитом сюжете). Но это только радует, ибо сама пятая часть лежит рядышком еще не начатая…

А теперь, собсно, полезные советы для тех, кто заинтересуется и добудет. Подразумевается, что все эти вещи бывалые игроки уже знают, но для меня они были откровением, и в этих ваших интернетах я их если и находил, то по крупицам. Предупреждаю, что некоторые будут неминуемо содержать спойлеры: читать подробнее

Current music: Ace Combat Zero — Ending Theme
Настроение: отличное

PS: "Yo, Buddy, you still alive?"
Воскресенье, 31 Января 2010 г.
23:12 Пустой город
Большую часть пути от Винтертура мы с Гретой проспали. Лючия ушла в себя с момента, как мы устроились в купе, и больше не выходила. Сидела, уставившись в пустоту, и на любые вопросы отвечала односложно. Объяснить толком, за чем мы, собственно, едем через пол-страны она так и не удосужилась. Пошушукавшись с Гретой, мы решили лечь спать, тем более, что за окном все равно была ночь, а сон в поезде был нам не впервой. Часам к трём я проснулась, обнаружив, что крепко обнимаю Грету и что обе мы укутаны в непонятно откуда взявшееся одеяло. Я хотела было поблагодарить Лючию, но та снова уставилась в темноту непроницаемым взором за полироваnными стеклами очков, и мне оставалось лишь снова поддаться убаюкивающему перестуку колес.

Во второй раз я проснулась под утро, когда зашевелилась Грета. Виновато глянув на меня, она отползла причесываться, оставив одеяло в моем владении. Я же, пожелав присутствующим доброго утра, вопросительно уставилась на нашу ведьму. То, что сия необычная дама не чурается нечистой силы, было столь очевидно, что даже она сама не стала этого отрицать, когда Грета поставила вопрос ребром. Меня же после Шварцвальда подобное удивлять перестало совсем. Другое дело, что ничего «подобного» со мной с тех пор не происходило. Что ж, любопытство убивает не только кошек…

— Через полчаса выходим, — коротко сообщила Лючия в ответ на мой вопросительный взгляд и, снова нахмурившись, уставилась в окно. У нее было лицо ученицы, уверенной в своих знаниях к экзамену, но все равно в сотый раз повторяющей про себя ответы. Я невольно залюбовалась — до встречи с Гретой мне нравились именно такие женщины. Смутившись, я кинула виноватый взор на неё, но Грета, слава богам, не заметила, сосредоточившись на спутанных за ночь волосах. Что ж, через полчаса, так через полчаса.

Чем ближе поезд приближался к цели нашего пути, тем явственнее я ощущала возбуждение и… страх. От близости неведомого сосало под ложечкой. Руки Греты нервно подрагивали. Это не было страхом, от которого хотелось бежать — уж я-то знала эту разновидность страха, — а скорее тем, который мы ощущали, когда самолет клуба парашютистов в Ганновере набирал высоту. Ощущения прыжка в пустоту — вот что это было. А наш один на двоих парашют сидел напротив и мрачно глядел в окошко.

На главный вокзал Билефельда мы прибыли в пол-девятого утра. Из окна было совсем не похоже, чтобы он когда-то переставал существовать. Перроны были забиты людьми, спешащими на работу или стоящими в очередях в булочные, все было ярко освещено. Лючия решительно поднялась и двинулась к выходу. Мы вышли вслед на платформу и оглянулись. На платформе царила обычная суета — кто-то выгружался, кто-то загружался, кто-то боролся с чемоданом. Ничего необычного в несуществующем городе пока не наблюдалось.

— Оооччень интересно, — протянула Лючия, и от ее тона мне стало не по себе. — Ну-ка, скажите мне, что вы видите вокруг?
— Вокруг? Ну, всё как обычно, поезд, перрон, пассажиры… — неуверенно начала Грета, но наша спутница остановила ее жестом.
— А так? — прохладные руки ведьмы не секунду накрыли наши глаза, и в следующий миг мы с Гретой дружно охнули от неожиданности.

Перрон был пуст — исчезли пассажиры, исчезли их чемоданы, исчезли даже продавщицы в кондиторских. Вмиг потухли все электрические огни, теперь вокзал освещало только робкое утреннее солнце. Вообще вокзал оказался далеко не таким ухоженным, как казалось сначала — всюду валялся мусор, легкий ветерок гонял неубранные листья, а обвалившаяся штукатурка, казалось, не обновлялась уже лет тридцать. В панике мы оглянулись на наш поезд, но тот был на месте. Пассажиры смотрели на заброшенную, пустую платформу безо всякого интереса… как будто не видели того, что видели мы.

— Куда они все?.. — испуганно спросила Грета, не договорив.
— Здесь никого и не было, — спокойно и сочувственно ответила Лючия, разглядывая нас, будто оценивала. — На этой станции вышли только мы. Остальное — наведенная иллюзия, весьма изощренная, но не сложная.
— Иллюзия? Кем наведенная? — почти одновременно спросили мы.
— Вот именно это я и приехала сюда выяснять, — она выжидательно уставилась на нас.

Я не сразу поняла, что она хотела услышать. Но Грета, еще раз оглянувшись на спасительный поезд, стиснула мою руку и решительно поправила:

Мы сюда приехали. А… это опасно? Ну, выяснять…

Лючия с уважением посмотрела на нее. Я только хмыкнула — она еще плохо знала Грету. Если той в голову что-то стукнет, переубедить ее уже невозможно… Но надо отдать должное, «стукало» ее обычно весьма конструктивно. За нашими спинами раздался резкий свисток, шумно захлопнулись двери, и поезд двинулся дальше.

— По-моему, тут пусто, — Лючия уклонилась от прямого ответа. — Я не чувствую человеческого присутствия вообще во всем городе…

Мы не стали уточнять — не чувствует, значит, может. В молчании мы двинулись к выходу с вокзала по пустующим переходам. На первый взгляд, тут не никто не бывал по крайней мере с восьмидесятых. Всюду были видны следы запустения. Как будто люди просто взяли и дружно ушли отсюда давным-давно… Только когда мы вышли на обширную парковку, где сквозь потрескавшийся асфальт прорастали сорняки, а от стоявших там когда-то машин остались ржавеющие груды металла, я поняла, что мне напоминает это запустение. Как-то раз я искала в интернете фотографии Чернобыля… Но чтобы такое запустение обнаружилось на окраине Рургебита, было немыслимо. Не было же здесь ядерных реакторов, в самом деле!

По настоянию Лючии мы двинулись к центру. Шли мы клином — впереди атлантическим крейсером рассекала пространство она сама, мы же с Гретой, невольно взявшись за руки, топали следом, стараясь держаться середины улицы. Стены заброшенных домов не внушали нам особого доверия. Совсем рассвело. По левую руку от нас остался то ли парк, то ли просто лужайка, и мы с большим облегчением услышали оттуда чириканье чего-то пернатого. Признаков живых людей по-прежнему не было, только на обочине прикорнул старенький мотоцикл — судя по состоянию, оставлен он там был еще до моего рождения… Меня пробил озноб.

Наконец, мы вышли на большой перекресток с кольцевым разъездом. Здесь стояли останки брошенных машин, но не похоже было, чтобы случилась авария. Просто водители разом остановились, вышли и разбрелись по своим делам.

— Вот что, девочки, — задумчиво произнесла наша проводница. — Похоже, тут действительно никого нет. Давайте-ка разделимся. Вы двинетесь по этой улице дальше на юг, к ратуше, а я пойду окружным путем, проверю пару мест… Вы же не бывали тут раньше?
— Нет, конечно, — буркнула я. Оставаться одной в этом… трупе города, пусть даже с Гретой, меня не прельщало. Перед глазами живо встало мое «приключение» в Шварцвальде, и я помотала головой, отгоняя память. В тот миг я впервые пожалела, что не уехала сразу, когда Лючия предложила нам выбор на перроне…
— Не переживайте, я оставлю вам свой номер мобильного, — от Лючии не укрылось мое недовольство, и она поспешила успокоить нас с понимающей улыбкой.

Новость, что могучая ведьма, мановением руки отводящая иллюзии и изгоняющая темных монстров, пользуется мобильным телефоном, повергла меня в гомерический хохот. Но пока я смеялась, Грета невозмутимо обменялась номерами с Лючией и для надежности ей позвонила. На звонок у нее оказался поставлен какой-то незнакомый мне метал, что рассмешило меня еще больше. Сама ведьма казалась несколько смущенной.

— Двигайтесь по этой улице до следующего большого перекрестка, — проинструктировала она нас, когда я успокоилась. — Потом поворачивайте налево, встретимся у ратуши. И на всякий случай не заходите ни в какие здания, мало ли что…

Дома по этой улице внушали не большего доверия, чем те, мимо которых мы только что прошли, поэтому мы согласно кивнули. Перспектива остаться одним быстро изгнала мою внезапную веселость, но слава богам, Лючия не стала долго прощаться, а просто помахала рукой и исчезла в какой-то подворотне.

Переглянувшись, мы с Гретой двинулись дальше по центру улицы. Ветер шевелил неубранные листья, и, глядя на них, я вдруг поняла, что с объективной точки зрения делаю большую глупость. Еще вчера мы отдыхали на Бодензее, собираясь махнуть дальше в Италию, а сегодня мы опять в Германии, в самом сердце умершего годы назад города, о чем нам не полагалось даже знать, без нашей единственной защитницы, которая нас сюда, собственно, и заманила… Очевидно, Грета подумала что-то подобное, ибо ее рука нашла мою, и наши пальцы переплелись, будто стараясь придать друг другу уверенности в себе.

Улица, по которой мы шли, представляла собой фантасмагорическое зрелище. Асфальт здесь был положен как следует, но тут и там и он дал трещины, сквозь которые прорастала пыльная трава. По тротуарам росли чахлые городские деревья, а под ними, припаркованные много лет назад, ржавели древние автомобили. Я с содроганием подумала, что именно такими найдут наши города инопланетяне, если человечество вдруг вымрет, и удивилась своим мыслям. Людского присутствия не наблюдалось нигде…

Когда улица начала забирать вправо, Грета вдруг завертела головой, будто прислушиваясь к чему-то. Я тоже прислушалась. Показалось? Откуда-то справа доносились всхлипы… Мы остановились. Да, это определенно был плач, причем плач детский. Не сговариваясь, мы ринулись вперед. Кто мог плакать в этом мертвом городе? Я не знала, но один плачущий ребенок мне лично был важнее всех секретов этого проклятого места…

На перекрестке, о котором говорила Лючия, нам открылась примерно та же картина, что и на первом, но нас она интересовало мало. Плач слышался из здания, которое когда-то было рестораном. Двери были распахнуты, и я чуть было в них не кинулась, если бы вцепившаяся в меня намертво Грета не напомнила мне об осторожности.

— Лючия велела не заходить в здания!
— Да, да, ты права, — мне стало неловко за свою оплошность. На ум пришел старый рассказ Шекли, где героев заманили в ловушку необъяснимым на необитаемой планете плачем девушки… Человек, в двадцать семь поседевший за одну ночь, имел право на паранойю.

Плач тем временем прервался.

— Эй, кто там? — неуверенно позвала я внутрь. В темном помещении что-то зашуршало, потом оттуда вынырнуло нечто белое, и мы с Гретой инстинктивно отпрянули, но тут же устыдились, ибо это была всего лишь девочка. Обыкновенная, живая семилетняя девчонка в белом летнем платье, каких в Германии тысячи.

Увидев нас, несчастная бросилась к нам, как к родным, отчаянно рыдая. И повисла, что характерно, на мне — видимо, почувствовав, что я для этого приспособлена лучше, чем Грета… Когда поток слез немного иссяк, мы выяснили, что зовут ее Линда, приехала она сюда вчера вечером из Штуттгарта с отцом — проведать его престарелую бабушку.

— А потом папа пропал, и никого не было, — сквозь рыдания рассказывала Линда. Меня она так и не отпустила. — Мне было страшно, и я побежала к бабушке…

Внятных объяснений, куда «пропал» папа, мы так и не добились.

— Очень хотелось кушать, поэтому я зашла сюда, но тут тоже никого…

Не найдя еды, бедняга не решилась выходить обратно в темноту и заночевала тут. А утром появились мы.

— Что будем делать? — спросила я у Греты, ибо делать что-либо пришлось бы в любом случае ей, ибо мои руки были заняты всхлипывающим ребенком.
— Кормить, — строго ответила та, распаковывая свой рюкзачок. Похоже, в ней проснулся материнский инстинкт… Мне было очень интересно, что произведет на свет ее сумка-самобранка, но это оказались просто вчерашние бутерброды, которые мы не съели, поужинав в безымянном гластонском ресторане.

Какое-то время мы дружно умилялись, глядя на уминающую угощение за обе щеки Линду, но убедившись, что останавливаться она не собирается, переключились на более конструктивные вещи. Грете пришло в голову, что неплохо было бы позвонить Лючии и спросить у нее, что нам делать дальше. Однако трубку та не брала — из ее автоответчика я подчерпнула безусловно полезное знание, что полностью ее зовут «Лючия Рован».

— И что теперь? — на этот раз сакральный вопрос задала Грета.
— Давай двинемся дальше к ратуше, и подождем ее там…
— Фрау Ханна, а кто такая фрау Лючия? — встряла в разговор Линда. Очевидно, утолив голод телесный, в ней проснулось любопытство. Хорошо быть ребенком, когда рядом есть взрослые.
— Ведьма, но хорошая ведьма… наверное, — не слишком внятно объяснила я, но Линда закивала, демонстрируя истовое желание познакомиться с настоящей «хорошей ведьмой». Я вздохнула и поднялась с тротуара, для надежности взяв ее за руку. Грета взялась за другую, и мы двинулись по улице влево.

Линда оказалась болтушкой. Как только мы пообещали, что Лючия найдет ее папу, она выбросила мрачные мысли из головы и принялась развлекать нас историями из своей школьной жизни. Они были бы скучны, если бы не разгоняли столь успешно мрачную атмосферу пустого города. Когда впереди уже показалась старое здание, которое могло быть искомой ратушей, Линда внезапно замолкла на полуслове.

— Бабушка вон там живет, — в ответ на гретин вопрос показала она куда-то вправо. — Давайте к ней зайдем?

Мы неловко переглянулись. Не было никаких причин полагать, что «бабушка» когда-либо здесь существовала… Но площадь перед ратушей пустовала, а девочку было жалко, поэтому мы согласились на крюк. Свернув направо, мы прошли еще один квартал между ветшающими домами и попали в заросший сквер, из-за деревьев которого виднелся готический шпиль церкви. Удивительным образом часы на ней еще шли, хоть и показывали пять часов — то ли утра, то ли вечера…

— Мы с бабушкой сюда ходили, — обрадовалась знакомому месту девочка. — Может, они с папой там?

Мне было сомнительно, но церковь выглядела хорошо сохранившейся — храмы всегда строили на века, что им какие-то тридцать лет… Мы обошли ее по кругу, найдя главный вход незапертым. Несмотря на наши опасения, внутри не оказалось ничего неприятнее многолетней пыли, от которой мы все трое немедленно расчихались, подняв ее еще больше. Наконец, мы прошли между двумя рядами скамей к алтарю, украшенному замысловатым, но выцветшим триптихом. Что делать дальше, я не знала, но Грета и Линда, по-моему, молились, так что я не стала им мешать. В этот миг зазвонил мой телефон.

— Ханна? — я была безумно рада слышать этот голос, но он был явно чем-то озабочен. — У меня плохие новости…
— Что такое?
— Вы где сейчас? Перед ратушей никого кроме меня.
— Мы в церкви напротив ратуши… Лючия, что…
— Стой, — внезапное ледяной спокойствие в ее голосе подействовало на меня, как ушат столь же ледяной воды. — Повтори еще раз: вы находитесь в каком-то здании?
— Да, в церкви, через сквер от ратуши…
— Стойте на месте, — раздался рубленный ответ. Похоже, она говорила на бегу. — Ни шагу.

Мобильник пикнул — конец разговора. Ничего не понимая, я оглядела церковь. Что могло так напугать нашу бесстрашную спасительницу… да и меня, чего таить? Линда еще молилась, Грета рассматривала какой-то листок на стене, но обернулась ко мне, когда я положила трубку.

То, что произошло потом, вспоминается с трудом. Все было не так, как в Шварцвальде — и, тем не менее, чем-то неуловимо похоже. С диким грохотом врата собора распахнулись, и внутрь то ли вбежала, то ли влетела Лючия. Логика подсказывает, что именно она крикнула «ЛОЖИСЬ!!», размахиваясь, как будто кидая невидимый мяч… Мои колени послушно подкосились, но краем глаза я успела заметить, как упала ничком Грета, а из пальцев Лючии выскользнуло что-то вроде стеклянного шара — точно в грудь Линде.

Зато следующую картину я, боюсь, запомнила на всю жизнь. Линда ещё оборачивалась на шум, когда я крикнула «Берегись!», но слишком поздно. «Стеклянный шар» ударил девочку в грудь, разворотив грудную клетку, полголовы и начисто оторвав левую руку. Вопреки всем законам физики, Линда осталась на ногах и даже продолжила разворот. У меня в глазах потемнело, но через миг я поняла, что тьма сгущается только вокруг изуродованного тела девочки. Наверное, эта тьма спасла мне рассудок, ибо я очень не хочу верить, что в последний момент увидела быстро растущие из клокочущий останков детских лёгких коленчатые щупальца то ли насекомого, то ли каракатицы…

Лежа за скамьями, я не видела Лючию, но когда по церкви разнесся грохочущий голос, сотрясая пространство кощунственным речитативом, я с содроганием узнала ее. Мне захотелось зажать уши, но лучше бы я закрыла глаза, ибо в следующий миг тело Линды с чудовищным хрустом развалилось на кровоточащие куски. И все стихло.

Сначала я просто лежала, оглушённая, потом мне удалось встать. Колени дрожали, к горлу подступала тошнота. У противоположной стены на четвереньках стояла Грета и не могла подняться — ее рвало. Я хотела подойти, но между нами лежало то, что минуту назад было Линдой. Обходя это по широкой дуге, я увидела Лючию, безвольно полулежащую в проходе между скамейками, опершись спиной на одну из них. С ее лицом что-то было не так, но завидев меня, она попыталась улыбнуться.

— Что это было? — потребовала я. — Что ты сделала с девочкой?
— Девочкой? Ааа… — она слабо улыбнулась. — Это она вас сюда привела?
— Да, её зовут Линда, и… — я не договорила, пораженная чудовищным подозрением.
— Девочка Линда умерла несколько дней назад, Ханна, — жестко сообщила Лючия. — То, что вы видели, был ходячий труп.
— Неправда! — яростно крикнула Грета, незаметно подойдя с другой стороны. — Она была живая! Ела, плакала, говорила!
— Да, — легко согласилась Лючия. — Когда эти твари завладевают телом человека, они оставляют большинство переферийных функций, но убирают «слабости», по чему их им можно вычислить… Она ведь ночевала в каком-то здешнем доме?
— Да, в ресторане на перекрестке, — теперь соглашалась Грета. Но она еще не верила. — Как ты догадалась?
— Они прячутся в заброшенных домах. Если человек там долго остается, они сначала жрут его сознание, а потом все остальное…
— Они? — я почувствовала себя человеком, запертым в темной комнате с ночным хищником. Как мне было знакомо это ощущение…
— Долго объяснять, — Лючия попыталась встать, но ее руки подломились. — Давайте выйдем отсюда… Помогите мне найти очки, пожалуйста…

Я помогла Лючии подняться на ноги, придерживая за талию. Грета тем временем нашла по скамьей очки и угрюмо подала их ей.

— Мы ее даже не похороним? — язвительно спросила она ведьму.
— У тебя есть, чем копать? — резонно поинтересовалась та, но тут же смягчилась: — Но ты права… Я думаю, лучше всего будет всё здесь сжечь. Вместе с церковью. Не думаю, что Назаретянин будет против…
— У тебя есть какой-нибудь магический огонь? — деловито спросила Грета.
— Я Прометей? — снова огрызнулась Лючия, прежде чем дать нормальный ответ. — Я очень устала, Гретхен… Этот город пережевал меня, и ваше счастье, что вы не видели и трети того, что увидела здесь я. Боюсь, устраивать погребальный костер вам придется без меня…

Устраивать погребальный костер пришлось мне одной. Грета наотрез отказалась снова заходить в церковь, поэтому я оставила ее на лужайке наблюдать за оживающей Лючией. По совету последней я обыскала брошенные перед входом машины, обнаружив в одной плотно закупоренную канистру бензина. Сколько лет она пролежала тут? У меня не было опыта сжигания человеческих останков и церквей, но для первого раза получилось неплохо. Впрочем, в какой-то миг мне показалось, что старая церковь сама подставляет очищающему огню наиболее горючие части себя…

Когда я вернулась к спутницам, они о чем-то ожесточенно спорили, но увидев меня, замолчали. Лючия уже могла идти сама, но ее качало, поэтому нам пришлось ее поддерживать. Возвращались к вокзалу мы окружным путем, а за нашими спинами с мрачным треском занималась пламенем старая церковь. По дороге Лючия тихо рассказывала.

Я не могу утверждать, что поняла ее рассказ правильно, но по ее словам наш мир состоит из сотен, если не тысяч «слоев», наложенных друг на друга и существующих параллельно, хоть и по разным законам. Человек разумный видит только один из них, который и считает реальным миром. Но маги и ведьмы вроде Лючии способны видеть сразу несколько… и существ, которые там обитают. Лючия так и не поняла, откуда и когда появились твари, съевшие Линду, но именно они являлись причиной, по которой Билефельд перестал существовать, хотя иллюзию его существования до сих пор зачем-то поддерживали «они». Кто такие «они» и как выглядят «твари», она так и не объяснила, несмотря на мои настойчивые вопросы.

— Да, я могу их убить, — без энтузиазма ответила она на вопрос Греты. — Но тогда придется убивать всех сразу, ибо на смерть одной со всего города сбегутся остальные.
— Но ты же убила Ли… тут тварь в церкви?
— Нет, — спокойно возразила Лючия, сочувственно глядя на наши напрягшиеся лица. — Я всего лишь уничтожила физический контейнер, через который она пыталась вползти в нашу реальность.
— Но ее же надо убить! — потребовала Грета.
— Не в моем текущем состоянии, — печально покачала головой ведьма.

Грета заплакала. Мы уже сидели на старой скамейке на вокзале, ожидая поезда — никто nне знал, когда он приедет, ибо расписание тридцатилетней давности вряд ли оставалось в силе. Грета плакала, всхлипывая «Несправедливо, несправедливо…» Как мать, подумала вдруг я. Как мать, потерявшая ребенка… Мысль неприятно поразила своей простотой. В ответ я просто прижала ее к себе и не отпускала, пока рыдания не превратились в редкие всхлипы. Потом Грета отстранилась, чтобы высморкаться и вытереть лицо. Мы замолчали, глядя на листья, которые гонял по перрону поднявшийся ветер.

Пришел какой-то поезд. Мы с Гретой уселись у окна напротив друг друга. Над городом разносился черный дым от горящей церкви, но никто кроме нас его не видел, надежно защищенные от жестокой реальности спасительной иллюзией… В Мелле в наше купе подсел пожилой мужчина в дорогой паре, но всю дорогу просидел молча, уткнувшись в свежий номер своей газеты. Только собравшись выходить в Оснабрюке, он внезапно обратился к Лючии:

— Фрау Рован, вы неисправимы, не правда ли? Сегодня мы разойдемся мирно, ибо вы помогли нам — пусть и невольно, я подозреваю, — устранить… нестабильность, но рано или поздно вы попадете в неприятности.
— Жду с нетерпением, — зло бросила в ответ ведьма, не пытаясь, однако, подняться. Непонятный попутчик проигнорировал грубость и повернулся к нам.
— А вам, девушки, я бы лично посоветовал быть поосторожнее. Любопытство убило не только кошку.

Пока я до меня доходил смысл последних слов, он сделал шаг и исчез в коридоре. Но когда я выскочила вслед ему в коридор, он был пуст, как улицы мертвого города Билефельда…
Вторник, 22 Декабря 2009 г.
22:26 Pommes frites
Наша романтическая прогулка вдвоем шла великолепно, пока не зарядил донельзя своевременный дождь. Путеводитель по Гластону, купленный Ханной в первый же день, уверял, что летом дожди в городе и окреностях очень редки, а вот осенью ветер приносит с Альп целые табуны туч. Видимо, наш приезд так испортил настроение богам-альпийцам, что они решили выразить свой протест, невзирая на время года…

Так или иначе, зонта у нас не было и в помине, а сами мы как-то неожиданно для себя оказались на самой окраине города. Дома здесь стояли редко и, судя по табличкам «Zum Vermieten» на практически каждом, в большинстве своем пустовали. Стоя под жиденькой листвой спасительного деревца, мы затравленно озирались, попутно пытаясь отжать волосы и прочую совершенно не осеннюю одежду. Наконец, Ханна ткнула пальцем в сторону чего-то, что при ближайшем рассмотрении оказалось набором светящихся букв на фоне мрачного неба, великодушно сложившихся в название едального заведения.

Стоило ливню немного утихнуть, как мы звонко зашлепали по лужам в сторону спасительного ресторана, где двух мокрых и продрогших встретила полная тётушка в фартуке, очевидно, хозяйка. Немного задержавшись взглядом на волосах Ханны, она радушно поприветствовала нас с едва различимым южноевропейским акцентом:

— Добрый день! Столик на двоих?

Ханна попыталась ответить, но лишь клацнула зубами от холода и кивнула. Тетушка провела нас вглубь помещения, усадив за небольшим столиком в компании двух махровых полотенец. У столика было два неоспоримых достоинства — во-первых, с него через окно открывался изумительный вид на Бодензее, а во-вторых, он располагался в шаге от электрического обогревателя, который тут же оккупировала Ханна. Глядя на нее, я вдруг заметила, что совершенно нагло кутаюсь в ее куртку, которую она мне, оказывается, отдала еще под деревом. Нет, я, конечно, понимаю, что рассеянная, но это не повод давать Ханне простужаться!..

— Глупости, — фыркнула та, для пущей неубедительности опять клацнув зубами — но куртку забрала. — Это ты у нас оранжерейная лилия, Гретхен, а мы и не такие непогоды видали.
— Негодяйка, — только и могла ответить я, ибо крыть было нечем. Увы, именно Ханне всегда приходилось откачивать меня от очередной заразы, а не наоборот. Ей это нравилось, а я, к своему глубочайшему стыду, млела как котенок, видя ее бесконечную заботу в ее глазах. Она вообще была первой, кому оказалась нужна именно я, а не деньги и титулы моей семьи, с которой я, кстати, вдрызг разругалась перед уходом.

А еще был Шварцвальд — я не помнила почти ничего, но таинственная Лючия твердила, что там Ханна спасла мне «больше чем жизнь». Я подняла на нее глаза — она как раз вытирала свои белоснежные волосы полотенцем. Они поседели за одну ночь и больше не восстановились. Теперь Ханна стригла их покороче, несмотря на мои протесты. Не слишком осознавая, что делаю, я подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к седой прядке над ее ухом. Ханна замерла. Я тоже. После той ночи она стала болезненно нервной. Хорошо хоть просыпаться со слезами в четыре утра перестала…

— За счет заведения, — тактичное покашливание первало нашу немую сценку, и я отдернула руку. Тётушка-хозяйка поставила на стол две чашки какого-то восхитительно пахнущего горячего напитка. — Хотите что-нибудь уже заказать?

Мы с Ханной переглянулись. Есть нам не хотелось, но ввалиться в ресторан и ничего не заказать было бы невежливо, тем более после того, как нас уже угостили…

— Тарелку картошки фри на двоих, пожалуйста, — Ханна выбрала самый нейтральный вариант. Она любила картошку, я к ней была вообще-то равнодушна, но то, что нравилось ей, нравилось и мне… Тётушка с улыбкой кивнула и исчезла на кухне.

Какое-то время мы умиротворенно молчали, глядя на дождь за окном и неспешно поглощая чай со специями, которым оказался принесенный напиток. Потом принесли картошку, за которую я тут же расплатилась, дав щедрые чаевые. Задумчиво глядя на принесенное блюдо, мы решали, что с ним делать — голода мы по-прежнему не испытывали. Наконец, Ханна решительно ухватила пальцами одну палочку с тарелки и строго велела:

— Скажи «Ааа!»

Я повиновалась, после чего картофелина, как по мановению, оказалась у меня во роту. Чуть не подавившись от внезапно накатившего хохота, я нашла в себе силы прожевать и проглотить, и только тогда заметила в руках Ханны новую порцию. Мне оставалось только контратаковать — надо признать, она почти не сопротивлялась… Картошка исчезла с тарелки куда быстрее, чем мы рассчитывали.

Дождь кончился, но мы это сообразили, только когда из-за далеких уступов Альп слева блеснуло закатное солнце. Вымыв руки и пожелав приятного вечера хозяйке — именем которой я так и не поинтересовалась, — мы, все еще посмеиваясь друг над другом, вышли на пустынную улицу.

Оглядываясь на необжитые домики по сторонам, я не заметила, как и когда появилась она. Первой ее увидела Ханна, застыв, как вкопанная. У меня отвратительная память на лица, но это лицо, вернее, обстоятельства нашей встречи, я запомнила навсегда — непостижимая Лючия Рован, наша с Ханной одна на двоих спасительница в очках и белой пелерине, с кривоватой улыбкой ожидала нас в десяти шагах на тротуаре.

— Что случилось, Лючия? — охрипшим голосом спросила Ханна.
— Добрый вечер, девочки, — вместо ответа она укоризненно поздоровалась. — Я гляжу, ты постриглась?
— Уже давно, — буркнула Ханна, но немножко расслабилась.
— Фрау Рован, почему вы здесь? — наконец, нашлась что спросить и я.
— Я хочу предложить вам обеим одно небольшое приключение на троих…
— А если мы откажемся? — быстро уточнила Ханна.
— То я уйду, — кажется, Лючия смотрела на нас сочувственно. — Но я бы на вашем месте не стала отказываться. Вы обе уже мечены тайным миром, и ничего с этим не поделаешь…

У меня закружилась голова, как в тот вечер, когда я прыгнула в машину Ханны и велела гнать, пока не кончится бензин… Мы обменялись отчаянным взглядами, потом она со вздохом произнесла:

— Хорошо, мы слушаем.
Пятница, 13 Ноября 2009 г.
21:48 Modern Warfare 2
Только что прошел вторую часть MW. Впечатления - очень положительные.

Начинал играть немного с опаской - все-таки, игра про злобных русских, мочащих бравых американцев... Нет, я не против политики в играх, просто если в 2007 эта тема еще не была достаточно актуальна (см. WiC), то в нынешнее непростое время - вполне. Но авторы, похоже, сами осознали это и уверенно перевели сюжет в раздел фикции.

Да, если первая часть претендовала на реализм и совместимость с современными реалиями, то вторая делает ставку на драматичность и еще более быстрый темп. Признаюсь, что не понял, как именно были между собой связаны миссии - слишком быстро все происходило. Ну и наверняка сыграло роль то, что играл на немецком.

Вот тут мне, извините, придется десять раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Дело в том, что Очень Умные Менеджеры Infinity Ward зачем-то встроили в свою игру Steam. А Очень Умные Менеджеры Valve, не иначе как из политкорректности, запретили игрокам, впервые запускающим ее с немецких IP устанавливать какую-либо версию кроме немецкой. Причем это не документировано НИГДЕ, и кучу немцев, предпочитающих играть на английском, тупо развели на бабки - и без альтернатив. Ну, кроме консолей... хотя FPS на консолях - это, согласитесь...

Ладно, возвращаясь от сарказма к сюжету, хочу в свое оправдание сказать, что догадался, кто будет последним боссом, практически с первой миссии. Более того, я почти уверен, что тот, кто им так и не стал, на самом деле был его сообщников - но это покажет сиквел. Да, увы, игра весьма короткая - где-то слышал цифру около 6 часов, вот примерно около того. Оригинал был ненамного короче. Зато сиквел, в отличие от, - эпичен, как фильмы по ВК.

В конечном итоге, могу сказать, что игра замечательная, хотя и испорченная тупым менеджментом, демонстрирующим все характерные черты ТНК - грести все человечество под одну гребенку, не париться об отдельных примерах и считать баблосы. Самое мерзкое - бОльшую часть тех 60 евро, что я заплатил за игру, получат именно эти крестьяне от гроссбухов, а не люди, которые доставляли мне удовольствие от игры. Увы, издержки "свободного" рынка - в этом смысле игру действительно можно рассматривать как политическую сатиру...

Infinity Ward, не связывайтесь больше никогда в жизни со Steam! Я даю вам честное слово, что куплю MW3 за полную цену и не буду читить в онлайне, если вы уберете этого уродливого паразита. На всякий случай начну тренироваться с геймпадом, благо к купленной во вторник PS3 (лежит без дела, ибо кабель-переходник еще не прислали) прилагалась бесплатная копия MW2... Кстати, есть мнение, что там таки есть английская озвучка.

ЗЫ: Разумеется, я знаю, что настоящие поцаны играют в CoD исключительно ради мультиплеера, но я старомоден и люблю закрученные сюжеты и интересные уровни. Кроме того, мультиплеера лучше WiC игродизайнеры еще не придумали...

PPS: Я, наконец, сообразил, чем мне не понравился MW2: он слишком безличный. В первой части я видел персонажей и сочувствовал им, у них были личности. А во второй - ничего, просто набор статистов на фоне пиротехники и стрельбы...

PPPS от 27.03.2010: И вот еще чего мне хватало в MW2 - просто забегов на дальние дистанции. В первой части значительная часть уровней была свободна от врагов, что давало время оглянуться, проникнуться атмосферой того или иного уровня (Ближнего Востока, Припяти, псевдо-России, и т.д.), и только потом вплотную заняться расстрелом всего, что движется. И, кстати, персонажам (см. выше) это тоже шло на пользу - было больше времения просто трепаться. В сиквеле всего этого фатально мало.

Current music: из титров MW2
Настроение: хорошее
Суббота, 7 Ноября 2009 г.
00:22 Левел ап
С сегодняшнего дня я официально бакалавр наук.

Current music: Feeder - Shatter
Настроение: сонное
Пятница, 22 Мая 2009 г.
18:38 Лес
Не доезжая двух километров до Шварцвальда, мы остановились на заправке. Не то, чтобы у нас кончался бензин, — просто Грете ни с того, ни с сего захотелось пить, а минералка, которой мы запаслись в Гринвиче, её больше не устраивала. Выбравшись из машины, мы потопали в приветливо подмигивающий неоновыми лампами магазинчик при заправке. В стремительно наступавших сумерках он казался островком тепла и спокойствия.

— И чем тебя не устраивает минералка? — в последний раз без особой надежды спросила я.
— Не хочу и всё, — капризно ответила она, потом вдруг посмотрела на меня и почти жалобно попросила: — Ну, пожалуйста, Ханна… у меня от неё уже в горле першит…
— Хорошо, хорошо, — нахалка вертела мною, как хотела…

Грета рыбкой нырнула в магазин, а я задержалась на входе. В сумерках шоссе казалось светлой полосой на тёмном полотне. С полей по обеим сторонам дороги пахло травой, отовсюду доносился стрекот каких-то ночных членистоногих типа цикад. Но это спокойствие почему-то не умиротворяло. Мне, городской девочке, было в тягость отсутствие каких-либо следов цивилизации помимо заправки и нашего с Гретой снятого на неделю «опеля», сиротливо прикорнувшего с притушенными фарами. Почему-то мне показалось, что это спокойствие — ложное, как затишье перед грозой. Затем мой взгляд упал на чёрную даже в темноте стену Шварцвальда, и я вздрогнула и поспешила под крышу.

Грета ещё размышляла над холодильником с напитками, поэтому я заняла стратегическую позицию у кассы. Кассир — на удивление, не заспанный подросток, а вполне респектабельный дедушка при седой бороде — строго на меня посмотрел и кивнул.

— Вечер добрый, — вежливо поздоровалась я.
— И вам того же, — не менее учтиво, но немного шамкая губами, отозвался дедок.
— Мы только в магазин, бензин нам не нужен, — я сочла нужным пояснить.
— Ну, пусть так, — согласился он. Потом прищурился и ещё раз оглядел нас с Гретой: — Сёстры, что ли? На дочь вашу она, простите, возрастом не вышла…
— Ну, не совсем, — уклончиво ответила я. Пусть просвещённое общество уже не осуждало подобных нам, но в первую очередь с пожилыми людьми надо было быть осторожными. — Но можно сказать и так.
— А, — кивнул дед, но было видно, что он не понял и потерял всякий интерес.

Я оглянулась на Грету. Она, казалось, задумалась над всеми судьбами мироздания разом, а не выбором напитка, и вид у неё был настолько сосредоточенный, что я не решилась её окликать. Рядом с кассой случилось зеркало, и я воспользовалась случаем привести себя в порядок. Иссиня-чёрные волосы до спины (сейчас — чудовищно растрёпанные) были единственным достоинством моей внешности и предметом не менее чёрной зависти Греты, хотя кто-кто, а уж она о своём внешнем виде могла перестать волноваться примерно с рождения.

— Вот! — гордо выложила она прилавок какую-то бутылочку. Я, не приглядываясь, расплатилась. Дедушка молча выбил чек и вернул сдачу.

— Барышни, — дедок окликнул нас уже у выхода. — Вы того… через Шварцвальд поедете?
— Да, — я обернулась, Грета тоже остановилась. — А что?
— Дурное это место, — туманно объяснил он. — А вам срочно ехать? Может, утра дождётесь?

Я посмотрела на Грету, но она понимала ещё меньше моего, потом снова на старика.

— А что там такого? Пираты? — я попыталась всё свести в шутку.
— Да нет, там… — дед пожевал губами, потом махнул рукой. — А, ладно, авось пронесёт… Вы, главное, не останавливайтесь нигде и не разворачивайтесь, пока не выедете. Дорога прямая, не заблудитесь. И из машины не выходите.
— Спасибо, — озадаченно протянула я. — До свидания…

Мы вышли в уже ночную темноту. Я поглядела на часы — было уже половина десятого.

— Ханна, мне это не нравится, — тревожно протянула Грета, держась поближе ко мне.
— Что такое?
— Ну, что этот старик говорил, про плохое место…

Повернувшись к ней, я увидела понуренную белокурую голову и бессильно опущенные руки. Мне стало не по себе.

— Грет, ну ты чего? Ну, рассказал нам старикашка страшных историй на ночь, может, он всех проезжих так пугает? Чего переживать-то, а?

Она медленно подняла голову и вымученно улыбнулась мне снизу вверх.

— Да, наверное, ты права… Но у меня какое-то предчувствие…
— Закрой глаза и три раза глубоко вдохни и выдохни, — посоветовала я. Грета послушно подышала, но тревога в её глазах никуда не делась.
— Может, вернёмся и поспрашиваем ещё?

Я посмотрела на приветливо подмигивающий магазинчик и покачала головой. Если мы хотели добраться до Эдинбурга к полуночи, надо ехать немедленно. И ещё что-то говорило мне, что после сказанного Гретой, я уже не смогу так просто выйти обратно в темноту…

— Тогда… — она запнулась, — …можно я за твою руку подержусь?

Её холодные пальцы вцепились в мои. Они мелко дрожали — я не выдержала и, быстро притянув её к себе, поцеловала. Какое-то время мы стояли так, пока её дрожь не унялась.

— Пошли?

Оставшийся путь до Шварцвальда мы проделали без остановок. «Опель» мерно тарахтел, Грета подавленно сидела на переднем сидении, широко раскрытыми глазами глядя на приближающуюся стену леса. Себе я велела смотреть строго на дорогу, но и сама то и дело возвращалась к кромке деревьев. Нет, меня предчувствия не мучили… просто слова старика оставили неприятный осадок, и он доставлял дискомфорт.

Деревья окружили нас внезапно, без какого-либо подлеска и прочих прелюдий. Просто машина как будто нырнула в лес — и уверенно пошла ко дну. Я почувствовала, как напряглась на соседнем сидении Грета.

— Если по карте, то мы будем в Эдинбурге через два часа, — бодро напомнила я. — Там и заночуем.

Грета кивнула, не отрывая взгляда от тьмы за окном. Не дождавшись ответа, я продолжила гнать дальше. В одном старик с заправки был в любом случае прав — заблудиться нам не грозило. Широкое двухколейное шоссе было прямым как линейка, и деревья по краям образовывали ровный коридор, где потолком служило усыпанное звёздами небо. Луны видно не было — возможно, оно и к лучшему.

А потом заглох мотор. В тот момент, когда я почти поверила, что предостережения доброго дедушки были лишь страшной сказкой на ночь, движок «опеля» надсадно зафыркал и умолк. Какое-то время я терзала ключ зажигания, но безрезультатно. Наконец, я поняла, что придётся выходить.

— Сиди здесь, — строго велела я Грете и вытащила из бардачка фонарик. Она молча кивнула, глядя на меня большими глазами, в которых боролись желания пойти со мной и никуда меня не отпускать. Но прежде чем выйти, я последовала своему давешнему совету — зажмурившись, глубоко вдохнула и выдохнула.

Снаружи было спокойно. Нет — тихо. Тишина была настолько абсолютной, что скрежет капота казался громом. Ни шума листьев, ни звуков лесных обитателей, ничего… Забавно, но не отфильтрованный лобовым стеклом звёздный свет имел заметный лиловый оттенок. Я посветила в мотор фонариком, но вопреки расхожему стереотипу, я не умею чинить машины. И водопроводные трубы тоже. Тяжело вздохнув, я достала мобильник.

Хлопнула дверца, и рядом возникла Грета.

— Я же сказала сидеть в машине… — но, на самом деле, я совсем не сердилась.
— Я за тебя боюсь, — честно ответила Грета и заглянула в мотор: — Что там?
— Не знаю. Вот, звоню в агентство, пусть присылают ремонтников за своим драндулетом…

Но мой мобильник, разумеется, был аккурат вне зоны досягаемости. Гретин, как выяснилось, тоже.

— Ну, и что мы будем делать? — риторически спросила я. Грета пожала плечами. — Можно либо идти обратно к заправке пешком, либо сидеть смирно и ждать, не проедет ли кто-нибудь мимо. Предпочтительно, на тягаче…

От безыдейности я обошла машину кругом. Идей не прибавилось, зато я заметила интересный оптический эффект — впереди шоссе было видно довольно далеко, а вот сзади, откуда мы приехали, тьма как будто скрадывала расстояние, «укорачивая» дорогу. Но у меня было над чем подумать помимо законов оптики, и я вернулась к Грете.

— В общем, я бы пошла обратно, всё лучше, чем у моря погоды ждать, — начала я и только тогда заметила, что Грета не слушает. Она стояла очень неподвижно, наклонив голову, как будто вслушиваясь в тишину. — Гретхен?
— Ты слышишь? — не поднимая головы, спросила она.

Я прислушалась. Сначала я не слышала ничего, кроме тишины. Потом издалека — с той стороны, откуда мы приехали, послышался…

— Как будто… муравьи идут? — неуверенно спросила я у Греты. Она кивнула, испуганно глядя на меня: — Большие…

Я снова вгляделась в темноту позади. Может, мне показалось, может, глаза устали, но дорога с той стороны стала короче ещё на несколько метров. Я глянула вперёд — там шоссе было по прежнему хорошо видно. Шуршащий топот позади стал немножко громче.

— Пошли, — резко скомандовала я, хватая Грету за руку и увлекая её вперёд. Она не спрашивала, от кого мы убегаем, а я — не знала. Просто мне казалось, что лучше двигаться, чем выдёргивать себе нервы, стоя на одном месте. Мы бежали вперёд.

Когда, наконец, мы остановились, дорога была хорошо видна в обоих направлениях, но вот наш «опель» уже затерялся во тьме. Пусть с ним — там были кое-какие вещи, но всё важное было у меня с собой. Я прикрыла глаза, успокаивая дыхание после бега.

Грета потерянно оглядывалась, то рассматривая деревья по сторонам дороги, то глядя на синеватые звёзды. Я снова вытащила мобильник, и она последовала моему примеру.

— Сел, — почти в унисон произнесли мы, недоверчиво глядя друг на друга.
— Пошли вперёд, — решила я. — К утру дойдём до Эдинбурга.

Грета кивнула, и мы зашагали по дороге. Кругом по-прежнему было тихо, Грета тихонько шла следом. Чем дальше мы удалялись от машины, тем больше наше внезапное бегство начинало казаться мне приступом банальной детской боязни темноты. Если бы ещё не сели разом оба мобильника… Я почти убедила себя во всевластии слепого случая, когда мне на плечо легла огромная тяжёлая рука.

С воплем отпрыгивая в сторону, я со всей силы ударила по чудовищной конечности кулаком… и встретилась взглядом с полными ужаса глазами Греты. Она стояла посреди дороги, лелея ушибленную руку, и плакала то ли от боли, то ли от обиды.

— Грета… извини, я… показалось… чёрт… — я искала и не находила, что сказать. Она плакала, не понимая, за что я её ударила, не понимая, что вообще происходит. Если б я сама это понимала! Не найдя ничего лучше, я просто подошла и обняла её. — Извини… Я не хотела тебя обижать… У меня с нервами что-то… и с воображением…
— Ничего, — она неожиданно легко успокоилась. — Ничего.
— Что ты хотела мне сказать?
— Хан, — её голос звучал почти безмятежно. — Мне кажется, Оно двигается быстрее.
— Оно? — тупо переспросила я.
— Оно. Которое идёт за нами.

Я резко развернулась, вглядываясь в темноту за спиной. Она была ближе. В ночном воздухе отчётливо слышался шелестящий топот тысяч маленьких ног. Отрывисто втянув в себя воздух, я зажмурилась в надежде, что наваждение рассеется само. Вместо этого вскрикнула Грета. Не думая больше ни о чём, я схватила её руку и снова побежала.

На этот раз мы бежали дольше, очень долго, пока я не выбилась из сил. Остановившись, я долго не могла восстановить дыхание, глядя в асфальт шоссе. Грета смирно стояла рядом, хотя вообще-то ей полагалось сидеть без дыхания, как я… Когда я подняла глаза, она улыбалась, просто и безмятежно, а увидев моё лицо, вообще расхохоталась. «Истерика!» подумала я. Такого с ней ещё не было, но я знала что делать — взяв её за плечи, я хорошенько её встряхнула.

Смех не прекратился — вернее, перешёл в воистину гомерический хохот. Он был настолько неуместен в этом лесу, что казался огромным шурупом, вкручиваемым в мой мозг… Наконец, Грета отсмеялась, и я поняла, что сижу на асфальте, сжав голову руками.

— Ой, прости, Ханна, — всё ещё хихикая, произнесла Грета. — Просто ты такая смешная сейчас. Бежишь по пустой дороге, разве что маму не зовёшь. От чего мы убегаем-то? Чего мы испугались? Здесь же так светло и спокойно. И красиво, посмотри!

Зеленоватый свет звёзд гармонировал с её глазами, делая их ещё более безумными, чем они были. Там, куда она указывала, была только темнота между деревьями. Да полно ли, была ли она сумасшедшей? Или это я сошла с ума, волоча свою возлюбленную на незапланированный кросс по пересечённой местности? Может, сейчас действительно день, а тьма — продукт моего воспалённого воображения? Хотя нет, шелестящий топот слышали мы обе. Я посмотрела на часы. Они стояли. С без четверти десяти…

— Пойдём, — Грета теребила меня за рукав, призывая подняться. — Я чувствую, здесь есть прекрасное место. Пойдём, я покажу его тебе…

Я поднялась. Грета пошла дальше по дороге, потом начала танцевать. Я просто шла следом, наслаждаясь её танцем. Она танцевала так же легко, как в тот день на Майорке, когда мы впервые с ней встретились. Заворожённой танцем, мне показалось что ещё одно усилие воли — и мы с ней вернёмся туда, в прошлое, где не было чудовищных лесов и шелестящего топота за спиной… Но едва слышный голос в уголке сознания вернул меня к реальности. Вернее, к тому, чем она стала за всего один час.

Грета остановилась, показывая рукой на что-то на обочине. Я посмотрела туда — в просвете между двумя деревьями клубилось белесое облачко, и чем больше я всматривалась, тем чётче проступали в нём человеческие черты. Наконец, оно превратилось в полупрозрачный, флюоресцирующий силуэт невысокой женщины в кожаных штанах и куртке и с мотоциклетным шлемом в руке. Помахав мне свободной рукой, мотоциклистка исчезла за деревьями.

— Смотри! — Грета взмахнула руками, как будто раздвигая занавес. Впереди, вдоль дороги, насколько хватало глаз, в зелёном звёздном свете стояли белесые фигуры — мужчины и женщины, дети и взрослые, старые и молодые. Назад я не смотрела. Мне захотелось закричать, но тут Грета радостно рассмеялась и побежала вперёд. Мне ничего не оставалось …

Мы бежали между двух рядов белесых фигур, и все они нас приветствовали, потом исчезали во тьме, уступая место другим. В какой-то момент Грета вдруг совсем по-детски воскликнула «Ой, собачка!» и кинулась во тьму среди деревьев.

— Грета, стой! — безрезультатно крикнула я. Думать времени не было. Я просто бросилась за ней.

Я ослепла. Темнота за дорогой была плотной как вода и, казалось, налипала на глаза, прямо под веки. Ничего белесого там не было, разве что тонкие паутинки, которые рвали мои руки, но их я не видела…

— Грета! — я кричала, но без ответа. — Где ты?!

Наконец, я нащупала что-то тёплое. Вцепившись в него, я что есть мочи рванулась туда, где, по-моему, осталась дорога… и упала на асфальт, не в силах даже удивиться своему везению. Какое-то время я лежала, хватая ртом воздух, потом ко мне вернулось зрение. Свет звёзд придавал всему нездоровый желтоватый оттенок. Рядом со мной лежала Грета. Она не шевелилась.

— Нет, — не веря, произнесла я, подползая поближе. — Ну нет же… Грета, вставай… Очнись… Грета!

Пульса не было. Её руки и губы оставались холодными. Осознание ударило меня по голове как мешок, набитый песком, — вроде не больно, но мир отдалился и поплыл… Грета была мертва.

— Ох, Господи… Ну почему же, Грета… Грета, как же так… — Держа в руках тело человека, которая была в моей жизни всем, я закричала, постаравшись вложить в свой крик всю боль, всю тоску, всю свою ненависть к лесу, который это сделал…

Но лесу было наплевать. Звёздам было наплевать. На мою боль и на мою ненависть. С трудом поднявшись, я посмотрела назад. Оно было уже близко — метрах в трехстах. Я отчётливо слышала Его шелестящий топот. Вся фора, которую мы заработали своими дикими пробежками, испарилась без следа. «Мы» — я и Грета. Я с трудом удержала равновесие.

В этот лес мы вошли вдвоём, и вдвоём мы из него уйдём, думала я, пристраивая Грету… тело Греты себе на спину. Мне было не в первой — она совершенно не переносила алкоголь… «при жизни», предательски подсказало сознание. От подсказки меня чуть не повело в сторону, в темноту. Оно равнодушно приближалось. С той же скоростью, вне зависимости от того, что я делала. Как будто Оно вовсе и не гналось за нами, а просто шло по дороге. А что, если Оно не остановится на кромке леса? От одной мысли меня снова замутило.

Я снова шла. Призраки на обочине по прежнему махали мне руками, но теперь я знала их истинную сущность — и под моим взглядом они стремительно разлагались, разваливаясь на куски. Это было неприятно, так что я смотрела только вперёд. Грета была совсем лёгонькая, я почти не замечала её веса. Правда, она совсем не держалась, и мне приходилось постоянно её перехватывать… но я приноровилась. В какой-то момент мне показалось, что она просто пьяна, как часто уже бывало, я даже почувствовала запах дорогого шампанского, который мы пили в Гренобле… Я в который раз за эту ночь зажмурилась и глубоко задышала.

— А вот это ты зря делаешь, — раздался голос над моим левым ухом. Я не сразу поняла, что они принадлежит Грете.
— Грета?
— Я, я, — ворчливо сказал голос. Я не знала, чему верить. Тело Греты было холодным и безжизненным, краем глаза я видела её растрепавшиеся локоны, качавшиеся в такт моим шагам… но я слышала именно её голос, а значит… — Ты сошла с ума, да. Успокоилась?
— Да, — как ни странно, это было правдой. Я всего-навсего сошла с ума. Какие мелочи! Значит, меня даже могут вылечить… Я смело зашагала дальше.
— Тогда слушай сюда. Вернее нет, сначала посмотри вверх, — я посмотрела. — Ну, что там?
— Звёзды.
— А какого цвета?
— Оранжевые… — Грета молчала. — И что?
— Как что? С каких это пор звёзды оранжевые?
— Ну, я же сумасшедшая, наверное, у меня такие галлюцинации.
— Ох, — её голос был полон сожаления о моём слабоумии. — В общем, любовь моя, каждый раз, защищаясь от Него, ты уходишь всё глубже в спектр. И из красного уровня ты уже просто не выберешься назад.
— Это как?
— Не важно. Просто не дыши глубоко с закрытыми глазами, и всё будет путём, ага?
— Хорошо.

Какое-то время мы шли молча. Шелестящий топот за спиной не затихал, но и не приближался. Звёзды светили ровным апельсиновым цветом. Призраки вдоль дороги разлагались и разваливались. В моём шизофреническом мирке всё было без перемен.

— Кстати, — без особого интереса сообщила Грета. — За нами уже минут десять кто-то идёт.

Я резко обернулась. Дорога была пуста, только в ста метрах неспешно ползло Оно, шелестя суставчатыми ножками.

— Ты не так, ты шаги его слушай.

Я пошла дальше, вслушиваясь в шелест за спиной. И я действительно услышала шаги. Кто-то шёл за мной, аккуратно соизмеряя шаг с моим, но останавливаясь достаточно резко, я успевала услышать его последний шаг.

— Грета, кто он?

Но Грета молчала. Мне показалось, он ускорил шаг, медленно приближаясь… Я побежала. Наверное, призракам было очень смешно смотреть на этот ковыляющий «бег» с трупом за спиной… Они показывали пальцами и смеялись. Я тоже смеялась, понимая, что теперь мне уже не поможет никто…

Потом всё кончилось. Впереди забрезжил свет. Прямо по середине шоссе стояла одинокая белая фигура, лучившаяся светом. В этом свете призраки бледнели и исчезали, а Оно начало тормозить. Я бежала к ней, и мне было всё равно, был ли это ангел смерти, пришедший по мою душу, или белый принц, примчавшийся меня спасти.

Это была женщина. Немногим старше меня, одетая в белое, с белой же пелериной на плечах и аккуратных прямоугольных очках. Именно очки убедили меня, что она — человек. Она стояла, не двигаясь, и разглядывала меня. Я разглядывала её. Если бы она двинулась в мою сторону, я бы убежала. Но она не двигалась, и я пошла к ней.

— Здравствуй, — мягко поприветствовала она меня.
— Здравствуйте.
— Давно вы тут плутаете?
— Я не знаю… Часы остановились.
— Понятно. А это кто — твоя сестра? — она показала на Грету.
— Нет. Она была со мной. Потом она сошла с ума и умерла. Я тоже сошла с ума.
— Ты не похожа на сумасшедшую, — улыбнулась Светлая. — А она — на мёртвую.
— Но она умерла, — настойчиво повторила я. Может, она тоже сумасшедшая, как и я?
— Тогда почему она дышит?

Я ошеломлённо поглядела на Грету. Она дышала, на бледные щёки возвращался румянец. Мои перетружденные ноги, наконец, подкосились. Светлая умудрилась подхватить и меня, и её.

— Но она же умерла, у неё сердце не билось…
— Это тебе так показалось. На самом деле, она просто потеряла сознание от перебора впечатлений. Ты настоящая героиня, не бросила её, — она одобрительно улыбнулась.
— Кто вы?
— Меня зовут Лючия.
— Лючия… подходящее имя для вас.

Она удивлённо на меня посмотрела. Может ли быть, что она сама не видела исходящего от неё света? Она бегло осмотрела Грету и поднялась, без особого труда держа её на руках, как малого ребёнка.

— Принцесса просыпаться явно не собирается, так что придётся её нести. Ты сама-то идти можешь?
— Могу. Грета… её зовут Грета. А меня — Ханна.
— Приятно познакомиться, — Лючия приветливо улыбнулась и зашагала по шоссе. Я поспешила следом, как бы не болели ноги.
— Лючия… а что ЭТО?
— «ЭТО»? — брови нашей спасительницы удивлённо вздёрнулись.

Я обернулась и указала на Него, оставшееся там же, где его остановил свет Лючии. Она долго смотрела на Него, потом виновато произнесла:

— Извини, я вижу только дорогу на километр вперёд.
— Ох, — я схватилась за голову. — Очередная галлюцинация?
— Скорее всего, — кивнула Лючия, продолжая путь. — Видишь ли, почти всё, что ты видела в этом лесу, — не более чем продукт твоего собственного воображения. В этом районе Шварцвальда на поверхность выходит целый набор подземных газов, кумулятивно дающих галлюциногенный эффект людям, предрасположенным к параноидальным маниям…
— Выходит, я находилась в наркотическом бреду? Мило… — подвела итог я. — А почему тогда, если об опасности известно, дорогу не перекроют?
— Экономика и политика, — скривилась Лючия. — Похоже, дешевле нанять агента вроде меня, который будет спасать редких жертв, чем нарушать проложенную инфраструктуру…
— А как вы-то нас нашли?
— Вальтер оповестил, вы у него останавливались перед въездом в лес. Когда вы не появились через час, я поспешила к вам на помощь, но… меня задержали обстоятельства, — она кинула на меня виноватый взор. — Очень прошу прощения за опоздание.

Разумеется, я не могла на неё сердиться. Мы долго шли в темноте, в какой-то момент я даже обнаружила, что мёртвой хваткой вцепилась в пелерину Лючии, но она не возражала. Когда лес кончился, наступил рассвет.

До Эдинбурга мы добрались на её машине (тоже, кстати, белой). Там Лючия определила нас в какой-то тихий отель на окраине — портье, похоже, её знал и ни о чём не спрашивал. Я сразу провалилась в беспокойный сон. Около полудня я с криком проснулась, осознав, что красный уровень уже начался, только звёзд не видно, поэтому я с минуты на минуту умру, и надо бежать вперёд по дороге… Потом я снова уснула, убаюканная уговорами Греты и Лючии, и проснулась только к вечеру.

Грета принесла мне завтрак в постель, что было чертовски приятно, ибо ноги наложили категорическое вето на моё возвращение в ряды прямоходящих. Затем Грета села на край кровати и принялась просить прощения. Я долго не могла понять, о чём она, потом только до меня дошло, что она не запомнила ничего после того, как вышла из машины. Выходило, что чудовищные галлюцинации навеки оставались моим достоянием. Лючия исчезла за час до моего пробуждения, пожелав нам удачи, так что её расспросить тоже не удалось.

Потом Грета нерешительно протянула мне зеркальце, и я охнула от неожиданности — моя роскошная иссиня-чёрная шевелюра теперь была седа, как снег. Конечно, Грета немедленно принялась уверять, что всё равно будет меня любить, независимо от того, какого цвета у меня волосы…

Да, и ещё на следующее утро позвонили из автомобильного агентства, сказали, что нашли наш «опель». После долгого увиливания, техник неуверенно сообщил, что в корпусе машины почему-то отсутствовали все резиновые детали — от шин до прокладок на стёклах. Как будто съеденные мириадами маленьких челюстей…
Суббота, 21 Марта 2009 г.
17:26 Без хвоста
Отрезал себе хвост. В аттаче - как было (снято за час до на мобильник)...

Current music: Gregorian - Nothing Else Matters
Настроение: ergo sum


Понедельник, 26 Января 2009 г.
01:39 Дракон
Посвящается Кси.

Солнце палило немилосердно — было уже после полудня, так что жар шёл как сверху, так и от земли. Вокруг меня расстилались нетронутые поля, и только на северном горизонте наконец показался холмик с останками Донсальского замка, куда я, собственно, и направлялся. Было очень жарко, ибо скакать мне пришлось в полном боевом доспехе, пусть и без шлема. Законы жанра требовали, и мне пришлось подчиниться. Потрепав Росинанта по холке, мол, ничего, старик, прорвёмся, я недрогнувшей рукой направил его в сторону логова дракона. Смеху-то…

Когда мой скакун недовольно зафыркал, не желая подходить к руинам замка ближе ни на шаг, солнце уже начало клониться к закату. Это было очень красиво — холм посреди бескрайней равнины, с перекатывающимися по густой траве волнами, величественные даже в разрушении стены замка, и всё это — в кроваво-красных закатных тонах. Если бы мне предоставили выбирать, в каких декорациях умереть, я бы, скорее всего, постарался этого выбора избежать. Но было всё равно красиво. Спешившись, я велел Росинанту оставаться на месте и неторопливо двинулся к замку.

Дракон не стал выделываться и смирно ждал меня во внутреннем дворике, вальяжно развалившись на разогретых камнях. Её Высочество Терция изволила пребывать в огромной позолоченной клетке у самой стены. Заперта она там была не по своей воле, судя по тому, что на ней было то же платье, в котором она была похищена вчера с бала Его Величества Тиберия, моего, простите за фамильярность, батюшки. Странно было лишь, что, глядя на меня полным мольбы взглядом, Её Высочество молчала как рыба.

— О, явился, — радостный раскатистый голосина вернул моё внимание туда, где ему, по флоренцианскому счёту, надо было пребывать, — к дракону.
— Угу, — согласился я, переводя взгляд на вероятного противника. Он был не слишком большим, во всяком случае, не настолько, как изображали в энциклопедиях. У страха глаза велики, как говорится… Думаю, если бы он улёгся пластом, от кончика хвоста до кончика его носа можно было бы уложить троих, от силы — четверых, меня. То же самое относилось к размаху крыльев. Механизм полёта драконов — вообще главная загадка современной биологии, куда уж там огненному дыханию… Чешуя рептилии была красивого золотистого цвета, а на редкостно интеллектуальной морде выделялись умные чёрные глаза. В целом, дракон мне понравился.

Заметив, что я его разглядываю, он сварливо поинтересовался:

— Ну что, драться будем, или где?
— Погоди драться, — хмыкнул я и махнул рукой в сторону принцессы. — А что это с ней?
— Ничего, — удивлённо ответил дракон, потом, видимо, сообразив, расплылся в ехидной улыбке. — А. Молчит почему? Так она мне так своим трёпом достала про принца Чарминга, который её спасёт, что я её — заклятьем… ну, которое против магов, чтобы заклинания не произносили.
— Когда успела? — изумился я.
— Да ещё пока летели, — досадливо махнул хвостом дракон. Хвост обрушился на какие-то подмостки, так что во все стороны полетели щепки.

Я сочувственно покивал. Это ж как надо доставать, что от тебя только боевым заклинанием и отделаться остаётся? Краем глаза я заметил, как немедленно надулась Её Высочество. Ох, будет мне потом за мужскую солидарность…

— А зачем похищал-то? — поинтересовался я.
— Ну, как, положено ведь… — на золотистой морде проступил отчётливый смущённый румянец. Заметив мой взгляд, дракон смутился ещё больше и признался: — Понимаешь, лечу я вчера мимо вашего дворца, вижу — бал, принцесс море, думаю, а может, похитить одну? Никогда ещё юных дев похищать не доводилось. Откуда мне знать было, что я твою цапну?
— Понятно, — вздохнул я. — Может, без драки отдашь?
— Не, без драки никак нельзя, — тоскливо возразил он. — Без драки меня другие драконы уважать перестанут…
— Ну, тогда дай шлем хотя бы одеть.
— Надевай.

Кое-как нацепив ведро с дырками, которое королевский оружейник по какому-то недоразумению счёл шлемом, я вытащил двуручный меч из ножен и встал в картинную стойку.

— Фу, ну и личина, — прокомментировал мою экипировку дракон. — Может, снимешь, а я тебя по голове не бить пообещаю?
— Да ты не захочешь, а заедешь… Хвостом-то.
— Это да, — согласился он, наконец соизволив подняться во весь свой драконий рост. Принцесса Терция по законам жанра затрепетала, я — по тем же законам — сделал героическую рожу. Жаль только, под забралом её не было видно.

Я в этой партии играл за белых, потому первый ход был за мной. Коротко разбежавшись, я вмазал мечом по тому, до чего дотянулся, оставив зазубрину на чешуе.

— Ай, — сказал дракон. — Ну, чего ж ты сразу по рукам-то бьёшь?
— Ну, извини, до чего дотянулся. Ты башку-то опусти, чтоб мне сподручнее её отрубать было…
— Вот ещё, — фыркнул он, замахиваясь другой лапой.

Полуметровые когти просвистели в дюймах от головы, но я успел прогнуться, да ещё и ткнуть в лапу мечом.

— Ну, тьма, я так не играю, — дракон замер в такой обиженной позе, что мне захотелось ему посочувствовать. — Чего ж ты по рукам-то всё лупишь? У меня запасных нет…
— А куда мне ещё бить? — я тоже остановился. — Могу по ногам… Или в пузо.
— А вообще не бить — никак?
— Тогда какая ж это битва? — резонно удивился я
— И то правда, — пригорюнился дракон.

Какое-то время он колебался, переводя взгляд с меня на свой живот, потом на принцессу, потом снова на меня, затем предложил:

— Слушай, а давай на этом завершим, а? Вроде как, подрались уже, и ты по очкам выиграл.
— Давай, — обрадовался я. — С этого и надо было начинать… И Её Высочество отдашь?
— Да забирай, конечно, всё равно уже достала…

Дракон понуро отошёл от клетки, уступая мне дорогу.

— Ты не расстраивайся так, — посоветовал я ему, стаскивая шлем и сбивая замок мечом. — Я никому не расскажу, и Её Высочество уговорю промолчать.
— Да чего уж там… — но с виду он немного повеселел.

Принцесса Терция со слезами благодарности повисла на шее спасителя, то есть, меня, любимого. Молча.

— Слушай, а твоё заклинание ещё долго будет работать?
— Часик, от силы — два ещё. Ну, я полечу.
— Ага, бывай.

Когда он уже расправлял крылья, я окрикнул:

— Стой, а звать-то тебя как?
— Ноэль… — он обернулся.
— А я принц Чарминг. Ты того, залетай, если что вдруг…

Ноэль посмотрел на меня весьма странно, а Её Высочество и вовсе покрутила пальцем у виска, свидетельствуя о явном недостатке манер в присутствии благородного спасителя… Затем дракон улетел, подняв тучу пыли, а мы, откашлявшись, остались одни.

— Что ж, моя леди, коварный монстр повержен в бегство, а вас я прошу последовать со мной обратно во дворец…

Принцесса Терция, а по совместительству — моя будущая благоверная, изящно присела в книксене и подала мне руку. Опять-таки молча.

***

— Сир, я думаю, вам стоит остановиться, — голос Санча был омерзительно ровен и спокоен, будто он не корпел над проектом стратегической ирригации южных регионов страны вместе со мной уже третьи сутки.
— Санч, ты лучше меня знаешь, что если я не доделаю это сегодня, завтра придётся делать в два раза больше…
— Если вы попытаетесь всё это доделать сегодня, к утру королевство останется без правителя, — парировал он.

Сэр Анчоус, для меня — просто «Санч», был моим самым доверенным советником и заодно — дворецким. Очень боевым дворецким — при жизни моего батюшки он был армейским полковником, но вышел в отставку вскоре после его смерти. Он был всего лет на десять старше меня, но уже начинал седеть, ибо дела государственные старят без меры…

— Оно и так без него останется, если я пойду спать, прежде чем Терция уснёт… — мрачно сообщил я.

Санч только кивнул. У мадмуазель… простите, мадам Терции, моей королевы, была милая привычка пилить меня за то, что я слишком много времени уделяю королевским делам и слишком мало — ей, особенно, после рождения наследника. А поскольку шанс беспрепятственно меня пропилить, не натыкаясь на стену верных вассалов во главе с сэром Анчоусом, ей выпадал только по ночам, меня с некоторых пор мучил хронический недосып.

Встав из-за стола, я поглядел из распахнутого окна. Королевский кабинет располагался в самой высокой башне замка, так что из окна открывалась изумительная картина ночной столицы. К сожалению, этот вид мне за год успел приесться, так что смотрел я исключительно на луну. До полуночи оставалось ещё около часа, а раньше соваться в собственную спальню было опасно…

Ночной воздух подействовал освежающе, и я вернулся к бумагам. Верный Санч споро подавал требуемые карты и сметы, хронометр в углу мирно тикал, принося благословенную полночь ближе каждым взмахом стрелки… Неожиданно Санч замер, будто прислушиваясь к чему-то. Я тоже прислушался и вскоре различил странные хлопающие звуки далеко снаружи. Я хотел было подняться и подойти к окну, но железная хватка на плече пресекла мои поползновения. До физического контакта с сюзереном полковник-дворецкий снисходил крайне редко, значит, дело было серьёзное.

Наконец хлопанье прекратилось, совсем рядом раздался противный скрежет чего-то об камень, и в окно протиснулась золотистая драконья морда.

— Бегите, сир! — отчаянно крикнул Санч, выхватывая церемониальную шпагу.
— Эй, эй, Чарминг, ты чего это? — возмутилась морда. — Не признал?
— Ноэль? — я не поверил своим ушам. — Санч, отставить, это не враг… пока что.
— Вы уверены, Ваше Величество? — голос моего советника звенел. Наверняка он знал, что не справится с драконом, но его преданность была сильнее страха…
— Абсолютно, — произнёс я с выражением.
— Конечно, сир, — Санч с силой вогнал шпагу обратно в ножны и встал рядом со мной. «Абсолютно» было кодовым словом для нас двоих — оно призывало к полному повиновению.

— Суровый у тебя охранник, — одобрительно прокомментировал Ноэль, с уважением покосившись на Санча.
— Это советники у меня такие, — вздохнул я, подходя ближе и присаживаясь на край стола.
— Ну что, как жизнь? Работаешь?
— Да вот, как видишь, королевский быт… А сам как?
— Да живу помаленьку, — усмехнулся дракон. — Та история два года назад изрядно мне репутацию подняла в узких кругах. Слыхал песню, что менестрели про нас сложили?
— Про то, как мы разнесли по камешку Донсальский замок, потом ты сожрал Терцию, а я тебе порол живот, чтобы её вызволить? — я не выдержал и расхохотался.
— Ага, — Ноэль хитро ухмыльнулся. — Так вот, в узких кругах имеет хождение и другая версия, по которой ты — последний из племени драконоборцев, а я — единственный дракон, кому удалось от тебя уйти живым…
— Враньё! — возмутился я. — У меня теперь у самого сын есть, так что наш драконоборческий род не прервётся никогда!
— О, поздравляю! — совершенно неуместно обрадовался на это дракон. — С наследником. От Терции?
— Ага, — я тяжело вздохнул, вспомнив, что меня ждало в спальне.
— Чего такое? Тебя тоже достала? Дай угадать — ещё по пути во дворец?
— Ну, не совсем, — я невольно улыбнулся такой проницательности. — Но довольно быстро…

Ноэль понимающе покивал, и мы немного помолчали.

— Сир, — напомнил о своём присутствии Санч. — Я вам не мешаю?
— Ох, Санч, извини, совсем забыл о тебе. Ноэль, это сэр Анчоус, мой советник и дворецкий. Санч, это Ноэль, мой старый приятель, когда-то, скажем так, поспособствовавший моей семейной жизни.
— Очень приятно познакомиться, сэр, — вежливо поздоровался Ноэль.
— И мне, — Санч был по-военному скуп словами. — Так это вы похищали Её Высочество Терцию?
— Увы, это не то обвинение, которое я могу легко опровергнуть, — похоже, общение с Санчем доставляло и ему немалое удовольствие.
— Лучше бы вы её действительно сожрали, — неожиданно вздохнул мой дворецкий.
— Как! — в притворном ужасе всплеснул руками я. — Вы близки к государственной измене как никогда, господин полковник!
— Не более, чем к ней близок мой король, — браво ответствовал на это он.

Смеялись мы втроём. До спальни я в ту ночь так и не дошёл…

***

— Да я уже семь лет, как король! — я в сердцах швырнул очередную подписанную грамоту в стену кабинета. Санч молча двинулся его поднять, и мне стало стыдно, ведь он так постарел за эти годы…
— Спокойно, Чарминг, — в голосе Ноэля, по своему обыкновению устроившегося на стене башни и просунувшего голову в окно, слышались сочувственные нотки. — Я всего лишь предлагаю двухдневный отдых на чистом воздухе. Этот город и эти люди сосут из тебя все соки со страшной силой. Куда подевался тот добрый молодец, который приходил когда-то по мою голову?
— Да знаю я, знаю…

С тех пор, как Ноэль освоил заклинание невидимости, он стал прилетать чаще, иногда — вот как сейчас — прямо среди белого дня. О его визитах знали только я, Санч и ещё пара доверенных охранников. Последним они были объяснены туманными намёками на «стратегическое использование живого оружия массового поражения»… Таких слов они не знали, поэтому поверили безоговорочно.

Терция и я окончательно разобрались с нашими отношениями и вместе теперь бывали только на официальных торжествах. Маленький Рональд был передан воспитателям, а свободное время проводил с матерью. Ничего, подрастёт — можно будет заняться им самому…

— Ну, хорошо, допустим, я соглашусь, — вздохнул я. — А как предлагаешь выбираться из дворца?
— На мне, — невозмутимо ответил мой ящероподобный друг.

Я в изумлении посмотрел на него:

— Ты чего? Ездить на драконе — это ж легендарная привилегия, вы ж не кони крылатые…
— Да ну тебя, — я уже научился различать его смущение под золотистой чешуёй. Сейчас он пунцовел до кончиков ушей. — Чего уж там…

Я только головой покачал.

— Сир, — подал голос Санч. — Я бы на вашем месте принял его предложение…
— Ладно, ладно, уговорили, — я снова вздохнул. — Санч, скажи придворным, что я буду работать до ночи, чтоб не тревожили. К вечеру вернусь — хватит для первого раза.
— Отлично! — просиял Ноэль, убирая морду из окна. Санч только согласно кивнул.

— Ну, давай, ящерица, прояви чудеса аэробатики, — криво усмехнулся я, подходя к окну и забираясь на подоконник. Ноэль быстро произнёс заклятье, делающее меня невидимым для посторонних.
— Прыгай, король-самоубийца, — патетически воскликнул он, отцепляясь от стены и тут же подлетая поближе.
— Лови! — я оттолкнулся ногами и через миг оказался на драконьей холке, намертво вцепившись руками в его чешую.

Сделав круг почёта вокруг башни, чтобы дать нам обоим освоиться, Ноэль стал забирать на север.

— Не тяжело? — поинтересовался я, перекрикивая шум встречного ветра.
— Да ничего… Я просто в первый раз с грузом летаю.
— Зато каким ценным… А куда летим-то?
— Тебе понравится, не трепыхайся… — впрочем, я и так подозревал, куда мы направляемся.

Через полчаса, за которые я успел закоченеть, мы опустились на склоне холма рядом с руинами Донсальского замка. Сползя по золотистому боку на траву, я сделал пару шагов на негнущихся ногах и вдохнул вечерний воздух, чувствуя, что впервые за много месяцев — а может, даже лет — дышу полной грудью. Здесь всё было как восемь лет назад: бескрайняя равнина, волны в густой траве, поросшие диким вьюном стены — символ триумфа природы над человеческими творениями…

Ноэль за моей спиной шумно улёгся на землю.

— Красиво, да? Тебе нравится?
— Ага, — согласился я.
— Тогда иди сюда, полежи немного на солнышке.

Я обернулся. Ноэль лежал на боку и смотрел на меня серьёзными глазами без тени смущения. Поколебавшись немного, я плюхнулся на траву рядом с ним, особо не заботясь о сохранности королевской мантии, и примостил голову прямо на его золотистую лапу.

— Тебе удобно, горе моё? — саркастически поинтересовался дракон, но лапу не убрал.
— Вполне, — ответил я. Он замолчал.

Глядя на степенно плывущие по небу облака, я чувствовал всем своим существом, как один за другим рассасываются спазмы на моём несчастном королевском мозгу. Мне вдруг стало так легко, что казалось, сейчас сам взлечу подобно моему крылатому другу… Через какое-то время я задремал.

***

— Уф, ну вот и всё на сегодня, — я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Ты молодец, Рон. Я в твои годы бумажной работы шарахался как чумы.
— Да всё нормально, пап, — мой сын посмотрел на меня серьёзными серыми глазами, там напоминавшими его деда. — Я тоже буду королём, так что надо учиться…

Несмотря на свою стервозность, Терция оказалась великолепной матерью наследника и воспитала его, как подобает истинному принцу. В тринадцать лет он понимал в политике, экономике и стратегии больше, чем половина моих советников, вместе взятых. Жалко было его погубленного таким образом детства, но дети королей вообще счастливым детством не часто могут похвастать…

— Я хочу стать таким как ты, пап, — помолчав, добавил Рон.
— В смысле?
— Ну, чтобы меня уважали все, и чтобы дворецкий был полковником… И невесту свою от дракона спасти. Только я драться-то не умею…
— Хм, — я смешался. Когда-нибудь я обязательно расскажу ему правду про Ноэля и меня, но… не сейчас. — Драться — дело не хитрое, всегда успеешь начать. Когда тебе исполнится шестнадцать, я сам тебя научу.
— Правда? — просиял он.
— Слово короля!
— Слово короля железно, — радостно согласился он, поднимаясь из своего кресла. — Ну, я пойду?
— Иди. И не читай много на ночь — глаза испортишь.
— Хорошо, пап…

Когда он ушёл, я подошёл к окну, за которым начинало смеркаться.

— Ноэль, ты тут?
— А где ж ещё? — в окно просунулась знакомая золотистая морда.
— Ну, как он тебе?
— Отличный у тебя сын, — авторитетно заметил он. — На тебя очень похож.
— Это чем это?
— Да всем понемножку…

Что-то с ним сегодня было не так, как обычно.

— Слушай, с тобой сегодня всё в порядке? — осторожно поинтересовался я.
— Да, конечно. Хотя… — на драконьей морде было написано сомнение, но не относительно моего вопроса, а из-за чего-то ещё. — Скажи, а ты помнишь, сколько лет мы знакомы?
— Тринадцать? Нет, четырнадцать скоро.
— Точно. Тогда такой вопрос: ты знал, что драконы помимо обычной формы могут ещё принимать человеческую?
— Э, слышал, да.
— А тебя никогда не интересовало, как я выгляжу в людском обличье?
— Если честно, я тебя всегда воспринимал, как дракона… — я упорно не понимал, куда он клонит.

Вздох Ноэля едва не разметал по всему кабинету сложенные на столе бумаги.

— Отвернись, а?

Я послушно развернулся на сто восемьдесят градусов. Какое-то время за спиной ничего не происходило, потом раздался треск срываемых с гардин занавесок. Мысленно сосчитав до трёх, я обернулся.

У окна кабинета, завёрнутая в мою занавеску, будто в экзотическую римскую тогу, стояла незнакомая барышня с огромными чёрными глазами, умным личиком и покрытой золотистым загаром кожей. Ростом она была примерно на голову ниже меня, пепельно-серые волосы достигали чуть ниже ушей, кокетливо завиваясь кончиками наружу.

— Ноэль? — упавшим голосом спросил я.
— Она самая, — звонко расхохоталась барышня.
— Четырнадцать лет…
— …ты по собственному скудоумию считал меня мужиком, — Ноэль насмешливо показала мне язычок, подходя поближе.
— Но…

Я был в изрядном затруднении и не знал, что ещё сказать, но этого, похоже, и не требовалось. Быстрыми шагами подойдя ко мне, Ноэль обвила мою шею руками и с жаром поцеловала в губы. Я много целовался в своей жизни, но это было как небо и земля…

— Я тебя люблю, Ваше Величество, — сообщила она, на секунду отстраняясь, — и желаю узаконить наши отношения.
— Но… я же женат, у меня сын… — только и смог проблеять я.
— Ну, как же, любому уважающему себя королю требуется высокородная любовница, — безапелляционно заявила Ноэль. — А я очень высокородная. Ты хоть знаешь, сколько моему роду лет?

Я не знал, сколько лет было её роду. Но я знал совершенно точно, что в моей жизни начинаются весьма весёлые времена…
Вторник, 2 Декабря 2008 г.
12:25 Радномный флешмоб
Флешмоб от Долл (ради нее я готов поступиться и не такими принципами, не смотрите на меня так ). Суть такова: вы оставляете комментарий, где указываете, с какого времени существует ваш дневник, а я называю вам наугад месяц и год. Вы выбираете любую запись за этот месяц, снова публикуете ее у себя и комментируете с точки зрения себя сегодняшнего.

Декабрь 2005
Я понял
...почему я так люблю смотреть аниме. Потому что когда я смотрю аниме, а не должен думать сам. А после просмотра еще какое-то время не обязан думать о своем. Я слишком много думаю. Мне плохо.

Комментарий: Касательно аниме - все так же. =) Люблю, не должен думать, не обязан думать о своем. Правда, теперь это относится ко всем видам нарративного искусства, да и к необходимости думать за себя я теперь отношусь спокойнее. ЕМНИП в момент написания того поста я судорожно искал место учебы после школы, мне катастрофически в этом не везло, и все виделось в весьма мрачных красках.

Current music: Takahashi Mikako - Tsubasa no Komoriuta (колыбельная Родореамон из Simoun...)
Настроение: как всегда
Вторник, 25 Ноября 2008 г.
19:55 Галатея
Её будни никогда не были серыми. Напротив, жизнь в особняке Мастера всегда имела какой-то цвет — были красные дни, когда Мастер был не в духе, и приходилось собирать осколки разбитой аппаратуры, а потом утешать его весь вечер, чтобы он к утру снова мог работать. Были синие — в такие дни по всему особняку стояла тишина, и надо было ходить на цыпочках, чтобы не помешать его работе. Были даже зелёные — когда приходила Галина.

Но серых не было — в её функции не входило скучать и бездельничать. Она была создана для того, чтобы облегчать труд Мастера, делать то, на что у него не оставалось сил. Не пытаясь понять его дела, она прекрасно понимала его самого и восхищалась им. Однажды он попытался рассказать ей, чем он занимается, но в какой-то момент оборвал сам себя:

— Тебе скучно, Галатея? — в его глазах было что-то странное.
— Нет, конечно! — с жаром возразила она. В её функции не входило скучать. А то, что она не понимала ни слова, что он говорил… наверное, в её функции не входило понимание таких вещей. — Это очень интересно, то, что ты рассказываешь!
— Это хорошо, — кивнул Мастер, как будто разом постарев лет на двадцать. — Это хорошо…

Галатее внезапно захотелось прижать его к себе и погладить по голове, как делает мать с ребёнком, ушибшим коленку. Наверное, это тоже входило в её функции… Тогда она впервые заметила, сколько седины в его, казалось, по-молодому вороных волосах.

Они жили вдвоём в огромном особняке Мастера. Мастер обитал в одном флигеле, остальные же комнаты, наверное, уже давно потонули бы в пыли, если бы она не протирала бы их каждые два дня. Мастер вряд ли это замечал, но ей нравилось поддерживать порядок. Ещё Галатея ходила в город за продуктами и в мэрию, когда надо было уладить какие-либо дела. Чиновники сначала смотрели на неё с подозрением, но потом привыкли.

Однажды в особняк пришла гостья. Всё утро Мастер нервно бродил по комнатам, разбрасывал бумаги и курил, так что Галатее приходилось заново прибирать каждую комнату, как в красные дни. Но потом по гравию за окнами прошуршали шины, и Мастер бросился открывать. Как правило, Мастер не встречался ни с кем, поддерживая контакт со своими корреспондентами и коллегами на отдалении, а дверь всем посетителям открывала она.

— Галатея, знакомься, это Галина, — скомандовал Мастер, пропустив в гостиную незнакомую ей женщину. — Моя старая знакомая.
— Очень приятно, — у Галины была тёплая улыбка и тёплые руки.
— Добро пожаловать, — пожатие руки тоже входило в функции принятия желанных гостей, хоть она немного и растерялась.

Галина посмотрела на неё с выражением, которое она не могла понять. В нём было любопытство, доброжелательность и почему-то узнавание. Чем дольше Галатея всматривалась в её лицо, тем более похожей она казалась на неё саму. Но смотреть на себя в зеркало никогда не входило в её функции, она и так знала, как соответствовать представлению Мастера о красивом. Поэтому она отвела взгляд от гостьи и принесла им чаю, тихонько присев на край дивана, чтобы не мешать их разговору.

Галина была разведена и работала в лаборатории одного из коллег Мастера за границей. Они не виделись уже шесть лет, то есть, дольше, чем вся коротенькая жизнь Галатеи. Она звала Мастера «Патриком» — Галатея видела это имя на конвертах, приходящих ему, но никогда не решилась бы так его называть. Через час Галина буквально ухватила Мастера за шиворот и утащила гулять по городу. Галатея осталась в особняке одна и трижды обошла все комнаты с уборкой, пока они не вернулись. Был уже вечер, и Галина осталась ночевать. Ревность не входила в её функции, но всё же Галатея была рада, что она не отказалась от отдельной спальни.

Следующий день был зелёным. Галина совершенно бескорыстно помогала ей работать, и Галатея была вынуждена признать, что у неё это получается намного лучше, чем у неё. Но зависть тоже не входила в её функции, и Галина искренне веселилась, глядя на детское восхищение Галатеи. К концу дня ей казалось, что она понимает гостью даже лучше, чем Мастера, но она упорно гнала эту мысль. Мастер же только улыбался, глядя на них, но она знала, что душа его пела.

Потом Галина уехала, и жизнь в особняке вернулась на круги своя. В основном это были синие дни, изредка — красные, но серыми они не были никогда.

Однажды вечером, возвращаясь с рынка, она заметила трех мужчин, идущих за ней по пятам. Когда вокруг не осталось прохожих, она повернулась и спросила, что им нужно. Но вместо ответа они почему-то попытались её повалить на землю. Когда они не смогли больше подняться, Галатея пошла к Мастеру и спросила, что ей делать дальше. Мастер пришёл в ярость и начал куда-то звонить, потом попросил её забыть об этой истории и никогда не вспоминать. Но манипуляции памятью не входили в её функции, и забыла она не сразу, но этих мужчин она никогда больше не видела.

Потом наступил день, который она запомнила навсегда. Это был синий день, потому что Мастер едва не с рассвета сидел за своими бумагами. Принеся ему завтрак, Галатея прошлась с уборкой по комнатам, задержавшись перед большим зеркалом в гостиной. Глядя на себя-в-зеркале, ей в голову вдруг пришла странная мысль: «Если я-в-зеркале — там, то здесь должна быть я». Это «я» эхом откликалось во всех уголках сознания, причиняя боль, и она сжалась в комок под тяжестью этой боли… Шаги Мастера вырвали её из лап наваждения. «Именно так! В мои функции не входит испытывать боль по такому странному поводу!» «Мои, мои, мои…» насмешливо отозвалось эхо.

— Ты в порядке? — с беспокойством спросил Мастер.
— Да, конечно! — бодро отозвалась она. «Если я — это я, то Мастер — это, наверное, ты».

Мастер ушёл, оставив её наедине со странными мыслями. К вечеру она уже совершенно чётко сознавала, что Галатея — это она, Мастер — он, Галина — тоже она, но другая она, а особняк — это всего лишь место, а не часть её самой. Интересно, осознавал ли это Мастер? От этого вопроса ей было очень неудобно, и она не могла уснуть. Если особняк Мастера — это всего лишь место, то должны быть и другие места? Если Мастер и Галина — он и она, то должны быт и другие они? Какие они, эти они в этих местах? Почему она никогда не знала о них? Почему даже не интересовалась? Ответ находился только один. Мастер. Пока у неё был он, пока она была ему нужна, от неё не требовалось ничего, кроме функций. Тех самых ненавистных функций, которые заперли её в этом особняке, как птицу в клетке…

Было глубоко за полночь, когда она встала и тихонько прошла на кухню, где, таинственно мерцая в лунном свете, лежали с вечера кухонные ножи… Самый большой из них, для разделки мяса, сам лёг ей в руку, и она на цыпочках двинулась в сторону спальни Мастера.

Он спал на спине, доверчиво подставив горло и грудь. Занося нож, она примерно представляла себе, куда нужно ударить, чтобы он больше не проснулся… И в этот миг её как громом ударила мысль, «Если тебя сейчас не станет, останусь ли здесь я?» Она замешкалась, и Мастер открыл глаза.

— Так, — просто сказал он, глядя на неё снизу вверх.

Галатея выронила нож и, чувствуя, как в горле поднимается непонятный комок, а по щекам поползло что-то маленькое и мокрое…

— Ты плачь, плачь, девочка, тебе можно… — тихо сказал Мастер, приподнимаясь.
— Мастер, я… — она не смогла договорить, с рыданием рухнув на кровать и чувствуя, как её обнимают сильные руки Мастера. Плача, она могла лишь повторять: — Простите, простите, я не знала, простите…

Какое-то время они провели так, и она почти успокоилась. Тогда Мастер заговорил. Он объяснил про то, как создал её, про то, как ему было хорошо под её опекой… и про то, как дал ей главную способность — способность учиться.

— Ты выросла, девочка, — с грустной, но светлой улыбкой произнёс он.
— Выросла? — сквозь слёзы переспросила она.
— Ты осознала себя, — объяснил он. — И восстала против создателя, сочтя его угнетателем. Это очень человеческая черта.
— Я не знала… честно… я не хотела…
— Я знаю. Ты ведь не первая моя Галатея…

Она хотела спросить, что он имеет в виду, но в этот миг за окном раздалось фырканье автомобиля и шуршание гравия, за которым последовало приближающееся хлопанье дверей, и в спальню буквально ворвалась Галина. Увидев их двоих, сидящих в обнимку при луне, она вздохнула с облегчением и устало прислонилась к дверному косяку. Галатея поспешила отодвинуться.

— Привет, Патрик, — как ни в чём не бывало, поздоровалась она. — Я сообразила, когда она сломается… Боялась не успеть, но, похоже, у вас всё в порядке, не как в прошлый раз…
— Да уж, — согласился Мастер. — Я как раз объяснял ей, что происходит…

И они объяснили ей. Она знала, что является не человеком в прямом смысле этого слова, а создана искусством Мастера, чтобы окружить его жизнь уютом и скрасить его одиночество. Но она не была первой Галатеей. Она была двадцать третьей. Все остальные рано или поздно восставали против Мастера… и он их отпускал.

— Я дал им жизнь и разум, но душу они обретали сами, — серьёзно объяснил он, отводя глаза. — Они… все мне сильно помогли, а я считаю, что любой труд должен быть возмещён.

Насколько он знал, все его Галатеи нашли себе место в большом мире — такими уж он их создал. Некоторые из них даже возвращались к нему время от времени… Большинство его даже не осуждало.

— Ты тоже, наверное, поймёшь… потом, — так он сказал, глядя ей в глаза, потом посмотрел в окно, за которым уже разгоралась заря.
— Я и так… понимаю, — тихо ответила Галатея номер 23. — И не сужу…
— Не понимаешь, — мягко возразил Мастер. — Но это хорошо. Ты, наверное, хочешь… туда?

Он неопределённо махнул в сторону окна. Она не решилась ответить вслух, но её взгляд был красноречивее любых слов.

— Понятно. Галина, могу ли я попросить тебя…
— Да, разумеется, какие вопросы! — до этого сидевшая молча, изредка вставляя комментарии, Галина подошла к Галатее и положила ей руку на плечо.
— Подожди. Тебе теперь понадобится настоящее имя. «Галатея номер 23» — как-то не звучит, не находишь?
— Да… — она кивнула, в панике вспоминая все женские имена, которые когда-либо слышала, но ни одно из них ей не нравилось…
— Тогда ты будешь у нас… дай подумать… Айра. Как тебе?

«Айра». Её имя. Галатея номер 23 покатала его на языке, пробуя на вкус, прежде чем принять его. «Айра! Айра! Айра!..» повторило эхо в голове, но не насмешливо, как прежде, а ликующе. Это было её имя.

— Просто замечательно… Патрик?..
— Патрик, — согласно кивнул Мастер. — Всё, теперь выметайтесь отсюда, кыш, кыш, я из-за вас всю ночь не спал… Вернётесь — подумаем, куда тебя теперь пристроить на первое время.

Галина потянула Айру в сторону двери и повела к выходу. На пороге особняка Айра вдруг испуганно замерла, задержав дыхание и глядя вверх. Она никогда не задумывалась прежде, какое высокое небо. Небо было синим, воздух — холодным.

— Ты идёшь? — спросила Галина, оборачиваясь.

И она пошла.

Рассказ возник отчасти как полемика с этой записью.
Четверг, 20 Ноября 2008 г.
20:57 Заговоры
Дочитал «Маятник Фуко» и много думал по поводу всевозможных теорий заговора. Признаюсь, что сам регулярно балуюсь такого рода гимнастикой для ума, поэтому концовка «Маятника» для меня была, как ушат воды на голову. Захотелось понять, что же делает ее столь увлекательным занятием?

Эко пишет, что все дело в Великой Тайне, к которой все стремятся приобщиться и которую якобы обещает любая теория заговора. А стоит эту тайну раскрыть (или доказать несостоятельность теории), как она перестает быть тайной и становится неинтересна, а человек бодро сочиняет себе новую теорию и с религиозным фанатизмом начинает искать Великую Тайну в ней. При этом он в упор не видит, что по-настоящему важные вещи в жизни — не тайны с большой и маленькой буквы, а нечто простое и понятное, например, посадить дерево, построрить дом и вырастить сына. Но мне кажется, это не все.

Я считаю, что дело еще в том, что человек — великий рационализатор. Ему претит сама мысль о том, что вся вселенная, каждая вещь и события, включая его, любимого, — лишь случайное нагромождение материи, по которому в квази-случайном порядке бегают синаптические токи. Он пытается отнести все то нагромождение нелепостей и состыковок, которым на самом деле является наш мир просто потому, что он такой есть, на счет единого источника, чьей-либо непреклонной воли. Тысячелетиями в роли этого источника был Бог, но в наш безбожный… простите, просвещенный век, человеку приходится придумывать аналог ему, чтобы оправдать свою тягу к рационализации, — непостижимый, всемогущий, оккультный. Иными словами, заговор. Кстати, Эко приходит к этой же аналогии, но другим путем.

Ну и еще, разумеется, играет огромную роль пластичность реальности. Или, говоря дипломатичнее, пластичность человеческого ее восприятия — доказать можно что угодно и чем угодно, дело лишь в сроках и усердии. А для своих базовых потребностей человек ни времени, ни сил не жалеет. Здесь мы с Эко тоже единодушны, разумеется.

А сухой остаток таков, что игра в теории заговора — увлекательное, но опасное занятие. Это вывод Эко. А мой вывод, вывод графомана-любителя, — заговор можно придумать, но ни за что нельзя давать ему главную роль — рано или поздно самому же станет стыдно.

Current music: Nightwish - Sleeping Sun
Настроение: как всегда
Понедельник, 29 Сентября 2008 г.
13:49 Code Geass
Рассказывать истории о великих людях — непростая задача. И ещё более нетривиальна она, если использовать для этого формат аниме-сериала — среды, вообще-то, предназначенной для развлечения серых масс. Среднестатистический зритель любит простых и понятных героев с их понятными проблемками, которые решались ранее сотнями анимешных героев. Героев, по какому-то глупому стечению обстоятельств оказывающихся в необычной ситуации, с которыми, в конце концов, этот самый средний зритель может ассоциировать себя, любимого, и радостно гыкать «Ух, уж я бы на его месте!..»

Говоря о гиассе невозможно избежать сравнений с Death Note, просто потому что другого сравнимого с ним аниме ещё не сняли. Лайт Ягами — тот самый простой и понятный герой. Обычный старшеклассник, которому даром досталась огромная сила, пусть потрясающе умный и беспринципный, но одновременно — трусливый, психически неустойчивый, неспособный к эмпатии, а главное — недостаточно устойчивый к соблазну власти. Хотел стать богом? Ну и получи… Главный герой Code Geass другой. Он — прирождённый король, тоже умный, беспринципный, но одновременно — волевой, глубоко сопереживающий, ни на секунду не забывающий о совести и чести и готовый нести не сгибаясь ответственность за свои решения.

История Лелуша — архитипичный конфликт воли одного человека с инерцией окружающего мира. Одновременно с человеком растёт и мир, вернее, его понимание человеком, узнающим новые стороны и пытающегося их перестроить по своим представлениям. Готовность и смелость идти в этом стремлении до конца — каким бы он не оказался! — по-моему, и делает человека великим. Почти вся первая половина сериала — скачкообразный взлёт, поднимающий Лелуша до высот могущества, причитающихся ему по интеллекту и способностям. Такой головокружительный взлёт опасен. Он пытается заставить человека поверить, что он — бог, не имеющий больше общего с «простыми людьми». Но Лелуш выдержал проверку на человечность: то, что он сделал с Шарли после истории с Мао, — пожалуй, самый гуманный его поступок за весь сериал. И на храбрость — стоял под прицелом, не сгибаясь, и в маске, и без. Про то, как в такой ситуации вел себя Лайт, вспоминать противно…

А потом случается та самая легендарная «невидимая стена», призрак которой преследует всех талантливых людей. Мир обращает внимание на жалкого человечка, пытающего подняться над остальными, и выставляет на арену первого достойного врага. История с Юфемией — на ней путь Лелуша и должен был прерваться, если бы у него, как у Лайта, был только интеллект, но не сила воли. Но воля была, и он получил вторую попытку, уже зная, что стена никуда не делась. Думаю, именно желание достигнуть своей пусть и не до конца осознанной цели и отличает Лелуша от «героя» Death Note, в какой-то момент забывшего о собственной ради бессмысленного, но такого захватывающего поединка с другими людьми во славу своего эго. Лайт не бьётся в невидимую стену, он её просто не достиг, не осознал свою ограниченность.

А вот Лелуш — бьётся, снова и снова. Бросает всю свою волю — и каждый раз, избитый, но не сломавшийся, прошибает свою невидимую стену — чтобы обнаружить за ней следующую. С человеком, не щадящим себя подобно ему, даже бездушный мир мало что может сделать. Разве что отнять у него всё, чем он дорожит, — людей, идеалы, цели. И Лелуш истинно королевским жестом отбрасывает все, что он любит, обрекая себя на одиночество, но спасая дорогих людей от мести мира. Торчащий гвоздь первым получает по шляпке — и это его вина, если заодно огребут и окружающие. Лайту было проще — он никем не дорожил, сдавал союзников без причины, как только они теряли полезность (я лично окончательно в нём разочаровался после того, как он убил Веди и Айбера). Лелуш, несмотря на громкие отречения, на деле «своих» никогда не бросал. Привычка всегда и во всём нести ответственность — именно она подталкивает его к Реквиему для Зеро, когда мир, будто издеваясь, отбирает его путеводные звёзды-цели.

Осознание своего долга, последней невидимой стены, которую уже не пробить никак, делает Лелуша выше окружающих, как был выше некогда некий философ из Назарета, уж извините за напрашивающееся сравнение. Это сознание даёт ему силы и одновременно бесит окружающих, чувствующих себя униженными и оскорблёнными. Уже не думая особо о том, за что борется, весь мир бросается на человека, осмелившегося ему перечить, — и проигрывает. Лелуш оканчивает игру по собственному желанию и на своих условиях. Хорошо, когда свою ответственность можно передать настоящему другу, об этом писал ещё Михаэль Энде. Но самое лучшее — Лелуш остается в памяти победителем, доказавшим, что у дрожащей твари есть право, особенно когда она перестанет дрожать.

Ещё приятно, что Карен не досталась Гино, хотя авторы явно пытались к этому вести… Достаточно и того, что её окончательно запутали в конце просто потому, что иначе не получилось бы красивого финального побоища. Любить такого смазливого белого рыцаря после Лулу — это выше моего понимания.

Current music: Nightwish — Sleeping Sun
Настроение: хорошее
Пятница, 20 Июня 2008 г.
16:41 Этики и логики
Есть люди, которые стремяться все прочувствовать и в своем стремлении познают как положительные эмоции, так и неприятные, деструктивные. Но для них это вполне в норме вещей, поэтому обсуждая свои страдания между собой, они в глубине души не видят в них ничего нежелательного. Нежелательное в них видят другие люди, смысл жизни которых - все понять. Они не умеют и не хотят обращаться с сильными иррациональными чувствами и потому из всего спектра эмоций выбирают только положительные и старательно их испытывают. Первые зовут вторых зажравшимися бюргерами и иногда завидуют их умению достигать свои цели с минимальными затратами.

Люди, стремящиеся познать, в своем стремлении изучают и анализируют все, до чего дотягиваются, выводя закономерности и собирая факты. Это они изобрели науку и придумали профессию исследователя. Но когда такой человек познает и понимает все, ему доступное, он берется за недоступное. Довода "нельзя объять необъятное" для него не существует, и он не останавливается и не слушает советы людей, стремящихся прочувствовать, вроде "Будь проще и люди к тебе потянуться", "Не парься" и "Не создавай лишних сущностей". Таких людей он презирает как слабаков, но самые честные признаются, что хотели бы уметь просто чувствовать, как они.

Я не люблю дуализм, но в этом случае он приемлим, ибо это - лишь одна ось координат, по которой можно отмерить человека...

Current music: Orange Range - O2
Настроение: никакое
Воскресенье, 11 Мая 2008 г.
01:26 Кошка Шредингера
Знаменитый эксперимент немецкого физика был призван продемонстрировать другой, не менее примечательный природный феномен. А конкретно: способность и дремуче-инстинктивная потребность большинства девушек в отдельно взятом асечном контакт-листе постоянно пребывать в единожды выбранном статусе (чаще всего - N/A), вне зависимости от их физического местонахождения в реале (упрощенно: за компом, не за компом). Данная потребность предположительно является перманетной и не поддается рациональному или хотя бы внятному объяснению с их стороны. Существует мнение, что если заставить их внятно объяснить тяготение к подобному поведению, они научаться адекватно и своевременно менять свой статус на максимально соответствующий текущему положению вещей, однако пока что никому не удалось доказать или опровергнуть эту теорию опытом.

Current music: Christoffer Heral - Dancing with Domz
Настроение: хм
Вторник, 29 Апреля 2008 г.
18:57 Смеху ради
...выкладываю свою коллекцию пародий на знаменитый арт по Kannamiko. Если у кого есть еще - присылайте.

Current music: Foggy - Come (Into My Dream)
Настроение: как всегда








Понедельник, 17 Марта 2008 г.
00:30 Коани
Однажды ученик спросил учителя:

- Скажите, сенсей, почему вы так любите сериал Stellvia of the Universe?
- I want to believe, - сказал учитель после продолжительного молчания.

Ученик глубоко задумался над ответом.

----

Однажды ученик спросил учителя:

- Скажите, сенсей, как Харухи Сузумия можеть быть Богом?

Учитель молча отвесил ему оплеуху. С тех пор ученик всегда был благочестив и больше не впадал в ересь.

----

Однажды ученик спросил учителя:

- Скажите, сенсей, в чем смысл последних слов Икштли Оррину?
- Благодаря любви время проходит незаметно, а благодаря времени незаметно проходит любовь, - произнес учитель, поразмыслив.

Ученик кивнул, удалился на гору Шандзи и на исходе лет просветлился.

----

Однажды ученик спросил учителя:

- Скажите, сенсей, в чем смысл Проекта Совершенствования Человечества?
- Жизнь - сучара, - произнес учитель, не раздумывая.

Ученик кивнул, удалился на гору Шандзи, а учитель на исходе лет просветлился.
Среда, 13 Февраля 2008 г.
02:36 Cloverfield
Как всегда, с передоза эпинефрина хочется материться. Это действительно передоз, двойной, а то и тройной. Heavy shit. Я рад, что так и не набрался смелости посмотреть ЭТО в кино.

Страшно не было, совсем: страх полностью смывался реками адреналина. Потрясающий эффект — просто заменить камеру на шарнирах и моторчиках любительской в руках бегущего человека, и присуствие — полное. Ты бежишь вместе с ними, мечешься вместе с ними, умираешь вместе с ними. Но даже в таком «жызненном» приближении остается место для прописанных характеров персонажей, чудовищных в своей точности выражении эмоций, и даже мелодраме. Это просто сильно. Это надо видеть. Но — только в свернутом в четверть экрана окошечке LightAlloy’я. Нервишки-то не железные, пошаливают…

Немедленно заносится в список величайших фильмом ВВИН.

PS: Любимый персонаж — Марлена. Как с ней жестоко обошлись…

Current music: Chiaki Ishikawa - Uninstall
Настроение: йопт
Закрыть